Глава 3.11 (окончание)
Вислоусый некоторое время исподлобья разглядывал кавторанга, потом буркнул:
- Пошли обедать уже, стынет все.
То, что партизанский отряд небогат на продовольствие, стало понятно сразу. Вместо первого и второго дали миску густой похлебки, которую в прошлой жизни Кареева называли суп-кондер, а в известном произведении Джерома Клапки Джерома – баранье рагу по-ирландски. Все сразу, картофель, ранняя капуста, морковь, грибы, разбираться в ингредиентах Кирилл не стал, живот уже основательно подвело. Весь отряд, кроме находившихся в боевом охранении, сидел за двумя большими столами под навесом, американцев тоже привели, они бодро стучали ложками, не забывая, впрочем, с интересом разглядывать партизан. Быстро очистив миски, летчики жестами поблагодарили за еду, а Джованни негромко обратился к Кириллу:
- Норман, здесь всегда так плохо кормят?
- Ты мертвую деревню помнишь? Здесь же все разорено практически до основания, в Белоруссии убит каждый четвертый житель!
Этого пока никто не подсчитал, но Кирилл решил, что не будет большого греха, если воспользоваться послезнанием. Американцы переглянулись, потом Крис спросил:
- Надолго мы здесь, что местные говорят?
- Пока неизвестно. Их рация вышла из строя, связь они держат через другой отряд, придется немного подождать, но не думаю, что долго.
Дел у Кареева-старшего хватало, задерживаться в отряде он не мог, поэтому попрощался с сыном и ушел в сопровождении небольшой группы бойцов в таких же маскхалатах, пообещав через пару дней вернуться и тогда обстоятельно поговорить. Командир партизанского отряда пообещал Валерию сегодня же отправить связного в отряд Косача с текстом радиограммы, пожал ему руку и ушел к себе в землянку. Загонять обратно в «поруб» летчиков не стали, но рядом всегда ненавязчиво паслись два-три человека, оружие им тоже пока не вернули. Неугомонный Джованни, заметив Нюту, помогавшую пожилой женщине готовить ужин, принялся деятельно им помогать, попытался колоть дрова, но устроил такое шоу, что местные сначала с удивлением смотрели за его акробатическими этюдами, потом долго хохотали.
- Джованни, ты что, топора в руках никогда не держал? – удивился Курт.
- Я в автомастерской у родственника работал, - оправдывался тот. – С железками привык возиться, а с деревяшками дела не имел.
- А чем же вы печки топили?
- В Новом Орлеане? Курт, я городской житель, на природу только на барбекю ездил, да и то не готовить, а есть.
- Ты себе чуть ногу не разрубил и пару раз мог пальцы оттяпать, займись чем-нибудь другим, пока инвалидом не сделался, - велел Ковальский, очередной раз помогая итальянцу вытащить застрявший топор. – С дровами я сам разберусь.
Деятельный стрелок ринулся чистить котел, в котором варили суп, тут у него дело пошло лучше. При этом он умудрялся что-то ворковать Нюте, но самое удивительное, она что-то понимала, стала посмеиваться и тоже бросала иногда несколько слов. Ковальский закончил колоть дрова, немного их было, и сел на бревно рядом с Кареевым.
- Наш Джованни редкий бабник, но если не получится девушку уболтать, руки распускать не станет.
Роберт немного помолчал, но было видно, что ему хочется поговорить, и действительно, через некоторое время он продолжил:
- Интересно, мне дадут новую машину и сделают командиром экипажа или направят в другой? Мне бы не хотелось расставаться с ребятами, я к ним привык, хотя у нас это всего седьмой боевой вылет. Этот нам должны засчитать, поэтому остается восемнадцать. Я слышал, что у русских есть экипажи, которые сделали их более сотни, это же просто невероятно! А может, врут?
- Нет, русские не могут себе позволить отправлять своих пилотов в тыл, они будут летать до победы или пока не погибнут. Также и в других родах войск, не только в авиации.
- Теперь я понимаю, почему гунны не могут победить русских, - пробормотал Ковальский. – Сто боевых вылетов!
- Немало и тех, что совершил двести и больше, - Кареев вспомнил Александра Молодчего, в прошлой истории тот совершил более трехсот, да и сейчас вряд ли меньше.
- Хорошо, что я не служу в Красной Армии, - вздохнул поляк. – Из тех, кто начал воевать в 41-м, до победы, наверное, никто не доживет. Их и сейчас, пожалуй, почти не осталось. Двести боевых вылетов! Уму не постижимо!
- Роберт, а другого выхода нет.
Штурман-бомбардир молча кивнул и погрузился в размышления, до вечера он больше ни с кем не разговаривал, только иногда что-то чертил палочкой на песке или смотрел подолгу в одну точку. Зато Джованни юлой вертелся вокруг Нюты, обжег руку, перемазался в саже, но выглядел очень довольным. Остальные члены экипажа вместе с Кириллом сходили на ручей и как могли помылись, погода стояла теплая, а одеты они были чересчур тепло, поэтому сильно упрели. На ужин дали кашу с грибами и травяной настой, небогато, но жить можно. Партизаны на американцев смотрели с интересом, но попыток общаться не предпринимали, хотя за Джованни и Нютой следили с ухмылками. Причина этих кривых улыбок стала понятна, когда тут самый мужчина-пулеметчик после еды стал в компании расписывать, как занимался с девушкой любовью. На вид лет тридцать, высокий, темноволосый, в общем, как сказали бы в будущем, брутальный тип, женщинам такие нравятся. Сама Нюта, проходя мимо с грязной посудой, услышала разговор, вспыхнула и пулей унеслась на кухню. Карееву дела не было, чем там занимался или не занимался этот мужик с девицей, но, скорее всего, дальше этот орел должен будет настучать итальянцу по физиономии, таков уж закон жанра.
- Слышь, любезный, как тебя?
- Ветряк! – с готовностью отозвался партизан. – Что, хлопчик, завидуешь?
Несколько человек засмеялось, но Кирилл только презрительно хмыкнул:
- О своих отношениях с женщинами треплются либо те, кому отказали, либо сволочи. Ты из каких будешь?
Воцарилась напряженная тишина, Ветряк медленно поднялся и грозно надвинулся на морпеха, Кареев погрозил ему указательным пальцем, потом резко ткнул им под кадык. Здоровяк захрипел и принялся кашлять, а Кирилл снова погрозил пальцем и назидательно произнес:
- Не балуй!
С опаской косясь на кавторанга, два товарища пулеметчика увели его под руки в землянку, а морпех встал и отправился в «поруб». Через некоторое время туда вернулись и остальные, исключая итальянца.
- Нашего Джованни отмывает Ньюта, - объявил Курт. – Спорим, что ночевать он сегодня не придет!
- Ставлю пятерку на то, что она его отбреет, - поддержал спор Ковальский. – Крис, Норман?
- Пятерка на нашего стрелка, - хмыкнул пилот. – Если он до сих пор не вернулся, значит уболтал. Норман?
- Нет, парни, я пас.
- А ловко ты этого здоровяка выключил, - задумчиво произнес поляк. – Я до войны боксом немного занимался, сначала в школе, потом в институте, но тут другое. Мой троюродный брат воюет на Тихом океане с япошками, так вот он, когда в отпуск приезжал, кое-то рассказывал про них. Некоторые узкоглазые очень ловко дерутся, сами они мелкие, но могут справится и с несколькими противниками. Тебя, часом, не японец учил?
- Я же русский, не забыл? А что такое Россия? Это огромное пространство между Европой и Азией, мы постоянно отбивались, когда к нам со всех сторон лезли, поневоле научишься воевать. Так что учили меня такие же русские, как и я.
Они еще долго болтали о пустяках, а Джованни так и не пришел. Появился он утром и с такой довольной физиономией, что никто ничего и спрашивать не стал.
В ожидании прошло еще два дня, чтобы скоротать время Кирилл занимался физическими упражнениями, отжимался, подтягивался на очень удобной для этой цели сосновой ветке, ворочал железяки, которые неизвестно как оказались здесь. От чего эти два трака и три колеса, он так и не определил, скорее всего, от трактора, да и без разницы. Ветряк попыток поквитаться с Кареевым не предпринимал, на следующий день он и вовсе исчез, посланный с несколькими другими партизанами с каким-то заданием. Вечером 26 августа сразу после ужина морпеха пригласил к себе в землянку командир отряда.
Когда они Кирилл в землянку, вислоусый показал на лавку, сел сам и продолжил:
- Ты, хлопчик, не обижайся на наш прием. Сам подумай, идут люди, изображают союзников, а когда думают, что рядом никого нет, один из них говорит по-немецки! Приводим в отряд, другой говорит по-нашему и требует связаться с Большой Землей, при этом немцы знают, что рация у нас не работает, и сделать мы этого не можем. Поневоле начнешь подозревать, что здесь что-то не то. Потрепали нас в начале лета здорово, сам видишь, кто в отряде остался, пять настоящих бойцов в расположении запросто половину отряда вырежут.
- Я так понимаю, ответ из Центра пришел?
- Точно так, велено вас как можно быстрее переправить через линию фронта, головой, мол, отвечаем. Завтра утром отправлю вас в другой отряд, туда ночью самолет придет. Вот такие дела.
- А отец когда вернется?
- Про то не скажу, сам не знаю, - вислоусый вздохнул. – Эх, война, будь она неладна…
Известие о том, что скоро они окажутся за линией фронта, американцы восприняли с большим энтузиазмом, даже Джованни, который по-прежнему по ночам отлучался к Нюте. Девушка уже не смотрела букой на Кареева и вообще выглядела гораздо более довольной жизнью, чем ранее, а когда на следующий день пришла пора прощаться, даже всплакнула немного. Летчикам отдали обратно их оружие, в сопровождении десятка партизан они после легкого завтрака выдвинулись в отряд товарища Косача, где имелась рация и рядом находилась площадка для приема самолетов. Шли до вечера с двумя короткими привалами и добрались уже в сумерках. Отряд Косача, оказалось это фамилия, а не прозвище, был гораздо крупнее, человек триста, если не больше. С продовольствием тут оказалось лучше, по крайней мере, ужин получился более основательный, картошка с салом и хлеб. После еды утомленные за день летуны пристроились отдохнуть, а Кирилл остался сидеть у костра, задумчиво глядя на огонь. Не давала покоя тревога за отца, хотя он понимал, что разведка не железная дорога, по расписанию не работает, а Валерий Кареев не тот человек, чтобы пренебречь боевой задачей ради общения с сыном, хотя они и не виделись более двух лет. Оставалось надеяться, что он останется жив до момента, когда Красная Армия придет сюда, ждать оставалось не так уж много, особенно по сравнению с годами оккупации.
Около полуночи к кавторангу подошел один из партизан:
- Товарищ, пора идти на аэродром.
Площадка для приема самолетов находилась примерно в получасе ходьбы, еще на подходе к ней все услышали звук авиационных моторов. Когда американцы подошли к большой поляне, игравшей роль партизанского аэродрома, Ли-2 уже развернулся и был готов к взлету. На этот раз рейс оказался внеплановый, поэтому на Большую Землю вместе с союзниками отправилось всего три человека, молодая женщина с маленьким ребенком и тяжело больной пожилой мужчина. Их и американцев уже посадили в самолет, а у Кирилла молодой мужчина с ППШ на плече попросил документы, еще два волкодава расположились по сторонам, страхуя своего старшего. Тот в свете фонаря изучил его удостоверение на имя Нормана Андерсона, кивнул своим подчиненным и произнес:
- Прошу на борт, товарищ гвардии капитан 2-го ранга!
Вытащенную из транспортника большую кучу мешков и ящиков партизаны споро тащили в лес, а Ли-2 взревел двигателями, быстро разбежался, подпрыгивая на неровностях, и вскоре оказался в воздухе.
Тьма за бортом стояла кромешная, самолет вошел в плотную облачность, а Кареев подумал, что в таких условиях попасть под огонь зениток или атаку ночного истребителя практически нереально. Так и оказалось, через два с половиной часа транспортник приземлился, партизан увез автобус, за американцами пришел крытый грузовик, Кирилл едва успел с ними попрощаться, а его самого посадили в Эмку, сопровождающим поехал человек, проверявший перед посадкой его документы.
«Все, дома! – блаженно подумал молодой человек. – Надолго задержать не должны, значит, скоро увижу жену и друзей.»
Возвращаться домой после выполнения опасного задания в прошлой жизни приходилось не раз и не два, но какой-то особой эйфории при этом он не испытывал. Может потому, что его никто не ждал? Нет, хорошее настроение бывало всегда, когда группа не имела потерь, но чтобы так накрывало! Сопровождающий, видимо, заметил настроение Кареева и улыбнулся, явно волчара тертый, хорошо его понимает. Ехали недолго, примерно полчаса, и оказались на территории какого-то охраняемого объекта, в темноте много не разглядишь.
- Сейчас, Кирилл Валерьевич, вы можете отдохнуть и привести себя в порядок. Завтра я отвезу вас в Управление контрразведки, необходимая формальность, сами понимаете. Да свидания!
Сопровождающий оставил кавторанга в помещении, похожем на гостиничный номер, просторная комната с кроватью, платяным шкафом и столом с двумя стульями, ванная комната и туалет. В ванной на крючке висело большое полотенце, на тумбочке лежало белье, а в шкафу нашлась повседневная форма подполковника морской пехоты с дубликатами двух Золотых Звезд, орденскими планками и гвардейским знаком, а также нашивками за ранения. Судя по еще одной золотой, последнее тоже учли. Улыбнувшись про себя, Кареев с превеликим удовольствием принял душ, переоделся в чистое, выпил стакан «Нарзана» из предусмотрительно оставленной на столе бутылки и завалился спать.