И последняя картинка несколько не в тему. Лет, эдак, на полста.
это ирландские фении второй половины 19 века.
Отредактировано Ромей (05-07-2021 14:23:52)
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Курс на Юг
И последняя картинка несколько не в тему. Лет, эдак, на полста.
это ирландские фении второй половины 19 века.
Отредактировано Ромей (05-07-2021 14:23:52)
- Берегись! – заорал Греве, и Остелецкий едва успел уклониться от распоровшего полу сюртука испанского ножа-навахи. Точно такой же клинок (длинный, с хищной горбинкой, и рукоятью, украшенной разноцветной эмалью и бронзой) всадил в грудь кочегару чернявый тип, - надо полагать, тот самый «наниматель», на встречу с которым и явился несчастный фламандец.
Чернявый не сразу пустил в ход нож. Появившись из неприметной подворотни, он сперва обменялся с кочегаром несколькими фразами, причём постоянно озирался по сторонам, и Остелецкий видел, как блестят в тусклых отсветах газового фонаря белки его глаз. О чём шла речь – офицер не слышал, но стало ясно, что гость что-то заподозрил. Осознав, что дело добром не закончится, Остелецкий совсем было собраться бросаться на злоумышленника - и понял, что опоздал, увидев, как в спрятанной за спину руке чернявого сверкнул клинок. Венечка не успел даже рта открыть, крикнуть, предупредить кочегара – злодей кошкой извернулся и ударил того в диафрагму. Несчастный изогнулся, издал протяжный хрип, и повалился на колени. Под ноги полетел, брякнув по булыжнику мостовой, так и не раскрытый боцманский нож. А из переулка уже лезли, раззявив в крике нечистые пасти и выставив перед собой навахи, сообщники чернявого.
От удара первого Остелецкий сумел увернуться, и с размаху ударил его в челюсть правой рукой, пальцы которой украшал массивный латунный кастет с шипами. Супостат взвыл, выронил нож и схватился за челюсть, а в бок Венечке уже летела наваха его приятеля, и не было никакой возможности…
Гр-р-рах!
Гр-р-рах!
Гр-р-рах!
Узкое лезвие скользнуло, задев многострадальный сюртук, а владелец ножа уже косо валился, прижав руки к простреленной груди. Остелецкий обернулся – барон стоял в трёх шагах, вытянув левую руку, и поддерживая её запястье правой. Кисть, престранным образом откинутая вниз, свисала будто на петлях, а из «культи» поднимался белый, остро воняющий порохом дымок. Венечка не успел удивиться этому обстоятельству, как из другого переулка уже выскользнули три тени. Первые двое ловко скрутили оставшегося головореза а третий бросился под ноги нацелившемуся, было, удрать чернявому, а когда тот покатился по мостовой, оседлал его и ловко заломил руки за спину.
Остелецкий опустил руку с кастетом. Запястье ныло. Ну вот, подумал он, отшиб, к гадалке не ходи, теперь придётся не меньше трёх дней ходить с повязкой. Ничего, этому типу пришлось куда хуже – челюсть раздроблена, тут и к гадалке не ходи…
- Финита! – хрипло сказал он. – Сейчас скоренько крутим этих типов и переулками, на «Луизу-Марию».
- А трупы куда девать? – осведомился барон. – Он уже вернул искусственную кисть на место, защёлкнул язычок замка и теперь озирал место сражения.
- Кочегара нашего надо забрать. – подумав, ответил Остелецкий. – А мертвяка затащите в подворотню и бросьте. Здешняя полиция подберёт - небось, у них за ночь не один такой «подарочек» образуется.
- Может, вашбродие и этого – ножичком под ребро?... - старший тройки «пластунов» указал на бандита со сломанной челюстью. – Всё одно говорить он не скоро сможет. На кой с ним возжаться-то?
- Ни боже мой! – встревожился Остелецкий. – Во-первых, если что – предъявим полиции, пусть они с ним разбираются. А во-вторых, мы с вами не душегубы какие, а российские моряки. К чему лишний грех на душу брать? А с этим, – он показал на чернявого, понуро стоявшего со стянутыми за спиной руками, – будьте поосторожнее. Скользкий тип, ушлый, как бы не сбежал. Очень он нам надо с ним побеседовать – вдумчиво побеседовать, не торопясь.
«Пластун» послушно кивнул и принялся вязать покалеченного бандита. Его товарищи подняли тело кочегара, наскоро соорудили из плаща подобие носилок и навьючили их на пленика. На булыжниках, там, где лежал труп, осталось большое тёмное пятно.
«Куда спешишь, милашка-служанка?
Прочь, скорее в Рио…»
- Аглицкая работа… - заметил Греве
На дворе уже последняя четверть XIX века, а он изъясняется в стиле века XVIII...
Полагаете, он не читал исторических книг? Ирония-с...
- Значит, Бёртон? – Греве собрал разбросанные по столу листки в аккуратную стопку. – Ты ж, вроде, рассказывал, что он потоп?
- Выплыл, как видишь. Не зря говорят, что оно не тонет. Хотя, будем справедливы: капитан Ричард Фрэнсис Бёртон – человек более чем одарённый.
На допрос Мануэля (так назвался главный пленник) ушло не меньше трёх часов. Другие два злодея толком ничего не знали. Сказали только, что Мануэль нанял их в припортовой таверне для охраны, а от кого предстоит его охранять – не уточнил. Поняв, что больше ничего от этих типов не добиться, Остелецкий распорядился запереть обоих в канатный ящик, накачав предварительно ромом – чтобы на ногах не держались и не затеяли, невзначай, побег.
- Я вот чего не понимаю… - барон закончил возиться с бумагами и убрал их в сафьяновый тёмно-зелёный бювар с бронзовыми уголками. – Почему Бёртон назвался этому мошеннику своим настоящим именем? Кажется, мог бы представиться кем угодно...
- Ты что, всё прослушал? – удивился Остелецкий. – Он же говорил, что познакомился с Бёртоном, когда состоял на дипломатической службе в Буэнос-Айресе. И, разумеется, в Аргентине он был под своим настоящим именем. Вздумай Бёртон представиться Мануэлю вымышленным именем - такому ушлому типу не составило бы труда узнать, кто он на самом деле.
На физиономии барона мелькнула досада – и как это он сам не сообразил такой простой вещи?
- Вообще-то, я не удивлён. – сказал Остелецкий. – Граф Юлдашев – я тебе о нём рассказывал, припоминаешь? – ещё тогда, в Порт-Суэце предположил, что Бёртон не погиб, и нам ещё предстоит с ним встретиться. Как видишь - оказался прав.
Греве кивнул. Остелецкий действительно поведал ему о своём начальнике, когда предложил отправиться по секретным делам в Южную Америку. Без излишних подробностей, разумеется.
- И что мы с ним дальше будем делать? Может, и правда, как предлагал твой унтер?..
Дурачка-то из себя не строй! – ответил Остелецкий. – тоже мне, живорез выискался… А Мануэля я думаю отпустить. Подержим до вечера и отправим на берег, пусть себе идёт с Богом.
- Это как – отпустить? – опешил Греве. – Он же прямиком побежит к Бёртону!
- И что он ему скажет?
- Ну… что мы его взяли и допросили.
- Может, ещё и признается, что всё нам выложил? Нет, Гревочка, за такое Бёртон его не пощадит. А я, в свою очередь, намекну Мануэлю, что если он скажет, что мне нужно – ещё и денег получит, сотню серебряных песо. В противном случае -найдём и ножик под ребро.
- И кто из нас живорез? – ухмыльнулся Греве.
- Так ведь работа такая, Гревочка. Я ему велел сказать Бёртону, что человечка на «Луизе-Марии» он сыскал. Человечек тот денег взял, и рассказал, что пароход пришёл сюда, миновав пролив Дрейка – он ведь, кажется, этим интересовался? – что кроме судовладельца, его жены и приятеля-репортёра на борту только команда, и в ближайшие недели три покидать Вальпараисо они не собираются.
- Значит, мы куда-то отправляемся? – догадался барон.
- Ты, кажется, говорил, что разрешение на заход в Антофагасту тебе сделали?
- Точно так. – подтвердил Греве. – Сегодня утром прислали на борт с нарочным. Хоть сейчас можно идти.
Сейчас не надо, а вот с утренним бризом – в самый раз.
- А Бёртона за нами не увяжется? – усомнился барон. - «Рэйли» ходок не хуже «Луизы-Марии», что под парусами, что под машиной, да и «Мьютайн» ему не уступит. Догонят в открытом океане – что делать будем? Пушки у нас, конечно, отличные, но их только две. Да и Камиллу не хочу подвергать опасности…
- Не догонят, Гревочка. Даже если Бёртон расколет своего Мануэля и поймёт, что к чему, сразу в море посудины её Величества не выйдут. Это у нас, спасибо мсье Девиллю, все на борту и готовы, а у англичан обе команды на берегу. Пока матросиков по кабакам и борделям соберут, пока офицеров отыщут – полсуток, в лучшем случае. И никакого театра не надо!
Греве невольно расплылся в улыбке - упоминание о славной затее, которую удалось провернуть во время стоянки на Канарах, явно ему польстило.
- Таким образом, у нас ещё почти полдня. – продолжал Остелецкий. Мануэля отпустим, как я уже сказал, вечером, а ты пока пошли на берег боцмана. Пусть наймёт на пару недель какую ни то рыбацкую посудину, а лучше, прогулочную яхту – без команды, и чтобы повместительнее. Как отойдём миль на двадцать, чтобы оказаться вне видимости - мы с пластунами пересядем на неё, и отправимся к берегу. Очень мне нужно прояснить, зачем Бёртон заявился сюда по наши души…
- Яхту, говоришь? – Греве состроил скептическую мину. – А справитесь? Океан всё же, не Маркизова лужа…
А не дать ли тебе в рыло, дражайший барон? – ласково поинтересовался Остелецкий. – Ты у нас, конечно, морской волк, и всё такое, но и я в Средиземном море не мышей ловил!
- Да ладно, я же, в шутку… - сдал на попятную барон. С некоторых пор Остелецкий крайне болезненно реагировал на намёки о своей новой «сухопутной» карьере. Сориться же со старым другом Греве не хотел.
- Вот и не шути так больше. А если серьёзно – у меня треть команды из флотских. Помнишь того, что бандита со сломанной челюстью прирезать предлагал?
- Такого забудешь…
- Он, до того, как податься в морские пластуны, служил боцманом на «Петропавловске», Морскую практику превзошёл так, как нам с тобой, Гревочка, и не снилось. И всё, хватит языки чесать. Ьы займись яхтой, а я просмотрю ещё разок записи с допроса Мануэля. Мелькнуло там что-то любопытное, что мы пропустили…
И потянулся к бювару.
это ирландские фении второй половины 19 века.
Со стволом времён Наполеона?
Со стволом времён Наполеона?
Запросто. Однозарядные пистолеты, и не только капсюльные, были в употреблении до самого конца века. В особенности у таких голодранцев, как фении.
Отредактировано Ромей (05-07-2021 21:23:51)
Ьы займись яхтой, а я просмотрю ещё разок записи с допроса Мануэля.
Ты
VII
Побережье Боливии,
гавань Антофагасты.
4 ноября 1879 г.
Серёже приходилось участвовать в атаках шестовыми минами - во время прорыва русского броненосного отряда к Свеаборгу, когда он сумел подорвать двумя минами таранный броненосец «Руперт». Правда, тогда лейтенант Казанков командовал не утлой «торпедерой», а монитором «Стрелец», но и противник был посерьёзнее – британская Эскадра Специальной Службы под командованием адмирала Эстли Купера. Да и само дело было не ночью, а при свете дня, когда неприятельские корабли были ясно различимы и ошибиться, перепутать цели было мудрено.
Теперь – совсем другое дело. Смотровые щели в рулевой рубке узкие, едва два пальца шириной. Не видно в них не зги, только вырисовываются на фоне угольно-чёрного берега контуры судов, похожие один на другой, как близнецы, да тускло светятся на палубах стояночные фонари. Поди, разбери, где тут транспорт с войсками, а где броненосец? Ориентироваться приходится по приблизительной схеме, но проку от неё немного – ночь, темно, хоть глаз выколи, ориентиров нет. Силуэты неприятельских судов сливаются друг с другом, и остаётся полагаться на извечные российские «авось», «небось» и «как-нибудь».
В рулевой рубке теснота. Плечо упирается в спину штурвального, боцмана Дырьева с «Тупака Амару». Боцман (он вызвался охотником на «Алаи», сославшись на опыт службы на минных катерах в недавнюю балтийскую кампанию) то и дело шипит: «посуньтесь, вашбродие, мешаете!» - и Серёже остаётся только втискиваться изо всех сил в холодную броню.
Впереди, за тонкой железной переборкой стучит машина, то и дело посвистывает клапан котла – Хуанито, тот самый, кому Дырьев преподавал непростую науку обращения со стопором якорной лебёдки, - вовсю шурует в топке. И неплохо справляется - оказалось, он до призыва на флот малый работал кочегаром на паровой молотилке. А когда узнал, что Дырьев, ставший для перуанца непререкаемым авторитетом, попросился вместе с ним на «Алаи».
Серёжа откинул крышку броневого колпака рубки и высунулся наружу по пояс. Чёрт с ними, с пулями, тем более, что пока никто в них не стреляет – зато так можно хоть что-то вокруг различить. Он поправил жестяные шторки сигнального фонаря – они были устроены так, чтобы свет был заметен только с кормовых румбов. Обязательная предосторожность – следом за выходящими в атаку «торпедерами» крались на малых оборотах «Тупак Амару и «Уаскар». Броненосцы должны наносить второй удар – после того, как сработают шестовые мины, в ход пойдут тараны и тяжёлые орудия – в упор, на пистолетной дистанции, когда даже неумелые перуанские канониры не смогут промазать из своих десятидюймовок. А потом в дело пойдут торпеды Лэя - не приведи Бог, подумал Серёжа, операторы-наводчики перепутают в такой кромешной темноте цели и засадят мины в борт своим! Впрочем, поправился он, к тому моменту в гавани уже будет освещение – как и неразбериха. Может, прав был Повалишин, когда категорически возражал против использования этих новинок?
Темнота взорвалась ружейной канонадой. И сразу торопливо затакала картечница Гатлинга – их обнаружили! По рубке «Алаи» зацокали пули, одна, срикошетив от брони, обожгла Серёжину щёку. Молодой человек торопливо нырнул вниз, захлопнул над головой броневую крышку.
- Обороты до полного! - крикнул он. В переговорную трубку. Дальше таиться не имело смысла. – К минной атаке изготовиться!
Минёр, скорчившийся в носовом отсеке катера, торопливо закрутил ручку лебёдки, пополз вперёд шест с привешенным на конце клёпаным латунным бочонком.
- Готово, вашбродите! – зашипело в раструбе. Серёжа и сам видел, что мина уже погрузилась в воду, а впереди, в кабельтове, не дальше, высилась чёрная, без единого огонька стена – борт корабля. Какого именно - броненосца, корвета, обычного парохода? Поди, разбери…
Пули то и дело звякали снаружи по броне, и вдруг внутренность рубки залил яркий, неестественно белый свет, врывающийся через смотровые щели. «Прожектора системы полковника Манжена» - понял Серёжа. – Верно говорил Повалишин, у чилийцев на броненосцах самое новейшее оборудование. Сейчас их разглядят, пристреляются – и не из картечниц, а из лёгких противоминных пушек, которых, что на «Кохрейне», что на «Бланко Энкалада» до дури...
А чёрная стена росла, приближалась – восемь саженей, пять, три. Серёжа крикнул – «стоп машина, готовься дать задний ход!» - и с облегчением увидел, кончик шеста с миной уже ушёл под борт неприятельского судна, а мгновение спустя и нос катера глухо ткнулся в преграду.
- Задний ход!
В машинном отделении залязгало и «торпедера» послушно поползла назад. Серёжа запоздало бросил взгляд на лейденскую батарею – контакты, вроде, на месте. Онсжимал деревянную ручку рубильника и шёпотом считал: «Два… три… четыре…», чувствуя, как ледяной пот стекает между лопаток. При счёте «шесть» он перекрестился и изо всех сил рванул рубильник.
Отредактировано Ромей (07-07-2021 11:07:15)
А когда узнал, что Дырьев, ставший для перуанца непререкаемым авторитетом, попросился вместе с ним на «Алаи».
Пропущены слова во фразе.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Курс на Юг