Глава 2.23 (продолжение)
Пробуждение принесло тишину. Некоторое время Кирилл лежал и вслушивался в нее, потом понял, что это действительно тишина, никаких выстрелов, взрывов, отдаленного гудения моторов, почти ничего. Почти, потому что где-то за дверью слышались голоса, они были приглушенными, по всей видимости, дверь в палату оказалось не только плотно закрытой, но и весьма толстой, поэтому Кареев не сразу сообразил, что говорят по-немецки.
«Вот дерьмо! Значит, гансы все-таки прорвались и захватили госпиталь! А у меня, как в мультфильме про Простоквашино, сил хватает только чтобы телевизор смотреть, вернее, лежать тут на коечке, в чем мать родила, кстати. Такого попадалова со мной еще не случалось. Интересно, оружие, хотя бы Вальтер ППК, мои орлы догадались оставить? Вряд ли, да и зачем? Застрелиться? Дудки! Если сразу не прикончат, сил наберусь и такой Сталинград вам, суки, устрою, либерасты лет через семьдесят пять на слюни изойдут, Лаврентий Павлович добрым Дедушкой Морозом покажется!»
От этих мыслей немного полегчало, хотя чувствовал себя молодой человек прескверно, как физически, так и морально. Потом догадался негромко позвать Савича:
- Андрей, ты здесь?
- Тут, где же мне быть. Проваляюсь, чувствую, долгонько.
- Ты ничего не слышышь?
- Фрицы гомонят, их Миша штопает. Вообще-то, это танкисты с каких-то новых танков, троих в плен взяли. А остальную братию всю подчистую вырезали.
Кирилл облегченно рассмеялся:
- Фу ты, а я-то уже невесть что подумал!
Минометчик хмыкнул:
- Думал, что в плен угодил? Нет, нормально все, полчаса назад Москвин заходил, он и рассказал, а ты спал.
- Чего рассказал, кого вырезали?
- А, ну да, ты же не знаешь ничего! Сначала слух прошел, что ты погиб. Тут такое началось, наши озверели вконец, пленных вообще не брали, дрались как безумные. Потом выяснилось, что ты жив, но от фрицев уже мало что осталось. Пехота от Сталино подъехала, наконец, во фланг ударила, остатки немцев лапки кверху. Подробностей никаких не знаю, Миша в двух словах все рассказал и пошел дальше трудиться, у него работы много.
- Утром, вроде, штурмовики работали.
- Было дело. Когда летуны узнали, что нам туго приходится, на выручку полетели. Снег прекратился, развиднелось чуть-чуть, но все равно, немцы не летают, а наши буквально на брюхе, едва ли не винтами цепляя, пришли!
Зашла медсестра с керосиновой лампой, осмотрела раненых, озабоченно потрогала лоб Кареева, покачала головой.
- Вы бы нам свет оставили, - попросил Кирилл. – Лежим как в погребе, тьма кромешная.
Женщина чуть заметно улыбнулась, ничего не ответила, но лампу оставила. Возбуждение проходило, молодой человек только сейчас понял, что его разжигает, становилось все хуже, поднималась температура. Вскоре быстро вошел Москвин, Кириллу сунули под мышку градусник, Михаил осмотрел повязки, глянул на результат измерения, озабочено покачал головой и вышел. Накатывала слабость и какое-то одурение, наступила апатия, мысли в голове ворочались вяло, сначала Кареев по привычке обдумывал прошедшие сутки, все ли делал правильно, не допустил ли ошибки, но постепенно сознание стало уплывать, переключаться на какую-то ерунду. Медики снова делали уколы, поставили капельницу, но дальнейшее Кирилл помнил плохо, отрывочно. Куда-то везли, долго или нет, непонятно, чувство времени исчезло, мозг был занят всяким бредом, он не мог даже понять, что говорят люди в белых халатах, да и не пытался этого делать. Постепенно образы стали узнаваемы. Приходил отец, говорил, что с ним все в порядке, воюет, а как же иначе. Просил не беспокоиться и беречь себя, сказал, что встретятся после войны. Затем появилась мама, она молча гладила его по щеке и улыбалась. Кирилл потянулся к ней, но тело не слушалось, хотел заговорить, но не мог произнести ни слова. Постепенно ее образ стал терять очертания, расплываться, потом вдруг мысли обрели ясность, зрение тоже сфокусировалось, Кареев понял, что лежит с открытыми глазами, а рядом на краешке его кровати сидит голенькая Света и гладит его по щеке.
«Я сошел с ума! Даже странно, голова, вроде, соображает, а тут такие видения. Стоп! Во сне не может быть ощущений, а я чувствую ее ладонь! Но она же не может прийти в таком виде!»
Заметив, что взгляд супруга стал осмысленным, Света улыбнулась:
- Ты очнулся, любимый!
- Кх-м, ты здесь откуда?
- Нас, как мужа и жену, в одну палату поместили, я очень просила.
- О-о-о!
- Ты что? – испугалась молодая женщина. – Тебе плохо?
- Нельзя же так пугать! Я подумал, что сошел с ума! Открываю глаза, а тут ты голышом сидишь! Представь, что я полумал!
- Так я же говорю, что на соседней койке лежу. Одежду не дают пока, вставать тоже не разрешают. Сейчас нет никого, вот я и…
- Это еще что такое?! – громогласно вопросила вошедшая в палату женщина.
Света вернулась на свое место, но тетка все равно ругалась, практически орала, и вскоре у Кирилла разболелась голова. Запала у медички хватило бы надолго, но появился мужчина лет пятидесяти с двумя шпалами военврача 2-го ранга, за ним еще кто-то, тетка замолкла и, что-то ворча, удалилась.
- Так-так, - улыбнулся доктор, - очнулись! Прекрасно, молодой человек. Как ваше самочувствие?
- Пока не понял, - вздохнул Кареев. – Слабость сильная и в ушах звенит. Дайте попить, пожалуйста, в горле скребет.
Врач дал молодому человеку морса из поильника, после чего послушал дыхание и сердце через забавную трубочку, с которой обычно изображают на картинках Айболита, постучал пальцами по грудной клетке, помял живот и удовлетворенно кивнул.
«Аускультация, перкуссия, пальпация,» - почему-то вспомнил Кирилл и спросил:
- Где мы?
- Так-так, не помните? Ну да, ну да… Вас привезли в Сталинград на самолете, указание, - тут доктор ткнул пальцем вверх. – Раны неопасны сами по себе, но вы потеряли много крови и пролежали на снегу. Пневмония, да-с! Организм крепкий, справился, кризис миновал, но придется полежать, и не возражайте, молодой человек!
Кареев и не собирался, по крайней мере сейчас он чувствовал себя так, будто его долго жевали и выплюнули. Голова стала соображать лучше, сразу появилась тревога за бригаду, за друзей, но, с другой стороны, люди они вполне компетентные, справятся пока и без него.
- Последний вопрос, доктор. Кого-нибудь еще привезли из моих людей?
- Из ваших? – озадаченно переспросил врач, было видно, что он уже думает о чем-то другом. – Ах, из морских пехотинцев? Нет, остальные, кого доставили этим рейсом, из других частей, тяжелораненые. Итак, пока постельный режим.
Затем доктор осмотрел Свету, попенял:
- Что же вы, душечка, встаете, я же запретил. Постельный режим!
Свита из двух более молодых врачей все это время стояла за спиной у старшего коллеги, потом они по очереди осмотрели девушку и, о чем-то негромко переговариваясь, удалились, зато пришла пожилая санитарка и напоила супругов теплым бульоном. Полчашки произвели на Кирилла волшебное действие, ощущение возникло, будто полведра одолел, снова стало клонить в сон, и молодой человек вскоре отключился.
Пробуждение оказалось не столь приятным, снова появилась давешняя дородная и громкоголосая тетка и с нескрываемым удовлетворением объявила, что их переводят в другие палаты, ибо не положено и все такое. Два пожилых санитара сначала увезли Свету, потом переложили Кирилла на каталку и оттранспортировали в другой конец коридора, в просторную светлую комнату, где уже лежало пять человек. Все они с интересом разглядывали новенького, когда капитан 3-го ранга устроился, наконец, на своей койке, один из них спросил:
- Ты как, парень?
- Жить буду, - хмыкнул молодой человек. – Меня Кириллом зовут.
- А я Иван Петрович. Ты откуда, с Южного или Юго-Западного?
Народ в палате подобрался существенно более возрастной, самому молодому на вид было лет тридцать пять-сорок, самому старшему, вероятно, за пятьдесят.
- Из Славянска. Мы из Таганрога шли, сначала Сталино взяли, потом Краматорск, затем Славянск. Тут гансы и навалились, как водится, намного превосходящими силами, там меня и приложило.
- Бок тебе, видать, знатно распатронили, - кивнул другой сосед. – Повязка на полспины. А сюда-то как попал? Славянск, не ближний свет!
- Говорят, на самолете привезли.
- Ну, не на оленях же, - хмыкнул Иван Петрович. – Случай у тебя, видать, непростой, раз здесь оказался, но ты не расстраивайся, заведующий наш, Иван Антонович, замечательный специалист, профессор!
Тут позвали на ужин, пошли все, кроме Кирилла и весьма желчного вида мужчины, на вид одного из самых старших. Он к разговору интереса не проявлял, хмурил брови и косился на новичка, но пока не проронил ни слова. Снова пришла та же пожилая санитарка, чем она кормила соседа, молодой человек не видел, ему же вновь достался бульон. Вскоре вернулись остальные, радостно обсуждая какую-то новость, впрочем, неходячие тоже узнали, что взяты Харьков и Днепропетровск и вскоре наши войска соединятся где-то в районе Краснограда. Молодой человек попросил рассказать, что же сейчас происходит на фронтах, Иван Петрович охотно поведал, что ведется грандиозная наступательная операция, в ходе которой окружены войска немцев и их сателлитов на юге Украины. Внутреннее кольцо замкнулось в Славянске, Кареев понял, что это произошло вскоре после его ранения. Внешнее кольцо еще не замкнуто, но это дело максимум пары суток, сил, чтобы парировать удары Красной Армии у противника на этом участке фронта просто нет. Южный фас внешнего кольца окружения формировался наступающими из Крыма войсками, достигнута полная внезапность, успех ошеломляющий.
- Да и вы там потрудились изрядно, - завершил свой рассказ Иван Петрович. – Немцы целую корпусную группу сформировали для прорыва, бОльшая ее часть как раз в Славянск и уперлась. Я слышал, что ее хотели развернуть обратно, но не успели, а потом уже и некого было.
Кирилл вздохнул.
- Не вздыхай, голова садовая! Жив, скоро будешь здоров. Кстати, а ты из каких будешь? Не танкист часом?
- Морская пехота.
- Точно! – вступил в разговор еще один сосед, самый молодой из старожилов палаты, Алексей. – В сводках говорили, что там эти черти из 1-й отдельной гвардейской бригады бились, фрицев после них штабелями укладывают! Ты, стало быть, гвардеец?
- Есть такое дело.
- Наш командир тоже все мечтал, что дивизия гвардейской станет, - вздохнул Алексей.
- И что? – поинтересовался самый пожилой, Петр Терентьевич.
- Командир погиб, мы потери понесли большие, задачу-то выполнили, но гвардейское звание так и не заработали.
До отбоя обсуждали положение на фронтах, Алексей рассуждал о Втором фронте, откроют его союзники в следующем или нет. Неходячий сосед почти все время молчал, чаще всего хмыкал или скептически произносил:
- Как же!
- Куда там!
- Вот еще!
Голос у него тоже был какой-то унылый и даже скрипучий, глядя на него Петр Терентьевич досадливо морщился. Наконец в 22 часа вошла дежурная медсестра, погасила свет и пожелала всем спокойной ночи. Перед этим она некоторым сделала уколы и измерила Кириллу температуру, невысокая еще держалась, но это и понятно, слишком мало времени прошло с преодоления кризиса.
Ночь прошла относительно спокойно, спал Кареев неплохо, проснулся всего пару раз, а вот как спали в соседней палате сложно себе представить. Кто-то храпел так, что звук спокойно проникал сквозь плотно закрытые двери, а уж там, наверное, даже стекла дрожали. Хорошо еще, что никто из соседей молодого человека не этим не страдал.
- Что это было ночью? – поинтересовался Кирилл. – Такое ощущение, что там дизель танковый без глушака заводили!
Все засмеялись.
- Есть там один мужичок с ноготок, - усмехнулся Иван Петрович. – Ростика небольшого, тщедушный, а храпит – закачаешься! Попадаются иногда такие люди, смотреть не на что, а голосина!
На утренний обход медики заявились большим кагалом, десяток врачей, в том числе четверо совсем молодых парней, видимо, сразу после института, шесть медсестер самого разного возраста и уже знакомая тетка, оказавшаяся старшей сестрой. Выйдя из соседней палаты они остановились и Кирилл услышал негромкий голос Ивана Антоновича:
- Зинаида Прокофьевна, зачем вы с лейтенанта одеяло полностью сдергиваете? У него ранение в плечо, он молодой человек, естественно, стесняется.
- Так положено! – отрезала та. – Здесь медицинское учреждение, стеснительность свою пусть в другом месте проявляет!
Заведующий отделением только вздохнул и вошел в палату, где лежал Кареев. Все проходило как обычно, лечащий врач докладывал о ходе лечения своих пациентов, о сделанных назначениях, их осматривал Иван Антонович, иногда давал советы. Как стало понятно из разговоров медиков, лечение у большинства проходило успешно, но неспешно. Антибиотики еще не получили распространения, поэтому воспалительные процессы, а таковых хватало, угасали медленно. Зинаида Прокофьевна одеяло с Кирилла стащила до самых ступней, зав отделением снова вздохнул, но ничего ей не сказал. Как понял молодой человек из реплик его лечащего врача, мужчины лет сорока, основная задача – не мешать организму восстанавливаться, легкая поддерживающая и общеукрепляющая терапия. Последним подошли ко второму неходячему, у него оказалась нога в гипсе и последствия контузии.
- Иван Антонович! – вдруг обратился он к заведующему отделением. – Когда меня сюда поместили, то говорили, что это палата для старших командиров!
- Это так, - несколько растерянно произнес врач.
- Тогда почему к нам положили этого юношу?
- Но, Модест Карпович…
- Вы ступайте, товарищи, мы тут сами разберемся, - недовольно сказал Петр Терентьевич. – Это явно не медицинский вопрос.
Обход двинулся дальше, когда врачи и медсестры вышли, он повернулся к соседу:
- Карпыч, ты совсем стыд потерял?
- Я бы попросил! Я интендант 1-го ранга…
- А я полковой комиссар! По-твоему рядовой боец человек низшего сорта?!
Модест Карпыч покраснел, запыхтел, потом выдавил:
- Ничего такого я не говорил.
- Вот и не неси чепухи! – уже спокойнее произнес Петр Терентьевич. – А ты, Кирилл, не тушуйся, не такие мы и страшные!
- Да нормально все. И статус кво не нарушен.
- А ты в каком звании-то? – заинтересовался Алексей.
- Гвардии капитан 3-го ранга.
- Второго! – в палату вошел Келлер. – Тебе, дорогой ты мой, следующее звание присвоили! Ну, здравствуй, коллега!
- Александр, здравствуй! Рад видеть живым и здоровым! Какими судьбами здесь?
- Этого не скажу. Вот, узнал, что тебя сюда перекинули, решил заскочить, проведать. Твои все целы?
- Все.
- Как всегда. Завидую! У меня не столь хорошо, потери есть. Длинного помнишь, рыжего? И небольшого, нос картошкой? – энкаведешник вздохнул. – Такие вот дела. А про звание твое я сам случайно узнал, поздравляю! Впрочем, обмывать не спеши, не объявили ведь еще.
- Значит, пьянка отменяется! – засмеялся Кареев. – Ребятам своим привет передавай!
- Обязательно. Ну все, пошел, я ведь по пути, на минутку заскочил.
- Удачи вам всем!
Келлер вышел, а Кирилл некоторое время лежал с улыбкой, потом обратил внимание на глядящих на него соседей.
- Погоди, так ты, получается, Кареев? Командир бригады? Чего же молчал-то?
- А чего говорить? – удивился молодой человек. – Если бы я, к примеру, ротным оказался, вы бы со мной иначе общались?
- Нет, конечно, - хмыкнул Иван Петрович. – Но уж теперь-то ты нам расскажешь, как вы там воевали!
Верховный Главнокомандующий прошелся по своему кабинету, постоял у карты, принесенной Василевским, постучал по ней черенком трубки:
- Когда можно ожидать соединения наших войск и замыкания внешнего кольца окружения?
- Осталось порядка пятидесяти километров, товарищ Сталин, противодействие противника практически отсутствует, поэтому к исходу наступающих суток все должно быть закончено.
Хозяин кабинета кивнул и возобновил свое движение.
- С учетом нынешней обстановки как вы оцениваете перспективы дальнейшего продвижения?
- Необходимо остановиться и закрепиться на достигнутых рубежах, - твердо ответил начальник Генштаба. – Существующее положение достигнуто колоссальным напряжением наших сил, это максимум того, что можно было сделать. И даже чуточку больше.
Сталин удовлетворенно кивнул. Раздавались голоса некоторых «стратегов», призывавших двигать дальше, на Полтаву, Кременчуг, манили Киевом. Освободить Киев, «мать городов русских», более чем заманчиво, но не сейчас, не скоро еще! Противник собирает силы, до окончательного разгрома еще далеко, а кое у кого опять головокружение от успехов началось. Мысли Верховного переключились на карту, он вновь подошел к ней, еще раз оглядел и спросил:
- Вы ведь что-то хотели еще сказать?
- Да, товарищ Сталин. Вернулись работники Генштаба, направленные в бригаду Кареева под видом фронтовых командиров, изучающих опыт. Выводы несколько неожиданные, хотя…
- Говорите как есть, товарищ Василевский, будем разбираться.
- Они совершенно уверены, что командир бригады действует как человек, имеющий прекрасное военное образование, как выпускник академии, обладающий, к тому же, значительным боевым опытом. Если бы он окончил академию перед войной, прошел через Халхин-Гол и Финскую, воевал с первого дня хотя бы комбатом, можно было бы сказать, что он очень одаренный и перспективный военачальник. Но ему всего восемнадцать лет! И нет никого, кто мог бы постоянно давать ему советы такого уровня, он все делает сам, принимает решения на ходу, мои сотрудники все это наблюдали. У меня нет рационального объяснения.
Верховный Главнокомандующий помолчал, потом задумчиво проговорил:
- А так ли нам надо его искать, это рациональное объяснение? Кареев все делает сам? Сам, это ваши подчиненные подтверждают. Александру Македонскому сколько лет было, когда он отправился мир завоевывать? Евгений Савойский в двадцать лет полком командовал. Петру Румянцеву, будущему графу Задунайскому, было шестнадцать лет, когда он стал полковником. Почему мы считаем, что наша молодежь хуже их и ни на что подобное неспособна?
- Как-то не подумал об этом, товарищ Сталин, - смутился Василевский. – У Кареева очень хорошая библиотека собрана по военному делу, и не только. Издания на разных языках, на немецком и английском он сам читает свободно, с другими ему товарищи помогают.
- Вот видите, самообразование – великая вещь, если человек хочет и умеет учиться. Значит, не зря ему присвоено очередное звание, заслужил. А когда завершится операция, можно и о награде подумать. Будете готовить свои предложения, не забудьте командира гвардейской бригады. С поставленной задачей это соединение справилось на «отлично». И даже чуточку лучше!