Тем более, что он то ЗНАЕТ, во что это в итоге выльется.....

Кареев ведь военный со стажем,  так  что знает, что в сомнительных случаях лучше всего отморозиться на туповатого, да еще и молодого туповатого служаку, а не вести философские беседы с генералами. В общем,  про воспитательную работу компартии Украины и ее компетенцию он бы генералу скорее всего не стал говорить.

Да.  Об этом как то не думали. Пока он был мелкой сошкой,  абвер просто не успевал застать его на месте, а командир бригады более территориально стабилен, значит контрразведка вокруг него должна агентов просто косой косить.  Однако,  статус главы особого отдела бригады никому не известен, он сам наверняка не светил шелковками или еще какими цацками из Москвы.

А вообще. Послушайте. При всем уважении,  но позиция кота Леопольда консервирует проблему - зачем вообще гасить в сюжете этот конфликтный момент. Кареев, он же зрелая личность и знает расклад на большую глубину, он сразу должен просечь, откуда ветер дует и открывающиеся перспективы скомпрометировать антисталинскую оппозицию. 
Он мог как бы простодушно подыграть так, что-бы  вся эта тусовка увязла поглубже и желательно засветила тех,  кто за ними стоит (Хрущев,  Запорожец и прочие).  С точки зрения  сюжета,  книга бы только выиграла еще одной острой сценкой. Для сюжета вообще было бы интересно,  если  бы эта бандеровская дура пришла с командой для  ареста Кареева и сделала такую попытку,  а  его охрана замочила бы их всех вместе с этим генералом, а из нее особисты тут-же для шифровки, а потом и в подробностях вытряхнули бы подробности заговора, не отходя от кассы. Кто там с ними справится,  если у него полроты головорезов на бронетехнике, вокруг фронт, а  все выглядит как бандеровская диверсионная акция.

Надо больше жести и ада, потому что с отказом от десанта в Румынию, все стало пресновато.  А у интриги так себе сюжетного веса..., со стрельбой лучше, а  судя по особисту бригады, он все варианты подготовился  встретить.

Отредактировано Член кружка (18-11-2019 19:14:52)

Глава 3.3 (окончание)
В это время в помещение вошли высокий худой генерал-лейтенант и мужчина в полувоенном френче и белых бурках, какие любили носить партийные функционеры. Присутствующие встали, Батько, а это мог быть только он, некоторое время разглядывал зал, по мнению Кареева дольше, чем того требовали правила приличия, потом предложил садиться. Немного подумав, он вдруг произнес:
- Генерал Грязнов, вы командир корпуса, поэтому прошу пройти в президиум. Товарищ Василевский срочно вылетел в Москву, поэтому это совещание поручено провести мне. Начнем с отчетов командиров соединений.
Все это было немного странно, боевые донесения ушли еще вчера, поэтому командование не могло не знать о положении дел. Скорее всего, решили провести что-то вроде публичного разбора полетов, правда, на такие мероприятия посторонних не приглашают. Когда комдивы и Кареев завершили свои доклады, Батько выступил с пространной речью, положительно оценил их действия, но дал понять, что можно было и «тщательнее». Как часто бывает в таких случаях, на конкретные недочеты или ошибки не указал, отделался общими фразами. Офицеры стали переглядываться, вроде и похвалили, но так, что лучше не надо. Между тем, Батько сделал мхатовскую паузу и переключился на Кирилла:
- Товарищ Кареев, а к вам есть вопрос! Действовала бригада неплохо, неплохо, да… Однако, вы не сразу оказали помощь группе Гарькавого, хотя имели такую возможность. Из-за вас его войска понесли значительные потери. Объясните причину задержки!
Кавторангу очень хотелось сказать, что это получилось потому, что кое-кто до сих пор не научился ничему, кроме как давить противника массой, но кавторанг сдержался.
- Как только удалось разобраться с ситуацией, подразделения бригады перешли на другой берег Лугани, артиллерия также оказала огневую поддержку. Прямой связи с генералом Гарькавым я не имел, поэтому получить информацию напрямую не мог.
- Ну, допустим, хотя многие здесь другого мнения.
Муссировать эту тему дальше Батько не стал и предоставил слово гражданским, превратив совещание в небольшой митинг, на котором представитель ЦК КП(б)У товарищ Мясопустная и мужчина в полувоенной форме, фамилию которого Кирилл не расслышал, поскольку присутствующие аплодировали предыдущему оратору, благодарили за освобождение Ворошиловграда, просили бить врага еще сильнее, заверяли в решимости работников тыла обеспечить армию всем необходимым, в общем, все то, что обычно говорят в таких случаях. У Кареева создалось впечатление, что мужчина выступал искренне, волновался от избытка чувств, а вот Мясопустная будто номер отбывала, а может просто по жизни была такая малоэмоциональная. Причина стала понятна немного позже, когда Батько поблагодарил всех присутствующих и закрыл полусовещание-полумитинг, сказав напоследок:
- А вас, товарищ Кареев, я попрошу задержаться.
Когда все вышли, в зале остались генерал-лейтенант, Мясопустная и Кирилл. Представитель ЦК КП(б)У вставила сигарету в длинный мундштук и манерно закурила, руки у нее были большие, мужские, но пальцы длинные, смотрелось это все довольно забавно, как некий шарж на богемную жизнь.
- Товарищ Кареев, я прибыла сюда с особым поручением, - она сделала длинную паузу, которую нарушил Батько.
- Ганна Людвиговна прислана от ЦК партии для выяснения обстоятельств одного очень неприятного и щекотливого дела. Вам следует быть предельно откровенным и рассказать все максимально подробно.
- В Новочеркасске имел место один эпизод, который мне и хотелось бы прояснить, - продолжила Мясопустная, выпуская струйку дыма. – Немцы сдались, но вашими бойцами были уничтожены бывшие граждане Украинской ССР, причем вместе с семьями.
- Новочеркасск никогда не принадлежал Украине, насколько я знаю географию. А уничтожили там казаков вермахта, отказавшихся сложить оружие.
Ганна Людвиговна усмехнулась:
- Вы забыли добавить, что это сделали бойцы генерал-майора Вовченко, но там находились не только казаки вермахта. Товарищ Кареев, я занимаюсь не только этим конкретным эпизодом, он лишь один из частных случаев, но у нас создается впечатление, что по отношению к украинцам, вся вина которых заключается лишь в том, что их заставили работать на оккупантов, применяются слишком радикальные меры. Однако, степень их вины должен установить суд, проведено тщательное расследование, про то, что во время штурмов страдают и семьи этих людей, я и не говорю. Вы с этим согласны?
- Товарищ Мясопустная, я не совсем понимаю, что вы хотите от меня.
- Скажите, в Новочеркасске Вовченко предлагал противнику сдаться?
- Я находился в другом месте и не могу ответить на ваш вопрос как непосредственный свидетель. Насколько мне известно, да, и они отказались. Про семьи ничего сказать также не могу, опять же доводилось слышать разговоры о том, что обычно они держат оборону все вместе.
Последующие полчаса Мясопустная красноречиво убеждала Кирилла в том, что творить самосуд недопустимо, это следует пресекать на корню, поэтому Вовченко необходимо примерно наказать, чтобы остальным неповадно было. Кареев сначала пытался убедить Ганну Людвиговну в том, что сопротивляющегося врага уничтожают вне зависимости от национальности, вероисповедания, цвета кожи и волос и прочих важных, но в данном случае малозначительных признаков, однако не преуспел. Мясопустная упорно давила на то, что в большинстве случаев бойцы уничтожают коллаборационистов без разбора, не предлагают сдаться, тогда как их прегрешения перед Советской Властью могут оказаться незначительны, и вообще, степень их вины путь определяет суд. С последним тезисом Кирилл не спорил, а вот оговаривать Вовченко отказался категорически, а на все разговоры о политической близорукости, непонимании важности момента и движении не в направлении, указанном партией, коротко пообещал поставить известность особый отдел. В общем, разговор не получился, Мясопустная уже шипела от злости, Батько благоразумно отмалчивался, а Кареев нахлобучил шапку, выполнил воинской приветствие генералу и вышел. Насколько он понял, кто-то решил воспользоваться его весом среди командного состава и показательно выпороть некоторых военачальников под маркой национальной ненависти, которую они типа скрывали. Наверняка не с ним одним такие беседы ведут, кого-то еще подтягивают. Можно было не сомневаться, никаких расстрельных санкций применено не будет, обвиноватят, накажут, но потом простят, таким образом, посадят на крючок и обеспечат преданность на будущее. А какое это будущее, еще неизвестно. Вполне возможно, что мысль об отделении Украины и превращении ее в самостийное государство в умах витает уже сейчас. Дадут все восстановить после войны и до свидания, москали клятые! Впрочем, это все его домысли и слишком уж на далекую перспективу.

Глава 3.4 (начало)
Пока Кирилл ехал обратно в расположение бригады, он раздумывал над создавшейся ситуацией. С одной стороны, вся эта возня может являться частной инициативой некоего высокопоставленного функционера, решившего показать свою бдительность, засветиться перед высшим руководством и получить, таким образом, некие дивиденды. В условиях, когда вся страна с предельным напряжением сил борется с агрессором, все это выглядит, да и является, откровенной гадостью. С другой, нельзя сбрасывать со счетов возможность проявления активности кругов, преследующих далеко идущие цели. Из того, что Кареев в прошлой жизни читал в Интернете, следовало, что всю эту камарилью с Хрущевым Сталин так и не просчитал, хотя что-то предчувствовал. В любом случае, это была та сфера деятельности, ничего общего с которой Кирилл иметь не хотел. Он военный, его дело давить врага, в первую очередь внешнего, но и внутреннего, если тот перейдет к активным действиям, но вот политические разборки категорически не для него. Чем отказ от сотрудничества с этой мымрой грозит лично ему? Скорее всего, ничем, по крайней мере, в явном виде. А вот Вовченко надо предупредить, если он сам еще не в курсе. Вообще, вся эта возня в такой момент напоминала какую-то дурацкую сказку, когда персонажи делают совсем не то, что надо.
Кириллу было лет шесть, однажды незадолго до Нового Года он зашел к товарищу, жившему по соседству. Вскоре родителям мальчика понадобилось куда-то срочно уйти, а посидеть с внучком наладили дедушку, который заступил на боевой пост уже изрядно подшофе. Нет, лет хотя бы десяток назад никто этого даже бы и не заметил, но тут старый солдат не рассчитал силы, и активность вступила в диссонанс с адекватностью оценки ситуации. В общем, дед уселся поудобнее и, прихлебывая чаек, стал рассказывать молодому поколению сказочку, представлявшую собой жуткое попурри из народного фольклора доброй половины планеты и произведений классиков. В качестве отрицательного персонажа подвизался мелкий пакостник Калобок, лесные обитатели, вляпавшись в его следы, жаждали мести и искали негодяя, а помогала им девочка Огнесручка, оторва редкая, но добрая в душе. После долгих метаний хэппи-энд все-таки наступил, гаденыша поймали, бросили в костер и принялись отмечать веселый праздник с эпичным названием Говно с Дымом. Детки изрядно позабавились, хохотали до икоты, но подоспевшая к финалу бабушка способностям дедушки к анаграммам и литературного таланта не оценила. Кирилл гостеприимную квартиру быстренько покинул, а приятель позже рассказал, что обошлось без смертоубийства, хотя все шансы наличествовали.
По приезду Кареев попал как раз к обеду, собирать замов специально не потребовалось. Похлебали вкуснейшего теплого борща, на второе картошка с мясом и хрустящие соленые огурчики и квашеная капуста, затем традиционный компот из сухофруктов. Уфимцев между делом доложил, чем занималась бригада в его отсутствие, все как обычно. Обслуживание оружия и техники, обустройство мест временного размещения личного состава, саперы еще раз прошлись по прилегающей территории, обезвредили несколько неразорвавшихся боеприпасов, но заминированных объектов не обнаружили. У раненых дела неплохие, безнадежных всего десяток, но им и в Центральном госпитале РККА помочь бы не смогли, не всесильна пока медицинская наука. В общем, все идет своим чередом. Кирилл послушал, покивал, коротко рассказал о странном совещании, на котором недавно присутствовал. Затем все разошлись по своим делам, по знаку командира задержался лишь замполит, ему-то Кареев и рассказал о предложении Ганны Мясопустной. Ростовцев не успел ничего ответить, когда от дверей раздался голос Караваева:
- А со мной не хотите посоветоваться?
Особиста Кареев тоже хотел пригласить, но его сотрудники сказали, что тот уехал к корпусным коллегам. Майор госбезопасности уселся на свободное место, подождал, когда перед ним поставят тарелки с борщом и гуляшом, проследил взглядом за удаляющейся подчиненной Карпенко и произнес:
- Мясопустная Ганна Людвиговна, сорок четыре года, уроженка города Луцка. О семье, годах учебы я уж пропущу, а вот дальше уже интересней. В юности пыталась писать стихи, подражала Лесе Украинке, но, судя по всему, таланта к стихосложению лишена совершенно, по крайней мере, большинство людей, читавших сочинения, именно такого мнения. Выезжала на том, что писала на украинском и вплетала что-то о тяжкой женской доле, борьбе за свободу и все такое. После революции отиралась около различных национальных интеллигентских групп, кружков писателей и поэтов, литературных организаций.
- Отиралась? – удивленно переспросил Ростовцев.
- С природной интеллигентностью у нее проблемы, с литературным творчеством тоже, однако неплохо знакома с Сосюрой, Тычиной, Сенченко и другими. Но, кроме них, также и с Куликом, Коряком, Савченко, Хвылевым.
Видя некоторое недоумение на лицах собеседников, особист пояснил:
- Это все люди, входившие в эти самые украинские литературные организации и в 30-е году осужденные за национализм. Не все там так просто, но сейчас это не имеет значения.
- И когда ты все успел? – поинтересовался Кареев. – Такое ощущение, что еще до того, как панна Ганна меня обрабатывать принялась.
- Вообще-то, у меня работа такая. Про разборки, аналогичные случаю с Вовченко, я информацию немного раньше получил, поэтому сразу стопы свои к коллегам направил, как только узнал, что Мясопустная приехала, а потом с тобой персонально беседу вела. О чем, догадаться нетрудно, да она особо и не скрывает.
- Я вам так скажу, клубок на Украине еще тот, - Ростовцев задумчиво покрутил в руках пустую чашку. – Я тоже от этих проблем далек был, но кое-что слышать приходилось. У меня иногда такое ощущение складывалось, что там эту кашу специально заваривали, национализм раздували, подкармливали, потом кого-то осуждали, причем так, что это только подогревало процесс.
Кареев негромко хлопнул ладонью по столу:
- Все! Это политика, как говориться, не бригадного масштаба! Кто чего подогревал, а кто охлаждал, мы сейчас не разберемся, да и не надо. Еще раз повторяю, прекращаем все разговоры на эту тему! Нам есть, чем заняться, забот выше головы.
Когда все разошлись, Караваев одобрительно посмотрел на командира бригады:
- А ты умный. И осторожный. Все правильно, не дело морской пехоты вопросами национальной политики заниматься.
- Коля, можешь подготовить мне справку о действиях украинских националистов на оккупированных территориях? Без оценок, без эмоций, просто факты.
Майор госбезопасности улыбнулся:
- Сделаю. Если не секрет, кому ее показывать будешь?
- Есть человек, который всех мехом внутрь вывернет, но до всей подноготной докопается. Это Мехлис Лев Захарович.
- Вот это ход! – восхитился особист. – Точно, этот как след возьмет, ни за что не отпустит. Постараюсь сделать побыстрее.
День прошел в заботах, незаметно и быстро, только, вроде, пообедали, уже темнота упала, а там и время ужина подошло. За стол сели прежним составом, только Караваев опять куда-то уехал. На ночь глядя больше никуда не ходили, работали с документами, спать улеглись пораньше, раз уж возможность имелась. Комната, в которой жили Кареевы, протопилась лучше, поэтому супруги смогли раздеться как белые люди, до белья. По виду своей рыжей подруги жизни Кирилл видел, что у нее на языке вертятся вопросы, но служба в разведке накладывает свой отпечаток. Не спросила, не решилась, посчитала, как обычно, что если надо, муж сам расскажет, а если нет, значит так и надо.
Утром неожиданно приехал Батько. Полномочия его были, вообще-то, непонятными. Командовал здесь всем командир 14-го стрелкового корпуса генерал-майор Грязнов, бригада морской пехоты, 6-й гвардейский механизированный корпус и корпусная группа Гарькавого являлись соединениями приданными, бои закончились, поэтому просто ждали приказа на передислокацию. С другой стороны, генерал-лейтенант проходил службу в Наркомате обороны и ни каких распоряжений и приказов не отдавал, просто смотрел, спрашивал и наверняка строчил отчеты наверх, для этого и прислан. Вот и сейчас, принялся ходить с Кириллом по расположению, иногда спрашивал у бойцов и командиров, например, когда последний раз были в бане, ели горячую пищу, меняли  белье и тому подобное. Небольшая свита тоже не просто слонялась хвостом за своим начальником, как бы невзначай смотрели оружие, интересовались партийными и комсомольскими собраниями, когда получали свежие газеты, какие, что в них прочитали. Батько ходил спокойно, никого не распекал, иногда сдержанно хвалил, но иногда на его лице проявлялось некоторое недоумение. Причину его Кирилл понял, когда расслышал негромкое:
- Батя с каким-то генералом идет.
Наконец начальственные перемещения завершились, и генерал-лейтенант согласился отобедать, тем более, что время давно подошло. К приезду высокого гостя никто не готовился, но Батько, похоже, именно так и подумал, но опять ничего не сказал, лишь похвалил, а шустренько ринувшиеся «в народ» сопровождающие быстро установили, что у личного состава меню оказалось точно такое же. Кареев проводил генерала до машины, но тот вдруг свернул немного в сторону и, убедившись, что свита дисциплинированно отстала, сказал:
- Кирилл Валерьевич, я очень рекомендую вам прислушаться к просьбе товарища Мясопустной. Вы же понимаете, что это не ее частная инициатива, а отказ в столь категорично, я бы даже сказал, демонстративной форме, серьезно ее обидел.
- Полагаю, что ее обиду я переживу.
- Напрасно вы так. У нее обширные связи на самом верху, но дело не в этом, а в тех, по чьему поручению она работает.
Тут Кареев удачно прикинулся валенком:
- Товарищ генерал-лейтенант, мне было бы проще, если бы я знал о ком речь.
Но Батько тоже оказался неглуп, поэтому ответил более чем прозрачно, толком ничего не сказав, только туману напустил. У Кирилла создалось впечатление, что тот и сам ничего толком не знает, вполне возможно, что к нему тоже с одними намеками подъезжали. Напоследок Батько еще раз порекомендовал подумать и отбыл восвояси.
До 20 февраля, морские пехотинцы стояли в Ворошиловграде, ремонтировали технику, отдыхали, помогали местным жителям приводить в порядок их дома и объекты народного хозяйства. 19 февраля корпус Вовченко убыл к поселку Глубокий, там проходила железная дорога, по ней соединение перебросят для пополнения техникой и личным составом, но куда именно, генерал пока не знал. Накануне он и его ребята сердечно попрощались с морскими пехотинцами, устроив даже что-то вроде танцев. Вечером того же дня Мясопустная заявилась в гости к генералу Гарькавому, поговорили о том, о сем, после чего Ганна Людвиговна очень непрозрачно намекнула Порфирию Порфирьевичу на желательность его помощи в деле с Вовченко. От него, этнического украинца, требовалась «компетентная» оценка, из которой следовало бы, что командир корпуса явно перегнул палку в своей ненависти к этой нации. Эффект оказался явно не такой, на который она рассчитывала. Гарькавый был неважным тактиком, не умел быстро соображать в бою и маневрировать силами, он не отличался большим умом, но никогда не был подлецом. При всех недостатках, кроме храбрости генерал обладал еще и способностью резать правду-матку в глаза так, что у оппонентов только сопли по сторонам летели. Недавно он на эмоциях согласился с обвинением Кареева в том, что тот не поддержал его атаку, потом разобрался и от своих претензий отказался. А тут его явно склоняли к совершенно недостойному поступку! Панна Мясопустная вылетела от него впереди собственного визга, а Гарькавый сразу же накатал рапорт и отправил его лично Мехлису в ГлавПУР. Обо всем он с искренним возмущением рассказал Кириллу на следующее утро и попрощался, он тоже получил приказ на выдвижение к Глубокому.