Историческая статья о вреде слэнга. Основана на доподлинных событиях.

Автор занимается исследованием историей Кременчуга в 20-40 годы ХХ века, в том числе судьбами представителей польской диаспоры Полтавской области, ставших жертвами политических репрессий в этот период.
  В процессе поиска ему попалось дело одного из военнослужащих Полтавского гарнизона, с которым хотелось ознакомить присутствующих, поскольку в нем, как в зеркале, отразилось сложное время и отражение это выявило человеческие качества каждого участника событий.
  16 апреля 1937 года группа военнослужащих 25 стрелковой дивизии имени Чапаева, сидя в комнате отдыха, обсуждала предстоящий Первомайский парад войск в городе Харькове. Это были старшины Безручко и Коркишко и оружейный техник Топчий [1].
  Обсуждение вращалось вокруг вопроса, приедет ли в город Харьков Нарком Обороны Ворошилов принимать парад или нет. Собственно, никто из присутствующих по своему служебному положению не мог достоверно знать, приедет ли Нарком, поэтому они просто болтали. И тут, как гром с ясного неба, прозвучали слова одного из участников обсуждения: "Ворошилов в Харьков не приедет, потому что он будет убит в Москве." Это сказал старшина сверхсрочной службы Безручко. Кого-то из присутствующих это поразило больше всех, отчего не позднее 20 апреля история стала известна НКВД.
  Потому что 23 апреля в городе Харькове прокурор Харьковского ВО Сафронов подписал постановление о мере пресечения для обвиняемого, то есть об аресте. 27 апреля в Полтаве был выписан ордер на его арест. Но ордер пришлось продлевать, так как старшина выехал в область в служебную командировку для занятий с переменным составом и вернулся в Полтаву позже. 30 апреля он был арестован, и у него в квартире проведен обыск. Тут обнаружилось еще одно нарушение со стороны Безручко. У него дома лежала карта, не подлежащая оглашению, которую он получил для проведения учений и по возвращении обязан был сдать обратно. Но якобы не успел, потому решил сдать позже.
  Следует добавить, что болезнь хранения секретных карт дома широко поразила комсостав дивизии в этом году. Командир 73 полка Матюхин держал дома две таких карты [2], а помощник командира разведдивизиона Свиридов-аж ТРИНАДЦАТЬ штук [3]! Ну и Безручко тоже поддержал марку комсостава. Поскольку он был всего лишь старшина роты, то только одну, пока не вырос в звании.
  Героя истории звали Безручко Даниил Никитович, 1911 года рождения, уроженец села Пришиб Шишацкого района (в анкете указано, что Харьковской области), проживал в городе Полтава, улица Ворошилова (бывшая Пороховая) дом 8, старшина 7 роты 73 полка, украинец, член ЛКСМУ, под судом и следствием не состоял, женат.
  Но история с картой самому Безручко вреда не принесла. За нее пострадал капитан Хоростецкий, отдавший карту старшине, а потом не проследивший за ее возвращением. За это он получил выговор в приказе по полку. А вот теперь пришла очередь Безручко отвечать, с чего он взял, что Наркома убьют в Москве? Тем более, что вскоре за арестом наступил Первомай, и никто Ворошилова не убил. Логика подсказывает, что знать об убийстве наркома в столице старшина в провинции может только лишь при знакомстве с деятельностью неких террористов. Возможно, даже при собственном участии в этой организации.
  Но старшина посрамил всех, и даже саму логику. Как оказалось, он не то имел в виду. То есть говоря, что Ворошилов будет убит в Москве, он имел в виду не то, что кто-то один или группа таких застрелит Наркома перед парадом. Он имел в виду, что Ворошилов будет принимать парад в Москве и в Харьков не поедет. А что касается слова "Убит"? А вот это обозначает, что Нарком останется в столице, а не умрет насильственной смертью.
  И старшина пояснил, что словом "убит" он пользуется именно так. Когда он желает пояснить жене, что никак не может сделать что-то, то выражается: "считай меня убитым". А когда хочет сказать, что где-то застрял и не успел: "Я был убит в Полтаве". Жена к этому привыкла и не беспокоится о смерти мужа, когда он звонит и говорит, что убит где-то. Как именно выражался, услышав это пояснение лейтенант госбезопасности Кугно, в протоколе не отражено.
  Следует сказать, что в данном случае НКВД явно не доработал. 16 апреля были сказаны слова, подозрительные по терроризму, 20 апреля два собеседника Безручко дали показания, как свидетели, что он действительно сказал про то, что нарком будет убит, и только 27го подписан ордер на арест. Арестован же он 30 апреля. Времени могло и не хватить.
  Но потом все пошло достаточно быстро. 30 апреля Безручко допрошен, как обвиняемый по "убитому Наркому" и как свидетель по вопросу о карте, не подлежащий оглашению.
  Затем он еще дважды допрошен, 7 мая проведены очные ставки с Коркишко и Топчием. Уже после окончания дела был допрошен Хоростецкий по вопросу о той же карте.
  Факт произнесения этих слов Безручко не отрицал, но пояснял, что с его стороны это было необдуманным, неправильным и пр. На очных ставках он со свидетелями соглашался. Характеризован он был начальством положительно, взысканий за весь период службы не имел.
  Исходя из вышеизложенного, ему было предъявлено обвинения по статьям 17-54-8 и 54-10.
  То есть антисоветская агитация и террористические намерения, не доведенные до конца (так называемая формула "Через семнадцать"). Был подготовлен список свидетелей для суда: Хоростецкий, а также Коркишко и Топчий.
  Тем не менее в прокуратуре Харьковского Военного Округа не сочли дело готовым для судебного заседания, а вернули дело в и предложили сделать следующее:
  1. Допросить жену Безручко, действительно ли он употребляет слово "убит" и в каких случаях.
  2. Лично допросите Безручко, так как представленный материал недостаточен для обвинения по статье 54-10.
  Дело по исполнению предоставить в военный Трибунал Харьковского округа с заключением о необходимости предания Безручко суду военного трибунала.
  Срок исполнения установлен 10 дней.
  Зам, военного прокурора ХВО военюрист 1 ранга Лауберг (фамилия плохо читается).
  Документ датирован 22 июня. Возможно, требование уложиться в 10 дней срок обусловлено тем, что истекает двухмесячный срок следствия, и необходимо решать вопрос с его продлением, раз дело еще недостаточно пригодно для предоставления в суд.
  1 июля в дело ложится заявление уже известного нам Коркишко, который положительно характеризует Безручко и заявляет, что часто слышит, как Безручко говорит: "считай меня убитым, ушел на обед", "Считай убита-жена ушла на базар". Свои показания про апрельский разговор он подтверждает, считает, что Безручко так пошутил, но "так ли это- сказать не могу".
  Еще один сослуживец подтверждает, что слово "Убит" в переносном смысле часто используется младшими командирами. Например, выражение "Бачок убит с тремя" означает, что бачок супа съеден тремя военнослужащими. Безручко также часто употребляет это слово в расширительном толковании.
  Безручко также был передопрошен и снова подтвердил, что сказал эти слова не с какой-то контрреволюционной целью, а оттого, что и сам так говорит, когда имеет в виду, что он или кто-то отсутствует, да и среди младших командиров принято использовать слово "Убит" очень часто.
  Жена Безручко на тот момент поехала к родителям в Шишацкий район, потому допросить ее не было возможно.
  1 июля 1937 года Безручко подписал протокол об предъявлении обвинения, что он с материалами ознакомился, дополнить ничем не может и заявлений никаких не имеет. Подписано прокурором 14 стрелкового корпуса бригвоенюристом Сафроновым.
  13 июля датировано постановление военного прокурора 14 стрелкового корпуса Сафронова, который, рассмотрев дело, нашел, что следствие по делу произведено с достаточной полнотой и достаточных данных для привлечения Безручко к суду по статьям 54-10 и 17-54-8 не имеется.
  А потому он подлежит немедленному освобождению.
  Несколько позже в городе Харькове в НКВД дело было сочтено закрытым и сдано в архив.
  Итого старшина отделался неполными тремя месяцами отсидки и вернулся в семью. Дальнейшая его судьба автору неизвестна.
  Тем, что Безручко покинул Полтавскую тюрьму свободным, он в первую очередь обязан одному человеку, хотя, возможно, и никогда об этом не узнал. Человека этого звали Сафронов Павел Сергеевич 1894 года рождения, бригвоенюрист, в этот период военный прокурор 14 стрелкового корпуса, а позднее помощник военного прокурора ХВО. К сожалению, для него не нашлось своего Софронова, ибо в 1938 году он был арестован, а в 1940 году осужден к длительному сроку лишения свободы. Умер в августе 1975 года, через 38 лет после описанных событий [4].
  Какие выводы могут сделать люди, прочтя об этом деле спустя много лет?
  1. "На болтуна не нужен нож".
  2. Человек имеет возможность остаться человеком. Поэтому начальство старшины охарактеризовала его только с положительной стороны, и свидетели тоже рассказали о нем не как о человеке, с рождения преисполненном зла и предательства. И военный прокурор не пошел по протоптанной дорожке, подписывая направляемые дела без внимательного прочтения, а сделал по-другому.