Глава 2.25 (продолжение)
Дежурный на входе, проверив документы Кирилла, направил его сразу в приемную Кузнецова, сказав, что получил такое указание от наркома. Кареев только успел снять шинель и шапку, как секретарь пригласил его в кабинет. Адмирал стоял посреди комнаты и с улыбкой наблюдал за входящим морпехом.
- Товарищ народный комиссар…
- Ну, здравствуй, Кирилл Валерьевич! – Кузнецов пресек попытку доложить по всей форме и крепко пожал Кириллу руку, потом похлопал по плечу. – Как долетел?
- Здравия желаю. Неплохо, только в Пензе пришлось несколько часов погоду ждать.
- Да-да, в курсе. Ну, ничего, добрался же. Так, сначала о приятном. Твой заместитель, Уфимцев, подал рапорт о награждении морских пехотинцев за ваш последний рейд, могу только сказать, что вопрос, в целом, решен положительно. Товарищ Сталин высоко оценил действия бригады, ей присвоено почетное наименование «Славянская», кроме того, соединение награждено орденом Суворова 2-й степени. Супруга твоя, Светлана Владимировна, награждена орденом Отечественной войны 1-й степени, ведь перед тем, как ее ранили, она командовала сводным подразделением из штабных работников, отражала атаку неприятеля. Под стать тебе жена, Кирилл Валерьевич!
Кареев вздохнул:
- Иногда даже слишком.
Адмирал улыбнулся:
- Подобное нечасто бывает, будем надеяться, что бои с настолько превосходящими силами противника в отрыве от своих больше не повторятся. Сам понимаешь, случайностей там сошлось сразу несколько, и погода нелетная, авиация подержать не могла, да и корпусная группа противника, именно в это время и в этом месте. Ну да ладно. Про награждения своих орлов сам прочитаешь, долго рассказывать, можешь быть уверен, никто не обижен. Тебе кап-два присвоен, и Верховный лично указал, что ты достоин ордена Суворова 1-й степени!
В памяти Кареева сохранилась информация из прошлой жизни, что где-то в конце войны 1-ю степень ордена Кутузова получили несколько человек, не имеющих генеральских званий. Про орден Суворова 1-й степени вспоминался только полковник Грачев, летчик, возивший Сталина в Тегеран, это Кирилл в мемуарах Голованова вычитал. Кузнецов тем временем продолжал:
- Действия бригады обеспечили стратегический успех на южном участке фронта, Верховный это отметил и принял такое решение. Разумеется, я и Василевский его поддержали. Очень рад за тебя!
Адмирал замолчал и побарабанил пальцами по столу.
- Сегодня можно было тебя не дергать, награждение завтра в 14 часов, но в 21 час нас примет товарищ Сталин. Не скрою, сейчас ГМШ и Генштаб обсуждают вопрос дальнейшего использования бригады. Некоторые такие идеи выдвигают, что я диву даюсь, но это дело прошлое. Я уверен, Верховный захочет узнать твои предложения. Я понимаю, времени мало, но ты все равно подумай хорошенько. Не скрою, некоторым не по душе тот факт, что товарищ Сталин тебя и твою бригаду в пример ставит, поэтому, если ты споткнешься, тихо порадуются. Так что думай, комбриг, думай. Лучше самому выбрать для себя задание, трудное, но выполнимое, чем действовать по чужому плану. Земноводный ты, вот в чем твоя особенность. Ни морской штаб, ни сухопутчики в полной мере такую операцию спланировать пока не могут. Но если хочешь знать мое мнение, то на Черноморском побережье пока делать нечего, об освобождении Одессы, Николаева и Херсона в ближайшем будущем речи нет. А на другие участки фронта твои десантно-высадочные средства перебрасывать долго и очень тяжело, да и смысла, наверное, нет. И еще. Я в сухопутной тактике разбираюсь очень слабо, но от Василевского и Шапошникова слышал, что они твое умение наладить взаимодействие пехоты, танков, артиллерии, авиации и инженерных подразделений, а также разведку очень высоко оценивают. Это к тому, что если тебе понадобится что-либо и оно есть, получишь наверняка!
- Товарищ нарком, мне бы с последними сводками поработать, обстановку получше уяснить. Без этого планы строить бессмысленно.
- Ну, разумеется. Сейчас отдыхай, считай, уже ночь на дворе. А завтра к 8 утра придет машина, поработаешь в разведуправлении, Корней Иванович все материалы предоставит.
До гостиницы Кареев добрался быстро, молодой водитель откровенно лихачил, но за грань не переходил, чувствовалось, что за рулем настоящий мастер. Пока Кирилл отсутствовал, Света нагуляла добермана, насидевшемуся в самолете Максу требовалось дать выход бурлившей в нем энергии. Собакен от души набегался в расположенном недалеко от гостиницы сквере и теперь с довольным видом лежал у батареи, на которой сушились его бушлат и шапочка. В номере имелся душ, поэтому молодые люди с удовольствием в него забрались. Свете очень нравилось, когда муж ее купает, отказывать ей в этом удовольствии было глупо. Рассказывать про ордена Кирилл не стал, упомянул лишь о времени награждения, пусть будет сюрпризом. Недостатком любовного темперамента молодая женщина никогда не страдала, потом Карееву пришла в голову мысль, что у них был конкретный шанс навернуться в ванной, вот был бы конфуз, случись перелом или, к примеру, сотрясение. Впрочем, высшие силы влюбленных хранили, но на будущее Кирилл решил быть более осмотрительным. Наверное, для восемнадцатилетнего молодого человека это выглядело странным, но сознание взрослого мужчины не могло остаться безучастным.
Кареев встал в семь утра и до приезда машины успел привести себя в порядок, выгулять добермана и даже выпить стакан чая с бутербродом. Света осталась нежиться в постели, у нее-то была уйма времени. Автомобиль оказался тот же, как и водитель, погруженный свои мысли морпех не заметил как оказался на месте. Октябрев допоздна работал, поэтому ночевал в своем кабинете и к приезду Кирилла успел только побриться. После дружеских объятий кап-два пригласил коллегу за стол и попросил одну из своих сотрудниц принести им чаю.
- Все, что тебе нужно, уже готово, нарком еще ночью озадачил. Десять минут дела не решат, давай немного поговорим.
После обычных вопросов о здоровье и готовности к дальнейшей службе Корней Иванович перешел к делу.
- Пока ты в госпитале валялся, тут из-за тебя и бригады нешуточные страсти кипели. Ты в курсе, что среди командиров, находившихся у тебя для изучения опыта, были работники Генштаба? Нет? Так вот, они написали справку, где очень высоко оценили твои действия, что вполне понятно. Но они также выразили мнение, что ты продемонстрировал настоящую академическую подготовку, подкрепленную солидным боевым опытом, чего у тебя по определению быть не может.
- И что теперь? – хмыкнул Кареев. – Мне начать срочно ошибки делать?
- Не в этом дело, тебя стали в пример ставить, некоторым генералам это не понравилось, мол, сопляком, выскочкой в нос тычут. Но Верховный тебя высоко ценит, и от Кузнецова и от Василевского это неоднократно слышали. Ты командир с мозгами, сам все понимаешь, но я все-таки скажу. Будь поаккуратнее, греху гордыни ты, вроде, не подвержен, но все-таки.
- Корней Иванович, что вы со мной как с маленьким! Нет у меня привычки, - тут Кирилл чуть не ляпнул «пальцы гнуть», - хм-м, такой… И потом, сами знаете, какая в бригаде собралась команда. С этими людьми можно горы свернуть, все успехи наши общие!
- Ладно-ладно, не кипятись, - улыбнулся разведчик, допил чай и поставил стакан на стол. – Давай так. Сейчас работаешь со сводками, если что-то дополнительно понадобится, запрашивай, об остальном не волнуйся. Светочку привезут, не беспокойся, питомец твой ушастый, пока вас награждают, у меня побудет, нечего ему в номере сидеть.
Для работы Карееву выделили небольшой уютный кабинет, хозяин которого находился в длительном отъезде. Девушка с одним средним галуном младшего лейтенанта на рукаве принесла тонкую папочку с завязками, заинтересованно стрельнула глазами на погоны и награды на кителе гвардейца и, плавно покачивая бедрами, удалилась. Наверное, она была разочарована, что кроме короткого «спасибо» ничего от морпеха не дождалась, но Кирилл уже совершенно отрешился от внешнего мира, вчитываясь в скупые строки сводок и представляя себе, какие усилия и жертвы стоят за всем этим. Сводки Совинформбюро давали самую общую картину, теперь же она приобретала четкость, выявляя то, о чем в средствах массовой информации говорить не принято. Восприятию способствовало и послезнание, хотя отличия от известной Карееву истории накопились значительные.
У Кирилла создалось впечатление, что положение на Севере, в районе Ленинграда, на участках Волховского, Северо-Западного Калининского фронтов если и отличается, то непринципиально. Удивило другое, Ржевской мясорубки не было, по крайней мере, в известных ему масштабах. Нет, боевые действия велись, но без того запредельного накала и потери уменьшились на порядок, особенно санитарные. Из материалов не удалось понять причину, похоже, что советские военачальники задействовали гораздо меньше сил и ставили иные задачи. Разбираться с этим не имело смысла, Кареев просто отметил как данность.
На юге линия фронта проходила по Днепру от побережья Черного моря до Новомосковска, затем она поднималась почти строго на север до района Орла, за исключением, конечно, вклинившихся на участке до Харькова войск противника. Но это всего лишь конфигурация, гораздо важнее было другое. Пользуясь в том числе послезнанием, Кирилл сделал вывод, что как и в прошлой истории многих командиров даже высокого ранга подвела победная эйфория. У людей создалось впечатление, что победа в войне вот-вот будет достигнута, враг деморализован, повержен и бежит, можно гнать его почти до Берлина. С одной стороны, столь высокий боевой дух в войсках полезен, но в данном случае это привело к снижению элементарной осторожности и неоправданным потерям. Противник жестко огрызался и не собирался пока капитулировать. Примеров оказалось достаточно, когда целая механизированная или танковая бригада перла вперед без должной разведки, нарывалась на засаду и теряла почти всю технику и значительную часть личного состава. В танковых корпусах техники оставалось катастрофически мало, но они все равно наступали, хотя следовало остановиться. Упрекать людей в том, что они страстно желали освободить как можно больше своей родной земли неправильно, но так же неправильно военачальникам поддаваться эмоциям и совершать подобные ошибки. К тому же взаимодействие родов войск по-прежнему осуществлялось на недостаточном уровне. Конечно, профессиональному военному легко судить, имея опыт и знания последующих семидесяти пяти лет, но не подумать об этом Кареев не мог.
«Итак, что мы имеем? Как бы ни было соблазнительно рвануть вперед и выйти к Днепру на всем его протяжении, а это уровень конца 1943 года в моей прошлой жизни, сил для этого нет от слова совсем. Тут дай Бог что имеем удержать. О качелях туда-сюда у Харькова речи, похоже, нет, все-таки немцы потеряли гораздо больше, но большинство ударных соединений являются таковыми только по названию. Насколько я помню, гансы сумеют сконцентрировать силы раньше, но до лета это не будет иметь решающего значения, месяца через три наступит весенняя распутица и им придется ждать лета. Ладно, это все глобальные проблемы, бригаде-то что делать? Демонстрировать активность на побережье? Особого смысла нет, фрицы на это не купятся, прекрасно понимают, что развивать успех некому. Перемещаться севернее? Ключевая позиция там только одна, Ржевский выступ, будь он неладен, но одной бригадой ничего не сделать. Хотя, если наши потери там существенно меньше, то и сил больше. Так, а пузырь южнее Харькова? Нет, пусть до лета и остается, можно будет прихлопнуть разом. Еще севернее? Ленинград? Гонять бригаду с Черного моря на Балтику? Нет смысла, да и не успеем. Насколько помню, наступление начнется в середине января, недели две осталось. Значит, Ржевский выступ? Вроде я не суеверный, но перекреститься хочется! Ладно, посмотрим, как разговор пойдет. Вовсе не факт, что Верховный меня о чем-то таком спросит, а если и спросит, то наверняка уже сам что-то решил.»