Я как то забыл о полезных связях Кареева  с  авиаторами.  А ведь под Констанцей  может быть какой-то аэродром,  который  можно использовать в  качестве подскока,  поэтому  брать минимум горючего (там же всего 100 км),  а  на  всю разницу брать бомбы  сверх штатной грузоподьемности  и  ночью  раздолбить  Плоешти 500-килограммовыми и 1000-килограммовыми бомбами, как  фугасами так и имевшимися тогда кассетными,  которые в обычной  ситуации, самолеты самолеты фронтовой  авиации не возьмут.  Ну  а если там нет нормального аэродрома, или что-то не получается, то сгодится и любая площадка под  кукурузник.  Нужны только ГСМ и бомбы.  Это я к тому,  что к примеру  фанерные По-2,  рассчитанные на две 100 кг бомбы или четыре 50 кг бомбы,  в таких коротких рейсах брали и до 300 кг,  и известны случаи, когда  делали за ночь до 10 вылетов - он больше настоящего бомбардировщика за ночь отвезет.
Можно вообще в  городе аэродром  устроить - на проспекте,  ага..., самое оно...,  ну  или базироваться  в  городе,  а  для короткого плеча работы  ночью устроить охраняемую площадку-аэродром подскока с запасом ГСМ и бомб поближе к противнику на любом участке хорошей  дороги,  а  это же портовый город,  где  дороги обязательны.  Если  трофейных бомб не будет,  тогда  тонн 70 можно  с  собой  привезти. 
Кстати..., а  нормальная  идея - там можно и на подольше задержаться - дня на 3-4,  что-бы  еще  и центр Бухареста  разбомбить с  "кукурузников" - они же могут  в полной  ночи  очень тихо прилететь и бомбы  очень точно уложить  в  правительственный  квартал и в  Сигуранцу,  может быть в  арсенал,  да мало ли чего там интересного.  Может Кареев  туда  своих диверсантов-наводчиков  отправит.

После той  жести,  которую Кареев  отколол с  высадкой  на  аэродром немцев,  это вовсе не выглядит авантюрой. И никаких крылатых ракет не нужно и управляемых бомб,  утилитарно говоря, "кукурузник" планируя с убранным  газом  с высоты  до точки сброса,  на 80-120 километрах скорости прямо в дымовую трубу ФАБ-100 уложить может, а  там 70 кг тротила - не хуже крылатой ракеты.  А  на  такое короткое расстояние за  счет  стрелка,  его пулемета и части топлива на каждый можно  и 300 кг  взять - 2 "сотки"  и  2 "пятидесятки".

Отредактировано Член кружка (07-09-2019 21:16:43)

Глава 2.23 (окончание)
Госпитальное лежание штука размеренная, все по часам, еда, сон, процедуры, если они есть. Процессом выздоровления молодого человека доктора были вполне удовлетворены, но постельный режим не отменили, пообещав вернуться к этому вопросу через пару дней. Оставалось коротать время за разговорами с соседями, они же принесли ему из библиотеки несколько книг. Разумеется, основной темой для обсуждения являлись сводки Совинформбюро и статьи из газет. Кареев с большим интересом слушал рассказы о том, кто как воевал, ведь его соединение было отдельным не только по названию. Алексей оказался артиллеристом, командиром полка в 227-й стрелковой дивизии, Иван Петрович заместителем командира 13-й танковой бригады, а Петр Терентьевич заместителем начальника политотдела 21-й армии, все с Юго-Западного фронта. Поскольку разведотряд некоторое время действовал там, то нашлись некоторые общие знакомые, хотя не все остались в живых. После тяжелых лета и осени, отступлений и окружений, сейчас все находились в приподнятом настроении, а это, как известно, в немалой степени способствует выздоровлению. Впрочем, все присутствующие не склонны были идеализировать достигнутый успех, проблем и ошибок еще хватало, отсюда немалые потери и многое другое. Модест Карпыч практически не принимал участие в разговорах, вел себя несколько странно, часто и надолго уходя в себя. Лечащий врач связывал это с контузией, которую получил интендант, хотя, по словам тех, кто его знал, нашлась пара человек в соседних палатах, он и ранее слыл человеком с тяжелым нелюдимым характером и немалыми странностями. Он мог, например, взять в руки книгу и делать вид, что поглощен чтением, хотя подолгу не переворачивал страницу. Ранение в ногу у него оказалось тяжелым, задета кость, поэтому его наверняка мучили сильные боли, хотя он на это ни разу не жаловался. Кирилл тоже иногда «уходил в себя», он ничего не знал о потерях в своей бригаде и очень переживал по этому поводу, и, поскольку увезли его достаточно далеко, рассчитывать на получение информации пока не приходилось. За добермана Кареев не беспокоился, во-первых, Москвин за ним присмотрит, да и не он один, во-вторых, молодой человек надеялся, что долго не пролежит. Ни Москвин, ни Савич там, в Славянске, ничего не сказали про его самых близких друзей, составлявших разведотряд Наркомата МВФ, оставалось надеяться, что все они живы, хотя могли и просто поберечь, не говорить, видя его состояние. Кирилл почти сразу написал письмо Москвину, которое заведующий отделением пообещал с оказией передать на Южный фронт, туда из Сталинграда периодически летали самолеты. Кареев также узнал, что его жена находится здесь же, их привезли вместе, просто он находился в бреду и этого не помнит. У нее оказалось все хорошо, лично делавший перевязку Иван Антонович отметил, что оперировал Свету очень хороший специалист, шрамик на боку обещал быть совсем тоненьким и со временем почти незаметным. Сотрясения головного мозга от удара осколком в каску, скорее всего, не случилось, но ей тоже на несколько дней оставили постельный режим.
Еще одной темой для разговоров являлось питание. В госпитале кормили неплохо, хотя и несколько однообразно, но привередничать никому и в голову не приходило. Кареев особенно не с чем было сравнивать, а вот соседи говорили, что прошлой зимой и, особенно, весной, всяко бывало.
- А я до войны рыбу очень любил, - мечтательно щурился Петр Терентьевич. – Теща у меня ее замечательно готовила, жена тоже неплохо, но та гораздо лучше. Но ничего, супружница научится еще, она у меня молодая, на пятнадцать лет меня моложе.
- На фронте? – вдруг спросил интендант.
- На Западном, в службе военных сообщений.
Модест Карпыч помолчал, потом вздохнул:
- Моя тоже намного моложе, сейчас в эвакуации, в Алма-Ате. Актриса она у меня.
После этого признания интендант снова «выпал из реальности», привыкшие к такому соседи беспокоить его не стали. Обсудив, кто что любил из кушаний до войны, перешли на другую вечную тему, на женщин, тем более, что она непосредственно связана с кулинарной. Оказалось, что Алексей не женат и почему-то строит из себя убежденного холостяка, хотя ежу понятно, когда-то обжегся, теперь на воду дует.
- Кстати, Кирилл, а тебе сколько лет? – поинтересовался полковой комиссар.
- Какое сегодня число? Все дни друг на друга похожи.
- Четвертое декабря.
- Ну, тогда уже девятнадцать, - Кареев назвал «официальный возраст». – Сегодня исполнилось.
После поздравлений, Петр Терентьевич поудобнее устроился на кровати и спросил:
- А жениться ты когда успел? Я же слышал, как заведующий отделением тебе о ней рассказывал.
- Весной. Вернулся с задания, пошли с ней в ЗАГС. Дело нелегкое оказалось, похоронить нас успели, вот я и подумал, что тянуть не стоит. А познакомились мы еще летом 41-го в Одессе.
- Так она старше тебя?
- Вовсе нет, одногодок.
- Видал? – Иван Петрович потормошил артиллериста. – Леша, учись у молодежи! Кончится война, представляешь, какой дефицит мужиков будет, а ты решил как сыч сидеть?
- Дожить сначала надо, а там посмотрим, - проворчал Алексей. – А что значит, похоронить успели?
- Самолет, на котором мы должны были возвращаться, пропал. Почему-то решили, что его сбили на обратном пути, уже вместе с нами.
- Долго жить будешь, - хмыкнул танкист. - А у тебя фотография жены есть?
- Ей скоро вставать разрешат, сами увидите. Она у меня в бригаде ПНШ-4, каждый день любуюсь. Когда мы познакомились, она в военной прокуратуре служила, потом ее к нам в отряд переводчиком перевели, это уже в Севастополе было.
- Какой отряд?
- Разведотряд №3 Черноморского флота, затем переподчинили напрямую Наркомату ВМФ. Так что командир бригады я, так сказать, по совместительству.
Все засмеялись, но про службу в разведке ничего спрашивать не стали. Люди военные, понимали, про такое не рассказывают.
На следующий день Кирилл пристал к лечащему врачу с просьбой разрешить ему вставать. Чувствовал он себя неплохо, а верным признаком того, что выздоровление идет нормально, стал потребность в движении. К тому же ни о каком интенсивном лечении речи не шло, сам морпех определил свой режим как госпитально-санаторный.
- Экий вы неугомонный, - с сомнением произнес Иван Антонович. – Большая кровопотеря, после этого тяжелая пневмония, а времени всего ничего прошло!
- Доктор, я не первый раз на госпитальной койке. Есть у меня одна очень хорошая особенность, я быстро выздоравливаю.
- Хм-м, - призадумался врач. – Жировых отложений у вас нет, организм молодой, срастается все прекрасно. Вообще, физическое развитие у вас превосходное. Хорошо, можете вставать, только, молодой человек, без геройства! Вы в госпитале, а не в спортивном зале, тут себя преодолевать не надо. Если чувствуете слабость, отдохните, пройдет немного времени и сил прибавится, иначе только себе навредите. Вы меня поняли?
- Я все это прекрасно знаю! – заверил доктора Кирилл. – И хочу побыстрее выйти отсюда, а не заваляться подольше.
- Вот и хорошо!
Соседи слушали этот диалог с улыбками, а после обхода Петр Терентьевич спросил:
- К себе в бригаду торопишься? Думаешь, без тебя там не разберутся?
- Почему же? У меня команда отличная. Заместитель и начальник штаба после академии, имеют боевой опыт, до бригады в батальоне на тех же должностях служили, я им полностью доверяю. Да и все остальные не хуже. Просто там самые близкие мне люди, друзья, с которыми я с начала войны вместе.
- А родители как же? Другие родственники?
- Никого нет. Родители начало войны в Гродно встретили, с тех пор ни слуху, ни духу. Оттуда вообще почти никто не вышел, даже толком спросить не у кого. А родственников и вовсе нет. Была мамина сестра, так всю ее семью одной бомбой в первом же налете 22-го июня накрыло у меня на глазах.
- Натворили делов гансы, - задумчиво произнес комиссар. – Я вот думаю, войдем мы в Германию, а что дальше?
- Как что? – вскинулся интендант. – Мстить будем!
- Кому? – поинтересовался Кареев. – Их солдат мы в боях бьем, нацистских бонз судить будем, это понятно. А женщин и детей станем из наших полевых кухонь кормить, попомните мои слова.
Тут уж даже Алексей хмыкнул:
- Вот уж от кого не ожидал. На них столько нашей крови…
- Сколько на мне их крови, я и сосчитать не берусь, только мы от них тем и отличаемся, что с гражданскими не воюем. И потом, вы что же думаете, мы из Германии уйдем?
Петр Терентьевич с интересом уставился на Кирилла:
- Как тебя понимать?
- Я думаю, что те страны, куда пришел наш солдат, должны остаться в нашей сфере влияния, иначе так и будем во враждебном окружении сидеть. Войну мы выиграем, это и так понятно, пора думать о мире, вернее, его устройстве после войны.
Некоторое время в палате царила тишина, потом полковой комиссар сказал:
- По крайней мере, мне ясно, как ты в таком возрасте командиром бригады оказался. Далеко смотришь, Кирюша!
Как ни странно, этот разговор навел Кареева на мысль о новой операции, вот только конкретные расчеты придется оставить до возвращения в бригаду. Родись Кирилл в прошлой жизни лет на двадцать раньше, может отношение к странам бывшего соцлагеря стало бы иным, но он воспринимал большинство из них, членов НАТО, как врагов и никак иначе. Причем врагов оголтелых, давящихся при мысли о России собственной желчью и иными продуктами жизнедеятельности. Разумеется, это однозначно касалось правительств, армии и пропендосских бизнес-элиты и интеллигенции. Исключение составляли сербы и немцы. Первые были «братушками», Кириллу довелось работать там на рубеже веков, насмотрелся, что творилось вокруг этого осколка былой Югославии. Даже в невеликих званиях Кареев был склонен к анализу и выводы делать умел, а они выходили несложными. Пока эти заокеанские и прочие либерасты по сусалам не получат, не успокоятся. Никакие договоры, рассуждения об общечеловеческих ценностях и прочая жвачка просто ничего не стоят, если ты слаб. И благо есть прибыль и ничего больше, остальное – словесная шелуха вокруг для оправдания того, что выглядит уж откровенно некрасиво. Немцы тоже блюли прибыль, но при этом не ломали памятники советским солдатам. Все эти прибалты, поляки и прочие «великие» народы соревновались друг с другом в обгаживании памяти о прошедшей войне, в Германии же имелось достаточно людей, смотревших на это с явным неодобрением. Впрочем, рассуждениями на данную тему Кареев заниматься не собирался, просто решил для себя, что превращение нацистских сателлитов в наших товарищей по соцлагерю должно произойти при минимальных потерях советских солдат. Все же остальные быстро прочувствуют на себе простой подход – «кто не спрятался, я не виноват».
Спокойная обстановка, неплохое питание и молодой организм делали свое дело. Уже на следующий день Кирилл бодро шаркал по коридору, добрел до библиотеки и просмотрел свежие газеты, взял почитать «Финикийский корабль» Василия Яна. Знакомых он пока не нашел, да и не очень-то их искал, мысли все больше занимала бригада – его детище, его друзья, будущие операции. Уставал он пока быстро, но голова работала нормально и настоятельно требовала чем-нибудь ее занимать. Соседи травили всякие истории, даже интендант временами оживал, но Кирилла все больше занимала мысль о новом рейде, очень хотелось поделиться со своими, обсудить и просчитать.
Свете разрешили вставать на день позже, но она набиралась сил медленнее. Первый раз Кареев встретил жену, когда она медленно брела в сторону своей палаты из туалета. Остро кольнула жалость, в бесформенном и откровенно большом для нее госпитальном халате она выглядела совсем несчастной и беззащитной. Обнял за талию, проводил до дверей палаты, тихонько говорил ей на ухо ласковые слова, она что-то счастливо ворковала в ответ, но было видно, что еще очень слаба. Теперь они каждый день сидели на кушетке в коридоре, даже просто молча, но Света счастливо улыбалась, прижавшись к мужу, и уверяла при этом, что таким образом даже сил набирается. Другие раненые сначала наблюдали эту картину с легким недоумением, но быстро узнали, что молодые люди – супруги, и откровенно завидовали, ведь сами не то что обнять, даже увидеть своих половинок не могли.

Карееву                                                                                                                                                                                                                                   

                                                                                                                                                                               
стала

"Во время Великой Отечественной войны (1941–1945) пневмония была одной из наиболее актуальных проблем медицины. Заболеваемость пневмонией в структуре всех болезней органов дыхания составляла 49,3 %, крупозная пневмония диагностировалась в 55 % случаев. Летальность при установленном диагнозе пневмонии была весьма высокой и достигала 30 %. Частота пневмоний увеличивалась вследствие ряда предрасполагающих факторов, значительно изменяющих реактивность организма: раневое малокровие, переохлаждение, предшествующие ранения, хронические заболевания легких, нарушение питания, гиповитаминозы".

Опыт лечения пневмонии в медицинских учреждениях Башкортостана в годы Великой Отечественной войны1941–1945 гг.
https://journal.pulmonology.ru/pulm/art … le/772/666

Олег, посмотри эти материалы, почитай статью. М.б. тебе пригодится для вставки в текст твоего произведения.

Отредактировано Череп (08-09-2019 12:02:13)