Глава 3.4 (окончание)
Еще через два дня состоялось еще одно очень важное событие, вручение дивизии, полкам и инженерным бригадам, штурмовой и механизированной, Боевых Знамен. На этот раз в церемонии участвовали Нарком Флота адмирал Кузнецов, начальник Главного политуправления генерал-лейтенант береговой службы Рогов и временно исполняющий обязанности начальника Главного Морского Штаба вице-адмирал Степанов. Среди сопровождающих Кирилл с удовольствием заметил Октябрева, а вот Багиров, похоже, не приехал, не иначе снова отправлен в командировку. Построить на одной площадке все соединение не представлялось возможным, поэтому дивизии Знамя вручал адмирал Кузнецов, а в строю стояли штабные и вспомогательные подразделения и разведбатальоны. В полки на церемонии выезжали Рогов и Степанов.
Накануне прошел небольшой дождь, но не зря говорят, весной неделю мочит, день сушит, на месте построения техника не ездила, а песчаная почва плохо удерживала влагу. Тыловики заранее изготовили небольшую трибуну, успели ее покрасить и даже высушить, а также расположили рядом звукоусилительную установку. Специально именно к этой дате не готовились, но все понимали, что рано или поздно пригодится.
Ритуал вручения Боевого Знамени достаточно хорошо проработан, поэтому импровизировать не пришлось. Адмирал Кузнецов поприветствовал морских пехотинцев, те дружно рявкнули в ответ. За этот момент Кирилл всегда немного волновался, если приветствие получится недостаточно слитным, общее впечатление может оказаться смазанным, но тренировались не зря, обошлось. Затем командир дивизии принял от Наркома Флота Знамя, оркестр сыграл «Интернационал», Кареев передал Знамя знаменщику и прошел с ним и ассистентами под звуки марша к левому флангу, затем вдоль строя к правому. Морпехи приветствовали Боевое Знамя протяжным «Ура!». Хотя в коробках кроме разведчиков стояли не самые боевые подразделения, тыловые и штабные, зрелище все равно было внушительным. Многие воевали достаточно давно, а в механизированной бригаде редкий боец не имел наград, ведь они эвакуировали прямо под вражеским огнем подбитую технику и раненых, отражали атаки прорвавшихся солдат противника, совершали другую важную и зачастую опасную работу, без которой бойцы на передовой не смогли бы нести службу как положено. А уж подчиненные Шелестунова и Бекетова и вовсе выглядели, да и являлись, настоящими орлами! Глядя на строй морских пехотинцев, адмирал искренне гордился ими и радовался, что удалось уговорить Сталина не передавать Кареева армейцам, оставит его в кадрах ВМФ. Николай Герасимович внимательно изучал организацию этого рода войск в других странах и уже обрисовал себе дальнюю перспективу, в которой отводил Карееву и его подчиненным важную роль. Говорить сейчас о формировании Корпуса морской пехоты по примеру Америки преждевременно, но пройдет лет пять-десять и это наверняка станет возможным, а к тому времени капитан 2-го ранга превратится в генерала. Его заместители, нынешние командиры полков, батальонов и других подразделений пройдут жестокую школу войны и смогут занять в этой структуре достойное положение. Адмирал не сомневался, что не придется создавать все с нуля, на пустом месте, поскольку основы будущего Корпуса морской пехоты закладываются уже сейчас. Эти мысли промелькнули в голове Кузнецова, когда он возвращался на трибуну, где произнес короткую речь:
- Товарищи офицеры, сержанты, товарищи бойцы! Гвардейцы! Всего полгода прошло с тех пор, как 1-й отдельной гвардейской механизированной бригаде морской пехоты было вручено Знамя. И вот оно уже хранится в наркомате и по окончанию войны будет помещено в музей Военно-Морского Флота, а на базе бригады развернута дивизия. Вы два месяца упорно тренировались и на днях сдали свой выпускной экзамен, на котором присутствовал сам товарищ Сталин. Он очень высоко оценил ваши успехи и часто ставит вас в пример! Противник тоже вас знает и дрожит от ужаса, когда узнает, что против него сражаются морские пехотинцы! Я верю, что 1-я гвардейская Славянская Дважды Краснознаменная ордена Суворова 2-й степени механизированная дивизия морской пехоты будет достойна своей славной предшественницы. Не зря морские пехотинцы говорят – где мы, там победа!
Слушая адмирала, Кареев вспоминал не столь уж давнюю церемонию вручения Боевого Знамени бригаде. Действительно, всего полгода минуло, и вот уже то соединение ушло в историю, родилось новое, гораздо более мощное, которому вскоре предстоит показать, что оно является его достойным преемником. Погода стояла как на заказ, яркое солнце, легкий теплый ветерок мягко шевелил Знамя, отчего оно казалось живым, готовым сорваться с древка и помчаться вперед, на запад, где все еще не добит смертельный враг. Когда Кузнецов закончил говорить, к микрофону шагнул Кареев:
- Мои боевые товарищи! Еще недавно, под Новороссийском, я сказал вам, что надеюсь увидеть Знамя нашей бригады в Берлине. Оказывается, не суждено ему туда попасть, но вместо него там будет развеваться Знамя нашей дивизии. Мы стали еще опытнее, еще сильнее, мы будем еще мощнее бить врага и приближать нашу Победу! Сейчас вы пройдете торжественным маршем здесь, по земле Подмосковья, куда так и не ступила нога немецких захватчиков, и я считаю это репетицией к будущему параду, который состоится в Берлине! Мы пройдем мимо Бранденбургских ворот и пронесем наше Боевое Знамя по поверженной вражеской столице! Где мы, там победа!
Печатать шаг на песчаной почве, пусть и неплохо утрамбованной, гораздо сложнее, чем на твердом, покрытом асфальтом плацу, но подчиненные Кареева прошли очень неплохо, а уж оркестр старался вовсю. Его появлением озаботился Наркомат Флота, Кирилл об этом как-то не задумывался, других забот хватало. Еще в середине марта к штабу дивизии подъехали два автобуса, из которых вылезли три десятка музыкантов во главе с лейтенантом-дирижером. Кавторанг тогда пожал плечами и спихнул заботу о новом шумном подразделении на замполита, но позже имел возможность убедиться, что новички свое дело знают.
Всю церемонию от начала до конца снимали и фотографировали, вместе с наркомом в дивизию приехали уже знакомые по Новороссийску корреспонденты Гроссман из «Красной Звезды», Андриасов из «Комсомольской правды», Халдей из «Фотохроники ТАСС» и кинооператор Кармен. Адмирал с заместителями вскоре уехал обратно в Москву, их ждали неотложные дела, а вот Октябрев и корреспонденты задержались до вечера. По случаю знаменательного события Кирилл объявил выходной, поэтому намечался торжественный ужин и танцы, так что оркестр будет вынужден работать сегодня допоздна. Впрочем, музыканты не возражали, нещадно эксплуатировать их несколько часов подряд никто не собирался, патефонов с набором пластинок в подразделениях дивизии хватало.
Пока тыловики готовили дивизионный и полковые дома культуры, Кирилл объехал все военные городки и поздравил подчиненных с вручением Боевых Знамен. Уже возвращаясь обратно, он подумал, что люди сейчас умеют радоваться даже тем немногим дням спокойной тыловой жизни, которые им еще остались. Скоро снова на передовую, в бой, из которого вернутся не все, а потом будут и другие бои и так до самой победы, до которой еще ох как далеко. Когда Кареев вошел в зал дивизионного Дома культуры, все было уже готово, столы расставлены и накрыты, морпехи терпеливо ждали своего командира. Негромко игравший оркестр смолк, Кирилл прошел на свое место и поднял бокал с красным вином:
- Товарищи морские пехотинцы! Сегодня мы получили символ и воинскую реликвию нашего соединения, наше Боевое Знамя. Я верю в то, что наша дивизия с честью пронесет его до самого вражеского логова, что наше Знамя увидит поверженную к ногам советского солдата столицу Третьего Рейха! Мы сделаем так, чтобы Четвертого Рейха никогда не было! За Победу!
Затем был тост за Сталина, третий, как положено, за тех, кто погиб в боях за Родину. Уфимцев хотел поднять бокал за командира, но Кирилл его остановил и предложил выпить за всех бойцов и командиров их гвардейской Дважды Краснознаменной дивизии. Спиртное практически закончилось, но продолжать накачиваться никто не собирался, к строгим порядкам уже привыкли все. Корреспонденты оживленно беседовали с соседями, иногда делая пометки в своих блокнотах, кавторанг невольно улыбнулся, даже за праздничным столом работают люди! Октябрев что-то негромко говорил Свете, потом повернулся к Карееву:
- Арсений снова на Черном море, в Крыму. Будет жалеть, что не попал к вам сегодня, но я ему все подробно опишу.
- Значит, вернется не скоро, - кивнул Кирилл. – Как у него дела, как семейная жизнь?
- Наталья его недавно мальчика родила, Кирюшей, между прочим, назвали. Нормально все у них, относительно, конечно. Арсений жаловаться не будет, а вот супруга говорила, что беспокоят его раны, но ты же знаешь, жаловаться он не станет.
- А нельзя его в приказном порядке в санаторий отправить?
- А сам бы ты поехал?
- Так я здоров.
- Ты же понимаешь, о чем я. Будь уверен, если будет надо, упеку и слушать его не стану, но пока пусть работает. К тому же Крым, весна, это не в Заполярье остатки здоровья гробить, туда я его не пустил, есть и поздоровее.
- Куда нас дальше, слышно что-нибудь?
- Сам-то как мыслишь?
- Полагаю, что не видать нам южных красот, как, впрочем, и полярных скал. Если бы предполагалось на юге задействовать, нечего к Москве таскать, а на Северах нам в принципе делать нечего. Так что где-то в центре работать будем или около того. Вот Киев, чем плох?
Корней Иванович засмеялся:
- Стратег! А если серьезно, то сам понимаешь, на разведке флота совсем другие вопросы, в эти дела нас не посвящают. Но, думаю, ты от истины недалек.
Наедаться до отвала тоже не в привычках морских пехотинцев, поэтому вскоре ужин закончился, часть столов унесли, остальные, с легкими закусками и напитками, переместили к стенам. Оркестр снова занял свое место, дирижер взглянул на комдива, улыбнулся, кивнул головой и взмахнул руками. Кирилл подхватил жену и увлек ее в центр зала, закружив в вальсе. Всем девушкам, которые имели неуставные туфли, на этот раз разрешили их надеть, танцевать в них гораздо удобнее, чем в сапогах, но и те, кто легкой обуви не имел, мало обращали на это внимание. На этот раз женщин из других воинских частей или гражданских организаций пригласить не успели, поэтому свои были буквально нарасхват. Света станцевала с Этушем, Октябревым, всеми заместителями комдива, не отставали и ее подруги, а Кирилл подумал, что в полковых военных городках девушек намного меньше, ведь большинство их проживает здесь. Тем не менее, на свою супругу капитан 2-го ранга имел «эксклюзивные права», так что еще на пару танцев ее ангажировал. Следующий день был обычным, подъем в 6 часов никто не отменял, поэтому к 22 часам вечер закончился и все разошлись по домам. Корней Иванович с корреспондентами уехал в Москву, от приглашения переночевать они отказались, всем с утра надо на службу.
От Дома культуры идти минут десять не спеша, Кареевы с удовольствием прошлись пешком. Доберман с самым деловым видом неслышно сновал вокруг, в тишине раздавались голоса ночных птиц, с заходом солнца ощутимо похолодало, но замерзнуть молодые люди не боялись, китель не легкое платье и не рубашка.
- Похолодает скоро, - Кирилл потянул носом воздух.
- Почему ты так решил?
- В конце апреля часто приходит тепло, но потом обязательно холодает.
- Ну и пусть.
- Пусть. И хорошо, что комаров нет.
- А здесь их вообще мало, сухо, сосновый лес.
Добравшись до дома, Кирилл пропустил жену вперед, полюбовался на звезды и узкий серп убывающей Луны и пошел в подъезд. Уже улегшись в постель, Света вдруг сказала:
- Надо бы в Москву съездить, с женой Багирова познакомиться, а то почти два месяца здесь, а так и не удосужились. Неудобно. Я с собой Сашу возьму, вдруг какая помощь нужна, все-таки ребенок совсем маленький, а она такая хозяйственная.
Действительно, при всей своей модельной внешности, жена Тараса Квитко отличалась замечательной житейской смекалкой, в руках у нее все горело. Если Наталье Багировой понадобится помощь, то лучшей спутницы Свете и не найти.
Когда Кирилл проснулся, то обнаружил, что супруга уже поднялась и возилась на кухне. В квартире было очень жарко, по всей видимости, Светлана топила печку, хотя необходимости в этом не имелось. Молодой человек отправился умываться и обнаружил, что жена готовит завтрак в костюме Евы. Увидев мужа, Света улыбнулась:
- Подскочила ночью, показалось, что холодно, затопила печь, а как утром проснулась, сообразила, что перестаралась.
Кирилл хмыкнул:
- А тебе идет. Вот кончится война, будет у нас свой дом, так и ходи.
- С удовольствием!
Решив подразнить супруга, Света и завтракать села не одеваясь, но на любовные игры времени не оставалось совершенно, поэтому Кареев с преувеличенно тяжелым вздохом стал одеваться, к тому же Макс уже топтался у двери и посвистывал носом, изображая нетерпение. Работа по формированию дивизии вступала в завершающую стадию, морские пехотинцы уже начали приводить в порядок учебную технику и готовились получать штатную боевую. В полдень из НКО пришло два сообщения, первое указывало, что эшелоны с танками, САУ и прочим начнут приходить в Нахабино уже завтра, вторым Карееву предписывалось прибыть в Генштаб на следующий день, 30 апреля к 14 часам. Все вопросы, касающиеся получения техники были многократно обсуждены, поэтому Кирилл не сомневался, что заместители прекрасно справятся без него, поэтому с легким сердцем отправился в столицу. В качестве сопровождения Караваев выделил два мотоцикла и два Доджа ¾, вполне достаточно, но до шоссе на Москву впереди и сзади шли ЗСУ – БТРы со счетверенными крупнокалиберными пулеметами. Впрочем, охрана осталась на КПП на въезде в город охрана, дальше Horch командира дивизии пошел один. Кроме водителя в кабине на переднем сидении расположился Непоседа, обычно именно он сопровождал Кареева в его машине.
Кирилл с интересом разглядывал весеннюю столицу. Фронт проходил примерно там же, где и замер год назад, окна по-прежнему были заклеены крест-накрест полосками бумаги, часть жителей находилась в эвакуации, но город все равно выглядел свежо и совсем не мрачно. Кареев не любил Москву. Нет, не любил, это не совсем правильные слова, вернее, не совсем правильно воспринимаемые. Если человек что-то не любит, остальные предполагают, что он не хочет, чтобы оно существовало или, по крайней мере, с ним соприкасалось. В своей нынешней недолгой жизни столица была для молодого человека понятием скорее абстрактным, он и бывал тут несколько раз проездом, а вот в прошлой пришлось и пожить некоторое время, пока учился в академии. Или потому, что бывшая жена – москвичка? Хотя, при чем тут она, это чувство дискомфорта от огромного людского муравейника посещало его всегда, когда он оказывался в Москве, Кареев вообще не любил больших скоплений людей, поэтому даже в молодости был нечастым гостем на дискотеках и прочих массовых гуляниях, такая вот особенность характера. С возрастом эта нелюбовь к массовкам никуда не делась, но Кирилл с удивлением отметил, что в Санкт-Петербурге этого дискомфорта он не ощущает совершенно. С тех пор Кареев с интересом наблюдал за своими эмоциями, когда попадал в крупные города и понял, что по-прежнему не способен рационально их объяснить. Москва вызывала у него сильный негатив, Питер наоборот. Служба мотала его по всему миру, хотя в мегаполисы он попадал нечасто, в основном горы, пустыни, джунгли и прочие чрезвычайно привлекательные для туристов, но сложные для ведения боевых действий места. Картина вырисовывалась следующая, северные крупные города воспринимались нейтрально или позитивно, а вот южные вызывали, как правило, дискомфорт, хотя далеко не всегда сильный. Видимо Москва несла в себе какой-то заряд негативной азиатчины, а может общий эмоциональный фон здесь был особый, пропитанный жаждой бабла, наживы, равнодушия к человеку. Кирилл понимал, что это лишь его собственные неспешные, даже ленивые мысли, что люди, как и в любом другом населенном пункте, большом или маленьком, здесь живут разные. Как говорят, без трех праведников город не стоит и в Москве их гораздо больше. Но эта абстрактная нелюбовь на уровне эмоций была совершенно неважна, потому что столица любой страны есть символ, один из стержней, на которых держится государственность. Когда Кареев учился в военном институте, с ним и двумя его товарищами произошел случай, запомнившийся ему на всю жизнь. В увольнении они сцепились с целой кучей гопников, те, откровенно скучая, сначала приставали к прохожим, потом, увидев малочисленную группу курсантов, решили развлечься более основательно. Самым правильным, наверное, было просто сделать ноги, но будущим офицерам такой шаг казался неприемлемым, поэтому драка все-таки состоялась, но радость местного хулиганья оказалась недолгой, вломили им серьезно. В ход быстро пошли кастеты, ножи и прочие подручные средства, поэтому курсанты тоже не стеснялись, а вот от встречи с милицией благополучно уклонились, уйдя дворами и через какую-то промзону. Привести в порядок внешний вид не представлялось возможным, поэтому по прибытии из увольнения ребята во всем честно признались дежурному по институту. Через некоторое время появился ответственный от руководства, один из заместителей начальника, который подробно обо всем их расспросил. От него не укрылось, что двое из трех сильно злились, и лишь Кирилл казался спокойным, но он вообще очень редко проявлял эмоции. Рано поседевший полковник чуть заметно усмехнулся и вдруг спросил:
- А вы для чего в армию пошли?
Курсанты переглянулись, один из них ответил:
- Ну… Родину защищать…
Полковник снова усмехнулся:
- А что такое Родина?
- Страна наша, Россия…
- Земля, люди, которые на ней живут?
- Ну да, земля. И люди.
- Так вот эти гопники, ребятки, тоже часть населения России. И когда вы будете где-нибудь в горах рисковать жизнью, сражаясь с моджахедами, то и за них тоже. Там нельзя разделить, за кого мы готовы отдать жизнь, а за кого нет. Если вы на это неспособны, если считаете это неправильным, то лучше вам из армии уйти.
Никто никуда не ушел. А на следующий день в институт приехали два сотрудника милиции, полковник и майор, разговаривал с ними начальник учебного заведения. Через некоторое время майор выскочил из его кабинета красный и злой, а еще через полчаса вышел и полковник, этот был спокоен и даже слегка улыбался. О чем они говорили ни Кирилл, ни его товарищи так и не узнали. Если бы курсанты попались правоохранительным органам, их уволили бы с гарантией, но этого не случилось, поэтому на них наложили «епитимью» в виде лишения очередного увольнения и стали еще больше гонять на физподготовке. Скорее всего, спустя лет двадцать такой номер бы не прошел, но в конце 90-х вполне прокатило. А слова заместителя начальника института Кареев запомнил. И о том, что он не любит Москву, не думал ни когда плыл подо льдом к плотине на Истринском водохранилище, ни когда бегал по лесам и перелескам в Подмосковье. В эти моменты он ее как раз любил, всем сердцем, всей душой, искренне и сильно.