Глава 2.2 (продолжение)
Тут появился Москвин, на секунду завис, обнаружив совсем не того, кого ожидал увидеть, но сориентировался и принялся осматривать бывшую пленницу. Немецкий она тоже понимала, так что лейтенант вышел, чтобы еще раз, уже не так бегло, осмотреть каюту капитана, вдруг пропустил что важное. Когда Кирилл оставил доктора наедине с пациенткой, он вдруг подумал, что совершено ничего о ней не знает и поступает крайне опрометчиво, неизвестно, что она может выкинуть, поэтому подозвал шустряка Бекетова и приказал глаз с нее не спускать, при этом держаться немного поодаль, чтобы не смущать женщину во время осмотра врачом. Ничего похожего на представляющие ценность документы Кареев в каюте капитана не нашел. Итальянским он не владел, но и так было понятно, что разные ведомости на продовольствие, топливо и боеприпасы таковыми не являются. Одна находка, впрочем, стоила того, чтобы взять ее с собой, часы Pasha de Cartier, очень красивый подводный хронометр. Судя по другим вещам, водолазным делом капитан не занимался, то ли они ему просто понравились, то ли подарил кто, то ли просто отобрал у прежнего владельца. Последний вариант показался Кириллу наиболее вероятным, но особенно ответ на этот вопрос Кареева не занимал, так что он просто сунул трофей в резиновый мешок и вышел на палубу. Степан Шелестунов уже уплыл за лодкой, вскоре раздалось еле слышное тарахтение ее мотора и надувнушка оказалась у борта, обращенного в открытое море. Михаил Васильевич тоже выбрался наружу, поддерживая свою пациентку, одетую в матросский бушлат и завернутую в одеяло. Ей помогли спуститься в лодку, а Москвин быстро рассказал о том, что успел выяснить от нее и уже вычеркнутого из списка живых вражеского моряка.
- Зовут ее Елена, отец грек, мать испанка. Поддерживала связь с Сопротивлением и представителями английской разведки, но ничего серьезного не делали, говорильня одна. Взяли тут несколько человек чохом, скорее небольшая акция устрашения, чем реальная операция контрразведки, здесь и нет никого из этой службы. Посудина привезла немного боеприпасов, но возникли неполадки в машине, так что ремонтировались не спеша, рассчитывали послезавтра выйти в море, так что вовремя мы. С Еленой, похоже, просто решили развлечься, пока всерьез не пытали, пощечин надавали, били палкой и ремнем, по спине и ниже, но только синяки, ничего серьезного. Да и не спрашивали толком ни о чем, о связи с англичанами они, похоже, вообще не знали, считали просто одной из нелояльных к оккупационной администрации, хотели на ее примере остальных попугать. Про нашего агента она тоже почти ничего не знает. Вроде держат кого-то в комендатуре, ее саму оттуда быстро на «Эвридику» перевезли, а остальными задержанными сухопутное начальство занимается.
- Тогда так, ждать нечего, надо в комендатуру лезть. Времени хватит, темноты еще часов шесть, успеем.
Впрочем, прямо на лодке до места не пошли. Недалеко от комендатуры менее чем в ста метрах от берега находился небольшой островок, лодку и спасенную женщину решили оставить на нем, рассчитывая забрать на обратном пути. С собой пришлось тащить не только оружие, но и кое-какое снаряжение для подъема на скалу, веревки с карабинами, крюки, шлямбуры. С точки зрения альпинизма несчастные двадцать пять метров по не очень крутому обрыву, где нет проблем за что зацепиться, это даже не детский сад, а нечто еще более простое, но разведчики не знали в каком состоянии находится агент и на всякий случай готовились спускать его в полной отключке. Опять же, если кто из своих окажется ранен и не способен двигаться самостоятельно.
Оккупационная администрация располагалась в трех небольших старинных каменных постройках, одна из которых играла роль казармы, другая, очевидно, собственно комендатура, назначение третьей моряки не поняли, свет там не горел, никто не входил и не выходил. Со стороны моря имелась невысокая каменная ограда, два часовых ходили у внешней стены, а караулка, похоже, находилась в здании комендатуры. Незаметно забраться внутрь не составило труда, как и ликвидировать всю дежурную смену, после этого Кареев, Москвин и Квитко занялись зачисткой административного здания, а остальные направились в казарму. Вскоре стало ясно, что комендатура пуста, за исключением двух камер, в которых содержались задержанные в количестве пяти человек. Чтобы их разглядеть пришлось немного посветить фонариком, но Этьена Кирилл узнал сразу, он оказался единственным мужчиной в возрасте около сорока пяти лет, остальные либо намного старше, либо намного моложе. Ни английским, ни немецким местные не владели, как и разведчики греческим, так что пришлось объяснить жестами, чтобы сидели тихо, отпустить их планировалось немного позже.
- Как мне к вам обращаться? – на всякий случай поинтересовался Кареев по-русски.
- Товарищ Этьен, - чуть заметно улыбнулся агент. – Чего угодно ожидал, только не коллег в этом греческом захолустье.
- А мы и не совсем коллеги, скорее соотечественники. Разведка ВМФ, если точнее. Как вы, идти можете?
- Вполне, - преувеличенно бодро ответил нелегал, но Кирилл на этот счет не заблуждался, просто ходить одно, а самостоятельно спускаться по скале совсем другое, несколько лет в тюрьме не могу не сказаться на здоровье даже самого крепкого человека.
С подстраховкой и довольно медленно, но Этьена удалось доставить к воде, спустившийся первым Шелестунов уже привел лодку к берегу, разведчики забрались на нее и немедленно отчалили, до рассвета оставалось еще пара часов, но лучше не задерживаться. Время тянулось медленно, казалось, что надувнушка, чуть слышно пофыркивая мотором, едва двигается или вообще стоит на месте. Но это впечатление было обманчивым, они двигались со скоростью четыре-пять узлов, привыкшие к темноте глаза стали различать смутные очертания береговой линии на фоне чуть более светлого неба. Лодка успела подойти к бухте, где скрывался самолет до того, как окончательно рассвело.
- Ничего не слышно, - озабоченно произнес Москвин, поглядывая на часы. – Неужели не сработало?
- Далеко, да и море шумит, - успокоил его Ростовцев. – Заряд невелик, так что на несколько миль бабахать и не должно.
Разведчики оставили итальянцам небольшой сюрприз, прикрепив под кормой «Эвридики» небольшую мину с часовым механизмом. Взорваться она должна перед рассветом, это и вызвало беспокойство заместителя командира отряда. Расчет был не на то, что вражеский корабль немедленно затонет, а на то, что он будет с гарантией лишен хода, ведь взрыв повредит единственный винт, перо руля и гребной вал. Хотя, с учетом того, что за живучесть бороться некому, может и на грунт сесть, но глубина небольшая, даже мостик не скроет.
Пока двигались к своей бухточке, женщина, скорчившись, сидела у борта, а Этьен наоборот, оглядывался по сторонам с очень довольным видом. Причину его прекрасного настроения Кареев понимал, еще несколько часов назад будущее представлялось более чем туманным, а перспектива попасть домой, в Советский Союз, весьма сомнительной. И вдруг ситуация меняется как по волшебству! Летчики помогли выбраться на берег бывшим пленникам и принялись разгружать в летающую лодку снаряжение, а разведчики переоделись и занялись чисткой оружия. Москвин еще раз проверил самочувствие Этьена и Елены и нашел, что особых опасений оно не вызывает, по крайней мере, скорейшей госпитализации не требуется.
День придется провести здесь, если, конечно, не потребуется быстро уносить ноги. Вылетать собирались на закате, когда еще достаточно светло, чтобы ориентироваться, но затем быстро наступит темная южная ночь и позволит преодолеть вражескую систему ПВО и достигнуть Севастополя с минимальным риском быть замеченными и атакованными. Разведчики сменили членов экипажа летающей лодки на наблюдательном пункте, а бортмеханик Чагин, закончив с размещением груза внутри самолета, принялся руководить приготовлением обеда. Накормить предстояло двадцать одного человека, так что на костер, разведенный в пещере, водрузили ведерный котел. Все занимались своими делами, даже Этьен, попросивший блокнот и карандаш, быстро покрывал листки какими-то понятными ему одному символами, и лишь Елена безучастно смотрела на море, слушая Москвина, который потихоньку ее увещевал, периодически поглаживая по плечу. Наконец доктор закончил свой монолог, дождался легкого кивка от своей пациентки и пошел в пещеру. Молодая женщина немного посидела, потом решительно поднялась, сбросила одеяло и бушлат, скинула обувь, зашла по колено в воду и принялась ожесточенно смывать с себя грязь. Вода была холодная, но не ледяная, градусов шестнадцать, так что, если не злоупотреблять, риск простудиться не так уж велик. На берег вышел Москвин, в руках он держал свитер, который немедленно натянул на подошедшую Елену. Из глаз ее текли слезы, плечи дрожали, но не от холода, Михаил Васильевич набросил на нее бушлат и повел к костру, снова что-то негромко приговаривая. Через несколько минут он подошел к Карееву и сел рядом:
- Переживает она, поглумились над ней изрядно, не привыкла она к такому обращению.
- А есть те, кто привык? – фыркнул лейтенант. – Никто ее не обидит, но, раз уж ты теперь ее доверенное лицо, намекни, что у всех на виду голышом ходить не надо. Молодые неокрепшие организмы наших бойцов могут бурно реагировать на это зрелище.
- Красиво сказал, - оценил сидящий неподалеку комиссар. – А если серьезно, то что с ней дальше делать будем?
- И какие варианты? Кроме как взять с собой, ничего в голову не приходит. Если отпустим ее, куда она пойдет?
- Идти ей некуда, - подтвердил Москвин. – Ни денег, ни документов, ни нормальной одежды, и взять неоткуда, она тут не знает никого, единственный знакомый в бега ударился, когда ее арестовали.
- Так она же английская шпионка! – напомнил Ростовцев.
- Вот и вернем ее британцам, когда в Союз прилетим. К тому же ничего особенного нашпионить она не успела.
- Это она так говорит, - не сдавался старший политрук. – Откуда мы знаем, правда ли это?
- Да какая разница? – пожал плечами Кирилл. – Правду мы сейчас не узнаем, а британцы наши союзники. Доставим в Севастополь, доложим по команде, а там пусть начальство решает. Меня другое заботит. Согласно поговорке помните, кому везет?
- Дуракам и пьяным, - кивнул Москвин. – А ты это сейчас к чему?
- К тому, что никто из нас не пьет!
Доктор и комиссар некоторое время недоуменно смотрели на него, потом принялись хохотать. Когда они отсмеялись, Кареев продолжил:
- Это, конечно, шутка, но, как говорят в Одессе, в каждой шутке есть доля шутки. Смотрите сами. Мы работали против итальянцев, к тому же заштатного гарнизона в тихой и спокойной деревушке вдали от фронта. К противодействию морским диверсантам они не готовились даже в теории, поэтому прошло все очень даже легко и просто. Так вот, как бы это некоторым головы не вскружило, обманчивое впечатление собственной неуязвимости и великой умелости не создало. Смотрите в оба, отцы-командиры, а то на ерунде людей потерять можем.
Собеседники помолчали, потом Ростовцев произнес:
- Мысль понятна и правильна, но не забывай, что эта самая легкость потому и образовалась, что люди полгода тренировались и боевой опыт приобретали.
- Да знаю, что не на пустом месте наш очередной успех получился, но и вы приглядывайте.
Тем временем поспел и обед, вернее, поздний завтрак. Готовил Чагин, конечно, не как Карпенко, но получилось вполне съедобно, борщ из концентрата с добавлением тушенки, ржаные сухари и чай. Кстати, как зовут бортмеханика по имени разведчики так и не узнали, просто Чагин и все. Кареев предположил, что имя у него какое-нибудь неблагозвучное или ему самому не нравящееся, Евлампий, например. Забавно было наблюдать, с каким удовольствием съел суп Этьен, а вот Елена попробовала с некоторой опаской, но вскоре тоже бодро застучала ложкой. Видимо, женщине для счастья надо не так уж много, так как вскоре она уже улыбалась и вообще выглядела довольной жизнью, затем бывшая пленница принялась помогать Чагину приводить в порядок посуду. Остаток короткого зимнего дня прошел спокойно, лишь один раз на горизонте показалось какое-то судно, но оно неторопливо прошло на пределе дальности обнаружения и пропало из виду. К вечеру погода стала портиться, поднялся ветер, значительно снизилась видимость, но Фарих уверенно сказал, что подняться в воздух он сможет без особых проблем, надо будет только развернуться против ветра. Кареев поднялся наверх и последний раз оглядел окрестности, ничего подозрительного, но начинающийся дождь уменьшил видимость еще сильнее, летчики внизу махали руками и лейтенант приказал своим людям спускаться. Менее чем через четверть часа Фабио Брунович вывел гидросамолет из бухточки, сориентировался против ветра и начал разбег. Южнее их кратковременного пристанища в море вдавался мыс, мимо него и проходил курс летающей лодки.
Дальнейшее оказалось результатом череды случайностей, столь характерной для военных действий. Когда Коронадо приблизился к мысу, но не набрал еще нужной скорости, из-за него вдруг вскочил немецкий катер-тральщик, так называемый «раумбот». Вражеских самолетов или боевых кораблей здесь никто никогда не видел, поэтому экипаж мог бы себе позволить не торчать на верхней палубе без крайней необходимости, тогда времени, которое им понадобится на занятие своих мест у зенитных автоматов, вполне хватало на взлет. И надо же такому случиться, что незадолго до этого командиру катера пришла в голову неожиданная мысль – провести небольшую тренировку. Обозленные активностью своего молодого командира моряки уже два раза бегали туда-обратно и как раз все находились на боевых постах, когда из-за мыса на них выскочила большая летающая лодка с американскими опознавательными знаками. После небольшой задержки застучала носовая 20 мм зенитка и трасса хлестнула по правому крылу гидросамолета. Внутри никого не задело, но оба мотора выбросили полосы черного дыма, их пришлось выключать. Продолжать полет с неполной нагрузкой на двух двигателях еще можно, но  взлететь не удастся даже чудом, летающая лодка осела в воду и снизила скорость. Когда у Кареева мелькнула мысль, что погрузочный люк находится с борта, который сейчас не виден с катера, план действий мгновенно сложился в его голове и он стал сбрасывать с себя верхнюю одежду. Разведчики поняли все с полуслова и тоже начали быстро раздеваться и вытаскивать дыхательные аппараты. Фариху также не пришлось долго объяснять что и как, он кивнул головой, пролез к люку верхней пулеметной точки, откинул его и принялся махать руками, сопровождая это действо криками на немецком языке с просьбой не стрелять. Тем временем Кирилл и его бойцы разделись до трусов, нацепили акваланги, ласты, ножи, сунули в резиновые мешки ТТ с глушителями и запасные обоймы, подхватили тросы с крюками, которые использовали при взятии «Эвридики», и спрыгнули в воду. Катер осторожно подошел поближе и остановился в полукабельтове от летающей лодки, немцы принялись готовить надувную лодку. Командир «раумбота» видел перед собой огромный самолет и опасался, что внутри могут оказаться десантники, которые попытаются взять его кораблик на абордаж, если подвалить прямо к борту. Если бы он знал, насколько близок к истине! Но, как и любой другой на его месте, подводных диверсантов он в расчет не брал даже в теории. А Кареев рассудил, что низко стоящее солнце и волнение не даст противнику разглядеть ни плывущих под водой разведчиков, ни пузырьки воздуха от работы их дыхательных аппаратов. Все внимание немцев будет сосредоточено на самолете, нападения с противоположного борта никто не ждет. Сколько человек входит в состав экипажа Кирилл вспомнить не мог (как вспомнить то, что не знаешь?), но в любом случае это десятка три, не больше, к тому же часть немногочисленного экипажа находится на своих постах внутри корпуса, часть займет места в надувнушке. На верхней палубе должно остаться никак не больше двух десятков моряков, скорее даже меньше, получалось всего по два на брата. Вода была холодной, но не ледяной, проплыть около ста метров, да еще на адреналине, можно без особого ущерба подвижности.
Расчет оказался верным, семь гансов неспешно почапали на веслах к Коронадо, остальные, за исключением нескольких мотористов, с интересом наблюдали, хохоча и отпуская едкие замечания, за большим самолетом с американскими опознавательными знаками, на крыле которого два члена экипажа с огнетушителями заливали пеной чадящие двигатели. Некоторые даже устроили небольшой тотализатор, поспорив, есть ли среди пилотов хотя бы один негр. Высота борта «раумбота» составляла порядка двух метров, так что забросить крюки и оказаться на палубе стало делом буквально нескольких секунд. Первыми жертвами нападения стали расчеты эрликонов, к одной из пушек бросился Тарас и открыл огонь по надувной лодке, короткая очередь отправила ее на дно вместе со всеми моряками, разорванными на части 20 мм снарядами. Оказать сопротивление немцы просто не успели, ведь звуков выстрелов из стрелкового оружия никто не слышал, многие оказались убитыми раньше, чем поняли, что на них напали. Очередь из автомата не насторожила тех, кто находился внутри, ведь работала их собственная артиллерия, а когда рядом появились полуголые люди с пистолетами, сделать они уже ничего не могли, да и оружия при себе не имели. Быстрый подсчет показал, что на борту «раумбота» находилось двадцать восемь человек, в живых осталось четверо, капитан, два моториста и радист, их связали и уложили на палубе мордами вниз, пару раз приложив для пущей острастки. Последнее, пожалуй, было лишним, радист от страха и так напустил в штаны, остальные тоже на героев мало походили. Герр лейтенант лежал с перекошенным от страха и ненависти лицом, с ним случилась форменная истерика, когда до всех дошло, что их захватили русские.
Дизеля катера пофыркивали на холостом ходу, так что подойти к борту летающей лодки удалось достаточно быстро. Не последнюю роль сыграла прекрасная маневренность «раумбота», обусловленная применением крыльчатых движителей Фойта-Шнайдера вместо традиционных винтов. Они представляли собой конструкцию с поворотными лопастями, вращающуюся вокруг вертикальной оси. Изменяя угол атаки лопастей можно получить любое направление вектора тяги, поэтому катер не имел и рулей. Однако, опыт разведчиков в части управления кораблями был весьма невелик, а с учетом волнения неудивительно, что попытка подойти вплотную к летающей лодке закончилась помятым бортом многострадального самолета. Впрочем, никаких иллюзий по поводу его дальнейшей судьбы никто не питал, бедняга отлетался, отремонтировать двигатели здесь невозможно, стало быть, из летающих пора превращаться в водоплавающих. Разведчики быстро оделись и принялись помогать членам экипажа Фариха перегружать вещи из трюма Коронадо в «раумбот». Кареев же первым делом допросил немецкого лейтенанта, его интересовало наличие рядом других кораблей противника. Опасения оказались напрасными, в радиусе нескольких десятков миль никого быть не должно, и не похоже, что пленный пытался хитрить.
Работали как проклятые и через полчаса перетащили подводное снаряжение и другие вещи, летающую лодку отбуксировали подальше от берега и затопили, прорубив днище и крылья. Можно было поджечь, но не хотелось лишний раз привлекать внимание, уже почти совсем стемнело, а огонь будет виден издалека.
- Что дальше? – спросил подполковник Фарих, когда катер дал ход.
- Идем в Египет, других вариантов не вижу.
Фабио Брунович некоторое время что-то прикидывал, потом кивнул:
- Похоже, что так. В Черное море нам не пройти, вокруг Европы тем более. Пешедралить через Турцию в Иран или через Грецию, Болгарию и Румынию тоже. Вы-то может и дойдете, но с нами… Кстати, а мореходности у этого кораблика хватит для такого перехода?
- Хватит, до шести баллов он даже оружие может применять, дальности тоже достаточно. Запас хода более тысячи миль и баки почти полные, а здесь не более восьмисот. Но, если представится возможность, дозаправиться не мешает. Миша, возьми штурмана и поговори с арийцем, надо решать как пойдем. С запада Крит обходить короче, но безопаснее ли? Степан, с Чагиным разбирайтесь с движками, гансы-мотористы вам в помощь. Тарас, с бортовыми стрелками осваивайте эрликоны. Аристарх, узнай у местного маркони, есть ли у нас шанс связаться с Севастополем. Все, поехали!
Уже через несколько минут катер экономическим пятнадцатиузловым ходом бодро побежал на юг, Этьену и Елене предоставили возможность отдохнуть в небольшой носовой каюте, в соседних разместились свободные от вахты. В рубке остались Кареев, Фарих и его второй пилот лейтенант Алексей Добряков в качестве рулевого, тридцатилетний морской летчик до поступления в летное училище работал на буксире, недолго, но некоторый опыт имел.