VIII

Гавань Антофагасты.
5 ноября 1879 г.
Ночь, утро.
Греве подскочил на постели, словно подброшенный пружиной. Гулкий грохот, от которого он вывалился из крепкого сна, повторился, в ответ захлопали винтовки. Каюта на миг озарилась неестественно-ярким светом – это луч боевого прожектора мазнул по борту парохода.
- Мон шер ами, что это?
Камилла, не вполне ещё опомнившаяся ото сна,  вцепилась ему в локоть. Несмотря на всю тревожность ситуации, барон не мог не отметить её очарования: волосы рассыпаны по плечам, алеют губы, слегка припухшие после его поцелуев – его поцелуев! -  тончайшая ночная сорочка сползла с плеч и почти не скрывает полушария грудей, увенчанные тёмными вишенками сосков…
Он сел на постели и зашарил в поисках одежды. Ружейная трескотня усилилась, в неё вплелись сухие трели револьверных пушек-картечниц.
Снова грохот, уже гораздо ближе. Но на этот раз – не взрыв, а выстрел чего-то не менее, чем девятидюймового.
«А ведь вполне могут и нам в борт вкатить… - опасливо подумал барон, попадая с третьей попытки в рукава рубашки. – Ночь, в гавани наверняка полный бардак, палят, куда ни попади…
Так что стряслось?
Камилла настойчиво теребила супруга за рукав.
- Похоже, дорогая, перуанцы решились-таки нанести в Антофагасту визит. И, судя по взрывам, они пустили вперёд минные катера.
- А для нас это не опасно?
- Ещё как опасно… - чуть не ответил он, но вовремя прикусил язык. К чему беспокоить супругу раньше времени?
- Одевайся, дорогая, и поднимайся на палубу. Только выбери что-нибудь, в чём будет удобнее…
- …плавать? - догадливо усмехнулась женщина. Страха на её лице не было и следа. Тогда уж я прихвачу и пробковый пояс – они у нас в каюте, в рундуке. И – дай-ка прикреплю тебе протез, а то самому трудно…
Барон послушно протянул левую руку, и Камилла принялась возиться с ремнями и пряжками, удерживающими приспособление на культе. По палубе стучали башмаки, доносились, заглушая пальбу, боцманские загибы.
«Ага, комендоры повылазили из трюмов и встают к орудиям. Только бы палить не начали, куда ни попади. Пераунцы нам не враги, а вот если, невзначай,  привлечём их внимание – вполне можем схлопотать подарочек под мидель. Кажется, у них были не только шестовые  мины, но и самодвижущиеся, системы Уайтхеда…»
Он поцеловал жену в разгорячённую после сна – или от возбуждения? – щёку и вышел на палубу. Гавань бурлила ведьминым котлом – всплески от падения снарядов, языки пламени над взорванным пароходом, вспышки выстрелов, прожекторные лучи... Стоящий неподалёку чилийский корвет словно превратился в действующий вулкан – пушки и ружья грохотали с обоих бортов, в плотных клубах белого дыма мелькали тусклые оранжевые вспышки.
Луч прожектора ухватил в паре кабельтовых от «Луизы-Марии»  узкий силуэт миноноски – покатая, уходящая в воду палуба, длинный шест на носу, кургузая труба, из которой валят густые клубы чёрного дыма. Позади трубы – что-то типа колпака с откинутой наверху крышкой; из люка по пояс высовывается человек и беззвучно кричит, размахивая руками. Вдруг рядом с бортом вырастают столбы воды – один, другой. Третий вырос под самым форштевнем, в воздух полетели обломки. Барон на миг замер – а ну, как сработает шестовая мина? – но взрыва не последовало.  Судёнышко зарылось носом  в воду, и на корме в свете прожектора мелькнул на мгновение трёхцветный перуанский, с большой белой звездой, флаг.  Из распахнувшихся люков полезли люди - они выбирались на палубу и по одному прыгали за борт.
- Боцман, гичку! – заорал не своим голосом Греве. – Скорее, храпоидолы, надо их подобрать!
Гичка, по счастью,  была в готовности, привязанная у пассажирского трапа,  на случай, если кому-нибудь понадобится на берег. Барон ссыпался вниз по ступенькам, прыгнул на носовую банку. Матросы споро разобрали вёсла, и гичка полетела к гибнущей миноноске, подгоняемая четырьмя парами загорелых рук. Низко над головой провыл снаряд, ещё один взметнул столб пены в паре саженей от шлюпки. Барон выругался, схватил спасательный круг и встал в полный рост, высматривая в воде человеческие головы. На посвистывающие то и дело пули он не обращал внимания.
Наконец-то – настоящее дело!

Отредактировано Ромей (07-07-2021 11:11:58)

«Тупак Амару» выручил его низкий, сливающийся с волнами силуэт – видимо, чилийские комендоры спутали броненосный таран с «торпедерой» и целых пять минут старательно поливали его свинцом из «Гатлингов», да время от времени угощая снарядами мелких пушчонок с палубы и боевых марсов броненосца. Весь этот фейерверк не оказал на стальную «шкуру корабля ни малейшего воздействия - разве что высекал из покатой стальной палубы снопы искр да дырявил кожухи вентиляторов. Подойдя на полтора кабельтовых, Повалишин скомандовал «Пли!» Крупповское чудовище грозно рыкнуло – от её отдачи судно на мгновение замерло на месте, -  десятидюймовая чугунная бомба, пронизав небронированную оконечность «Бланко Энкалады», канула в водах гавани, разнеся по дороге в пыль подшкиперскую и матросский гальюн. Перезаряжать орудие времени не было – каперанг велел прибавить обороты до полных, нацелившись в  мидель-шпангоут «чилийца». И в этот самый момент, когда до удара остались считанные секунды, истошно заорал сигнальщик-перуанец на правом крыле мостика. Повалишин посмотрел в направлении, куда он показывал – и покрылся холодным потом. Точно в борт «Тупаку Амару» шло веретено с торчащими вверх коротенькими мачтами, на которых тускло светились красные огоньки.
«Торпеда Лэя! – понял каперанг. – То ли взрывом перебило провода, то ли командир буксира-матки струсил, попав под обстрел и, обрубив кабель управления, дал дёру. И теперь смертоносная железная рыба с двумя пудами динамита в брюхе. И стоит ей ткнуться в борт «Тупака Амару» - не поможет никакая броня.
- Лево на борт!  – крикнул он. Рулевой, старшина, служивший раньше на броненосном фрегате «Петропавловск»,  уже всё понял – и стремительно закрутил дубовое, с выложенными бронзовыми полосами, колесо штурвала. Нос «Тупака Амару» покатился в сторону, а светящаяся полоса пены всё приближалась…
Они разошлись с торпедой фута на три, не больше. Повалишин скомандовал резко переложить руль, но таранная атака уже была сорвана – шпирон лишь скользнул по броневому поясу «Бланко Энкалады»,  сорвав несколько броневых плит. Проскрежетав бортом по чилийскому броненосцу, «Тупак Амару» проскочил вперёд, едва не задев якорную цепь. Повалишин оглянулся – теперь важно было держаться в мёртвой зоне казематных девятидюймовок, способных на такой дистанции понаделать в броне их кораблика огромные дыры. 
- Изготовить мины Уайтхеда! – скомандовал каперанг. Атаковать ими броненосец не получится, это ясно – решётчатые пусковые аппараты направлены по курсу вперёд, а делать новый заход – значит совершить самоубийство.  Придётся искать другую цель, благо, в них не было недостатка в гавани, битком набитой военными и грузовыми судами.
Страшный удар обрушился на «Тупак Амару». Повалишин, не удержавшись, полетел с ног. Орудие правого каземата чилийского броненосца всё-таки исхитрилось произвести вдогонку выстрел – и даже попасть в цель. Чугунная бомба разорвалась на бруствере барбета, перебив и переконтузив половину орудийной прислуги и проделав в броневой палубе здоровенную вмятину.
- Лево руль! – скомандовал Повалишин.  – Держи вон на то корыто!
И указал на большой  пароход, стоящий в пяти кабельтовых мористее. 
Орудия «Бланко Энкалада» снова рявкнули – теперь-то броненосный таран был в зоне поражения. Но, то ли удача изменила чилийским наводчикам, то ли они боялись угодить в своё судно, но девятидюймовые снаряды провыли высоко над мостиком, на нанеся никакого вреда. До парохода оставалось не больше двух  кабельтовых, и Повалишин скомандовал «пли!»
Стрелять было приказано из обеих аппаратов одновременно, но мина вышла только из правого – и побежала к борту парохода, волоча за собой светящийся след из пузырьков. Добежала, ударила – и взорвалась, выбросив к небу колонну вспененной, пополам с донным илом и мутью, океанской воды. А «Тупак Амару» уже поворачивал, проходя под кормой своей жертвы, чтобы как можно быстрее выйти из-под обстрела броненосца…
Уже утром, в открытом океане, по пути в Лиму, куда отходила потрёпанная эскадра, Повалишин осматривал повреждения, полученные в ночном бою  - и понял, насколько им повезло. Крупный, осколок девятидюймовой бомбы на всю длину пропорол латунную сигару мины Уайтхеда, пробил баллоны с угольной кислотой, уничтожил привод пропеллера – и лишь чудом не задел начинённое пироксилином боевое отделении. Пройди он на полфута левее – и кормить бы им сейчас крабов и прочих морских гадов на дне бухты Антофагасты.
Но и без того авантюра с ночным набегом закончилась полным провалом. Отопить или вывести из строя хотя бы один чилийский броненосец не удалось. За потопленные то ли два, то ли три парохода и корвет пришлось заплатить всеми тремя «торпедерами» и, главное – «Уасткаром», ставшим подлинным  символом побед перуанского флота. Погибли или попали в плен адмирал Мигель Грау, старший лейтенант Казанков и ещё не меньше сотни перуанских моряков, входивших в команды монитора и двух погибших «торпедер». Разгром, иначе не скажешь!
Увы, на этом их беды не закончились. Около полудня остатки эскадры нагнали четыре корабля: чилийские корветы «О'Хигинс» и «Магальянес» и британский шлюп «Мьютайн». Возглавлял отряд «Рэйли», и при его виде у Повалишина заныло сердце. Шансов в бою с новейшим британским фрегатом не было никаких:  десятидюймовка «Тупака Амару» была, пусть ненадолго, но выведена из строя, на канонерку же «Пилкомайо» рассчитывать не стоило - она буксировала подбитый снарядом колёсный пароход-матку, да и вообще, имела сомнительную боевую ценность со своими двумя гладкоствольными пексановскими пушками времён Крымской войны.
Оставалось героически погибать - истерзанная до полной небоеспособности перуанская эскадра не могла оказать неприятелю сколько-нибудь серьёзное сопротивление. Положение спасла «Тормента»: офицер, которому Казанков передал командование шлюпом, приказал выйти из строя и подняв флажный сигнал «Погибаю, но не сдаюсь» - видимо, недолгое общение с русскими коллегами оказало на перуанца немалое влияние, - пошёл навстречу англо-чилийскому ордеру. Под их залпами деревянный кораблик продержался недолго, но достаточно, чтобы остальные перуанские корабли скрылись на мелководье, куда чилийцы, не забывшие  печальный опыт «Индепенденсии» (та, увлёкшись погоней, вылетела на мель) – и не решились последовать за ускользающим врагом. А Повалишин ещё долго стоял на мостике и не отрывал взгляда от южной стороны горизонта, где приняла свой последний бой «Тормента». Никогда больше он не видел ни сам шлюп, ни его отчаянного командира, ни матросов, перуанских и русских. Океан безжалостен и не возвращает то, что однажды принял в свои объятия…

Отредактировано Ромей (07-07-2021 15:36:02)

IX
«Le Petit Journal»
Франция, Париж.
…ноября 1879 г.
«…эскадра вице-адмирала Джона Хей покинула Карибскую станцию Роял Нэви (порт Гамильтон, Бермудские острова) и направляется к берегам Британской Гвианы. «Мы готовы поставить зарвавшихся островных торгашей на место» - заявил морской министр  кабинета  Вийан-Анри Вадденгтона, адмирал Жан-Бернар Жорегиберри. Флот Франции сейчас силён, как никогда раньше; в его составе – новейшие броненосные и минные суда. Адмирал Курбэ, начальник нашей Атлантической эскадры храбр, опытен и, вне всяких сомнений, не даст спуску извечному врагу прекрасной Франции…»

«Berliner Börsen-Courier», Берлин
…ноября 1879 г.
«Наш парижский корреспондент сообщает, что парламент Третьей Республики утвердил соглашение, согласно которому Франция уступает Российской Империи права на порт Обок в заливе Руфиджи, Эфиопия.  Это делается в обмен на серьёзные уступки в тексте некоторых статей Триестского договора, касающегося французского пая в концессии Суэцкого канала. Особую роль в выработке и заключении франко-русского соглашения по Обоку сыграл сам президент совета министров Вийан-Анри Вадденгтон, совмещающий этот высокий пост с должностью министра иностранных дел.

В то же время посланник Вены выразил от имени протест, утверждая, что упомянутые уступки сделаны за счёт ущемления законных прав  Австро-Венгерской империи. Протест этот, однако, был оставлен без внимания остальными участниками конференции, в том числе и инистром иностранных дел Пруссии графом Отто фон Бисмарком, который, однако, отметил…»

«С.-Петербургские ведомости»
…ноября 1879 года.

«Нам пишут из Южной Америки:
«Согласно сведениям, полученным по трансатлантическому телеграфному кабелю, состоялось крупное морское сражение между перуанским и чилийским флотами. Перуанцы потерпели поражение, лишившись броненосца и нескольких боевых кораблей классом поменьше. Корреспондент североамериканской газеты, работающий в Кальяо, утверждает, ссылаясь на рассказы непосредственных участников боя, что в сражении на стороне чилийцев участвовали боевые корабли британского Королевского флота. Однако, британский военно-морской атташе в Санкт-Петербурге, к которому мы обратились за комментариями категорически отрицает это факт, называя его жалкой попыткой перуанских властей смягчить тягостное  впечатление от поражения…»

«Сан-Франциско Кроникл»,
…ноября 1879 г.
«…русская эскадра нанесла дружественный визит в наш прекрасный город – уже в третий раз за пятнадцать лет! Командует эскадрой адмирал Бутаков, известный  громкими победами над английским флотом на Балтике, набегом на устье Хамбера и крейсерством в Северной Атлантике. Нашей публике он знаком благодаря визиту в Нью-Йорк в прошлом году, и в особенности,  после того, как появление  кораблей его эскадры вынудило отступить англичан после битвы в Чесапикском заливе. Власти Сан-Францсико объявили сбор средств на памятный подарок прославленному русскому адмиралу…»

Manchester Evening News»
Англия, Манчестер,
…ноября 1879 г.
«…не вызывает сомнения, что Россия уверенно выходит в океан – и можно не сомневаться, что северный медведь намерен обосноваться там всерьёз и надолго! Это стало особенно очевидно после закладки угольных станций и баз военного флота на Занзибаре и на берегах Красного моря, а в особенности -  после участившихся визитов русских броненосных эскадр в САСШ. Можно с уверенностью утверждать, что новая политика царя Александра, известного своей ненавистью к Британии, представляет самую страшную угрозу для Британии со времён испанской Армады. Нам остаётся лишь уповать на то, что в кабинете Гладстона в полной мере осознают опасность, нависшую над Империей…»

Отредактировано Ромей (07-07-2021 21:43:47)

О своём чудесном спасении из кипящего котла, в которую превратилась в ту роковую ночь гавань Антофагасты, у Серёжи Казанков остались самые смутные воспоминания. Вот чьи-то руки вытаскивают его из воды и опускают на жёсткие ребристые  пайолы, покрывающие дно шлюпки; вот разжимают сведённые челюсти и вливают в рот что-то крепчайшее, обжигающее гортань, и он долго, взахлёб кашляет. Вот его расспрашивают по-испански, но суть вопросов ускользает, и он снова теряет сознание.
По настоящему Серёжа очнулся в тесной клетушке, которую, хорошенько осмотревшись, опознал, как карцер на большом военном корабле. Все признаки были налицо: отсутствие окон, откидные, на цепях, койки, на одну из которых брошено добротное шерстяное одеяло с подушкой. На полу, возле койки – кувшин с водой и кружка, крепкая дверь с высоким порожком-комингсом окована листовым железом и украшена маленьким зарешеченным окошком. И, главное: лёгкое покачивание пола – нет, палубы! - под ногами и шум волн, разбивающихся о борт судна.
Он в плену, это яснее ясного. Не очень, правда, понятно, почему его держат одного – видимо, других офицеров чилийцам не досталось, вот его и поместили в «одиночку». Что ж, оно и к лучшему – есть время обдумать своё незавидное положение. Правда, гложет беспокойство за боцмана Дырьева и машинного кондуктора, второго русского из команды «Алаи», механика, но с этим пока придётся повременить.
Ситуация прояснилась довольно скоро. Засов на двери лязгнул, и на пороге возник чилийский унтер-офицер в сопровождении вооружённого карабином матроса. Пленнику предложили  - вполне вежливо, видимо, из уважения к его офицерской форме, - следовать за конвоирами. Что он и сделал, оказавшись после недолгого путешествия по узким подпалубным переходам, в просторной каюте, обстановка которой, и в-особенности, распахнутая дверь, выводящая на кормовой балкон, напомнила ему адмиральский салон броненосного фрегата «Генерал-адмирал», где ему случилось побывать во время стоянки в Кронштадте.
Ощущения Серёжу не обманули. Хозяином каюты оказался не кто иной, как командор Гальварино Риверос Карденас, командующий чилийской эскадрой. Узнав о пленнике, он захотел самолично его допросить, и немало обрадовался, узнав, что перед ним – один из тех русских моряков которые, как это было известно чилийцам, привели в Кальяо новые боевые корабли.
Допроса, однако, не получилось. Серёжа подтвердил (к чему скрывать очевидное?) что он – старший лейтенант Российского императорского флота в отставке, в настоящий момент состоящий на службе республики Перу. Однако, на любые вопросы, касающиеся как прибывших из САСШ кораблей, так и планов перуанских военных, отвечать решительно отказался. Впрочем, Риверос особо и не настаивал.
- Мы, чилийцы – культурная нация и понимаем, что такое законы чести. – заявил командор с таким пафосом, что Серёжа едва сдержал усмешку. Ему ужасно хотелось спросить этого напыщенного индюка: а как соотносится «цивилизованность» его соотечественников с кровавой резнёй, которую они учинили индейцам мапуче, о которой много писали газеты в Кальяо? Но  сдержался: во-первых, перуанцы, чью форму он носит, тоже далеко не образчики гуманизма, во вторых... после. Сейчас – не время.
- Ваша атака нанесла моему  броненосцу довольно серьёзные повреждения,  - продолжал командор. – Но ваш флот дорого за это заплатил, и теперь не способен к активным действиям. Поэтому я решил вернуть «Бланко Энкалада» в Вальпараисо для ремонта. Вы отправитесь вместе с ним.
Что ж, Вальпараисо так Вальпараисо – это Серёжу не особенно волновало. Он лишь осведомился о судьбе других членов команды «Алаи». Против его ожидания, Риверос охотно ответил на вопрос
– Те из ваших людей, кто остался в живых, содержатся здесь, на «Бланко Энкалада», их жизни ничто не угрожает – как и вашей, разумеется.  По прибытии в Вальпараисо вы будете заключены в крепость, как военнопленные, до окончания боевых действий, как того требуют законы  войны. Пока же вы на борту моего корабля – прошу дать слово, что не предпримете попытки побега. В этом случае я прикажу выделить для вас отдельную каюту и приставить вестового – как это подобает вашему чину.
Серёжа согласился и, следуя к новому «месту жительства», пытался сообразить – что такое важное он слышал о крепости в Вальпараисо? Ведь было что-то, и совсем недавно…
Озарение пришло, когда он переступил порог каюты. Ну, конечно! Лейтенант по имени Родриго, командир «Алианцы», судя по всему, погибший во время нападения вместе со своей «торпедерой». В разговоре с Серёжей лейтенант упомянул, будто его старший брат состоит на чилийской военной службе, и не кем-нибудь, а комендантом этой самой крепости!
Серёжа приободрился. Если он ничего не напутал в рассказе Родриго  -  тогда, возможно, это шанс. Правда, как его использовать, пока неясно, но время есть. Он наверняка что-нибудь придумает.