Глава 3.23 (продолжение)
Благодаря Греческому отделу в Генштабе, с отрядами Народно-освободительной армии установилась неплохая связь, поэтому капитан 2-го ранга знал также, что Сопротивление активизировало свои действия и сражение за Пирей и Афины уже идет. В других частях страны тоже не сидят сложа руки, но это интересовало Кареева в меньшей степени, для него сейчас главное – десантная операция. Вскоре начался рассвет, Кирилл не сходил с мостика катера, вглядываясь в ставшую различимой береговую линию.
- Остров Флевес, - Маркелов ткнул биноклем в сторону небольшого клочка земли по правому борту. – Там укрепление есть, но его Сопротивление контролирует. До цели десять миль, час хода.
Четыре раумбота, увеличив ход, побежали в сторону Пирея, необходимо было убедиться, что там действительно все в порядке. Через полчаса командир одного из катеров передал, что на пирсах много людей, размахивают греческими и красными флагами, машут руками. Кораблик с комдивом на борту тоже увеличил ход и вышел вперед конвоя, а когда в бинокль уже уверенно читались причалы, пришло радио от Квитко, батальон выполнил задачу и зачистил авиабазу, аэродром готов к приему транспортов. Местные патриоты связали боем располагавшиеся там немецкие части, а морпехи с бронетехникой быстро завершили разгром, количество пленных уточняется, но один из них генерал авиации Мартин Фибиг, командир 10-го авиационного корпуса. Транспорты подошли к пирсам под ликующие крики и размахивание флагами, выгрузка началась в максимальном темпе, но еще до ее завершения один мотострелковый батальон в сопровождении представителей Сопротивления направился в сторону единственного железнодорожного моста через Коринфский канал с целью захватить этот стратегический объект и не допустить его разрушения.
Следующий батальон проследовал к Афинам, но это было скорее триумфальное шествие, ведь оставались лишь отдельные районы и объекты, где еще оборонялись немцы и местные коллаборационисты, но они достаточно быстро подавлялись морпехами, опыта городских боев им не занимать. Морские пехотинцы разделились на взводные штурмовые группы при поддержке танка или САУ, каждое такое подразделение сопровождали несколько десятков местных бойцов, хорошо ориентирующихся в городе и вооруженных легким стрелковым оружием. Афины вовсе не были превращены в крепость, никаких дотов и железобетонных бункеров, с лучшем случае наспех сооруженные баррикады, техникой немцы также оказались небогаты, в основном бронеавтомобили, для СУ-76 и Т-44 не противники. Поскольку танкам у Народно-освободительной армии взяться неоткуда, то и артиллерии у противника почти не наблюдалось, лишь небольшое количество зениток. В общем, греки неплохо справились бы сами, что они и сделали в известной Карееву истории, ну а морские пехотинцы им помогли, причем так эффективно, что вызвали их искреннее восхищение. Разумеется, потери были, но, конечно, гораздо меньше, чем могли быть при штурме какого-либо города в той же Польше или Германии, реально превращенного в крепость.
С передовым батальоном двигались и Кареев с Симоновым, писатель много фотографировал, постоянно делал пометки в своем блокноте. Его глаза горели, с лица не сходила радостная улыбка, иногда он махал рукой в ответ приветствующим морских пехотинцев грекам. Кругом буйствовала самая настоящая весна, все зеленело, что особенно контрастировало с холодной Москвой, откуда писатель прилетел менее недели назад, и это тоже добавляло позитива. Разгрузка всех трех транспортов полностью завершилась только к полуночи, сказалось наличие опытных докеров и нормальное состояние портового оборудования, к тому же грузами в основной массе являлись, все-таки, не станки, а техника на ходу, которая самостоятельно уезжала прямо с причала.
Мотострелковый батальон, совершивший бросок к мосту через Коринфский канал, сумел взять его целехоньким. Собственно, повредить сооружение немцам было затруднительно, даже если бы такая идея пришла кому-нибудь в голову, ведь взрывчаткой они не располагали, и никто заранее не минировал, к тому же появление танков с красными звездами на башнях выглядело совершенным сюрреализмом для солдат, несущих службу на земле древней Эллады. Под вечер прибыл по воздуху разведбат Бекетова, его ребята сразу разъехались по окрестностям для контроля территории вокруг столицы, хотя сомнительно, чтобы немцы предприняли попытку ее штурма, но сейчас не время предаваться благодушию. Дивизия Сафонова также стала сюда перебираться, а в качестве штаба Бориса Феоктистовича вполне устроил тот, что достался в наследство от 10-го авиакорпуса люфтваффе. После освобождения Афин Кирилл перебросил подкрепления к Коринфскому каналу, это ключевой объект, поскольку скоро подойдут передовые соединения 4-го Украинского фронта, им необходимо как можно быстрее перебраться на полуостров Пелопоннес и взять его под контроль, пока бритты не прочухали не принялись высаживать свои десанты. Сейчас все решала скорость, англичане находились в Северной Африке и Италии, оттуда вообще всего две сотни километров, но им необходимо сначала разработать саму операцию, найти и доставить десантные части, выделить самолеты. Все это они сделают, действия СССР в Греции для них уже не секрет, счетчик запущен.
Благодаря героическим усилиям железнодорожных войск и местных патриотов первый эшелон с войсками подошел к Коринфскому каналу уже 26 марта, после чего проследовал дальше в сторону Каламаты. Дальше составы пошли сплошным потоком, часть на юг полуострова, часть на Парты, Кареев знал также, что некоторые от границы свернули на запад. Железные дороги большей частью контролировались повстанцами, поэтому по относительно безопасным маршрутам эшелоны продвигались быстро. Первым делом доставлялись механизированные подразделения, а также кавалерия, поскольку сейчас важна в первую очередь мобильность. Как и предполагало советское командование, немцы прекрасно понимали бессмысленность попыток удержания Греции, а с СССР они «джентльменского соглашения» не заключали, поэтому предприняли все усилия, чтобы провести полную эвакуацию, повстанцы же совместно с Красной Армией пытались этому помешать. Сопротивлялись гансы отчаянно, но они не располагали значительным количеством бронетехники, к тому же она являлась уже устаревшей, основную часть последних модификаций Т-4, «Пантеры» и «Тигры», а также самоходки поглощал Восточный фронт. Артиллерия у противника также имелась в основном на конной тяге, с учетом рельефа местности это сильно ограничивало ее подвижность. Благодаря Сопротивлению основные аэродромы люфтваффе были известны, поэтому подверглись ударам с воздуха и штурмовке с земли. В целом, благодаря поддержке Народно-освободительной армии, потери советских войск оказались относительно невелики, но это лишь по сравнению с боевыми действиями на территории Польши, например. Окончательное освобождение Греции дело будущего, на это потребуется, похоже, около месяца, но в центральной части оккупантов больше не осталось, если только в качестве пленных. Особенное восхищение местных жителей вызвало то, что морпехи просто уничтожали немцев, если те оказывали сопротивление, в живых остались только сдавшиеся сразу. Это сыграло немалую роль и в приличном поведении тех, кто был вовсе не в восторге от прихода Красной Армии и надеялся встретить в качестве «освободителей» англичан. Даже самым недалеким из Народной республиканской греческой лиги стало понятно, что эти церемониться не станут и просто сотрут в порошок при малейшей провокации. Открытые военные действия лиги против Народно-освободительной армии начались еще осенью 1943 года, поэтому многие предпочли не напоминать о том, что состояли в ней. Комендантский час отменили уже 30 марта, но по городу ходили совместные патрули, с обычной преступностью тоже следовало бороться.
Последние эшелоны с морпехами пришли в Афины 28 марта, теперь дивизия контролировала столицу Греции, но отдельные ее подразделения участвовали в подавлении очагов сопротивления противника по всей стране, когда требовались снайперы и хорошо обученные штурмовики. Соединение Сафонова тоже интенсивно работало, обеспечивая воздушное прикрытие и поддержку, а также авиаперевозки, технари ремонтировали получившие повреждения планеры, к счастью ни одного «Гиганта» не потеряли, имелась возможность полностью восстановить все.
Утром 27 марта состоялись похороны морских пехотинцев, погибших при освобождении Афин, всего более ста человек, греки потеряли намного больше, около пятисот бойцов, а также неизвестное пока количество гражданских. Советских солдат и офицеров хоронили на территории Национального сада, недалеко от здания парламента, бывшего Королевского дворца, в братской могиле, но греки обещали воздвигнуть на этом месте мемориал, где будут указаны все фамилии. Похороны мероприятие тихое, но тут пришлось уступить политической необходимости и провести большую церемонию. Траурная процессия прошла по проспекту королевы Софии под звуки духового оркестра, собранного из местных профессиональных музыкантов, впереди шла знаменная группа с Боевым Знаменем дивизии, за ней двигались машины с гробами. Машины двигались в окружении почетного караула, впереди офицер с обнаженным клинком, за ним в ордере «Клин» морские пехотинцы с СВТ с примкнутыми штыками. Следом по правилам должны идти родственники умерших, но в этой роли выступил командир дивизии, Кареев оказался единственным, у кого нашлась парадно-выходная форма, та самая, в которой он вернулся из Москвы. Каким наитием вездесущий Илья решил взять ее с собой, даже он не мог потом толком объяснить, но получилось очень торжественно, молодой офицер со знаком Командорского креста ордена Феникса на шейной ленте, при кортике, в одиночестве медленно шел, провожая своих бойцов в последний путь. За ним двигались представители Народно-освободительной армии Греции, затем оркестр, по обеим сторонам улицы стояли местные жители, много, сотни, тысячи людей, после прохождения процессии многие шли следом. Флаг над зданием парламента был приспущен, а по бокам от места захоронения поротно стояли морские пехотинцы, по две с каждой стороны. Траурный митинг греки не затянули, говорили обычные в таких случаях слова, что будут помнить и никогда не забудут тех, кто отдал жизнь за их свободу, но делали это искренне, Карееву очень хотелось верить, что лет через пятьдесят-семьдесят никто тут над прахом его ребят глумиться не будет. Если такое случится, а он будет еще жив, то, к сожалению, окажется слишком стар, чтобы показать ублюдкам всю глубину своего огорчения, но может дети, а скорее, внуки сподобятся. Думать об этом сейчас не хотелось, история уже прилично изменилась, есть надежда, что на этот раз она пойдет иным путем.