III

Чили,
гавань Вальпараисо.
…декабря 1879 г.
Толчок был такой силы, что Греве скатился с постели. Широченной, двуспальной, занимавшей в их с Камиллой каюте место обыкновенной судовой койки с низенькими поручнями, не дающими скатиться вниз при качке. Но, скажите на милость – какие могут быть поручни на супружеском ложе?..
Снова ударило. палуба заходила ходуном,  «Луиза-Мария» вздрогнула всеми своими тремя с половиной тысячами тонн водоизмещения. Ночь – непроглядная, угольно чёрная ночь Южного полушария озарилась огненным сполохом, причудливые изломанные отсветы заплясали  на стенах каюты.
- Что происходит Шарль, дорогой? Мне страшно!
Камилла сидела на постели, прижав к груди простыню – волосы растрёпаны, голос напуганный. Барон вскочил, подтянул кальсоны и кинулся к иллюминатору. Взрывы сменились гулкой трескотнёй – словно рвались в печи неосмотрительно брошенные туда винтовочные патроны. Оранжево-дымный пузырь,  набухающий  за частоколом корабельных мачт, подсветился изнутри частыми вспышками. Барон отошёл от иллюминатора и зашарил по полу в поисках одежды – вчера вечером им обоим было не до того, чтобы аккуратно развесить её по спинкам кресел.
- Ну, что там?  На гавань напали? Да не молчи,  что за ужасная манера!..
«…похоже, отметил Греве, дражайшая супруга постепенно приходит в себя. Вон, уже требует, возмущается…»
Он кое-как натянул брюки, накинул на голое тело китель, и заторопился к выходу. Остановился, порылся в ящике стола и сунул в карман тупорылый бельгийский револьвер-«бульдог».
- Потерпи, Камилла, любовь моя, я сейчас. И вот ещё что…
Он посмотрел в сторону иллюминатора. Зарево в порту разгоралось.
- Одевайся поскорее и тоже выходи на палубу, и горничную свою прихвати. И пошарь под постелью – там пробковые пояса, спасательные, возьми и для себя, и для неё. Мало ли что…

Вернулся барон действительно быстро – Камилла стояла посреди каюты, и горничная-мулатка зашнуровывала на ней какую-то деталь туалета. На ворвавшегося в каюту «хозяина» девушка взглянула с испугом – глаза её полны были ужаса. Барон в три шага пересёк каюту, сгрёб со столика графин с хересом и отхлебнул прямо из горлышка. Камилла при виде такой вульгарности поморщилась, но от комментариев предпочла воздержаться. Не время.
- В общем так, душа моя… - Греве поставил графин на место и вытер губы рукавом кителя. – Взорвались военные грузы, которые англичане днём вываливали на пирс на противоположной стороне гавани. Снаряды, винтовочные патроны – уж не знаю, что там ещё было. Сейчас там большой пожар – горят пакгаузы, и британский пароход, который был отшвартован у стенки. Чилийцы носятся туда-сюда, как ошпаренные, пожар, похоже, никто не тушит. Я велел подать разъездную гичку , хочу взглянуть поближе. Вот только приведу себя в порядок – нехорошо всё же, неприлично…
И он указал на волосатую грудь под кителем и босые ноги.
- Но зачем тебе туда ехать? – встревожилась баронесса. – какое тебе дело до из пожаров? Сами справятся, а не справятся – их дело!
- Оно конечно так… - барон нашарил под постелью башмаки, присел и стал обуваться. – И причина пожара, скорее всего, самая, что ни на есть, банальная: обычное латиноамериканское разгильдяйство. Я сегодня днём проезжал мимо, когда возвращался из портоуправления – так имел удовольствие видеть, караульные курят на посту. А в ведь в ящиках могли быть снаряды, патроны, порох…
- Ну и  что? Тогда тем более, нечего тебе там делать!
Барон замялся.
- Видишь ли, мон шер ами, есть у меня подозрение: а если не так всё просто? Уж не наш ли добрый друг устроил эту катавасию? Недаром он со своими «морскими пластунами»  так рвался на берег…
- А хоть бы и так? – Камилла состроила недоумённую гримаску. – Ты что, искать их там собираешься? Да если мсье  Osteletsky и учинил всё это безобразие – сейчас его в порту наверняка и след простыл! Спрятался где-нибудь и сидит тише воды, ниже травы…
Последнюю фразу она произнесла по-русски. Барон усмехнулся: самый лучший способ изучать язык – это в постели, и отнюдь не в одиночку. С некоторых пор они говорили  на супружеском ложе исключительно на языке российских берёзок.
- Ты права, конечно, дорогая… - ответил он. – А всё же – гляну, хотя бы издали. Вдруг, да разгляжу что-нибудь  занимательное?
- Ты лучше нанеси с утра пораньше визит нашему доброму другу, начальнику таможни. Он-то наверняка всё тебе расскажет.
- Обязательно. – кивнул барон. – Кстати, расспрошу о Серёже Казанкове: здоров ли, не ранен, где его держат? Наверняка ведь знает, прохвост…
- И не забудь навестить сеньора адмирала. – посоветовала Камилла. Горничная закончила возиться со шнуровкой и теперь торопливо поправляла оборки. – Он наверняка с ума сходит в своём трюме, вообразил невесть что, когда услыхал канонаду…
Навещу. – ухмыльнулся Греве.  – Вот выясню точно, что там у чилийцев повзрывалось – и сразу навещу. Пусть старик порадуется.

Отредактировано Ромей (12-07-2021 14:22:53)

Чили,
Вальпараисо.
На следующий день.
На визит к начальнику таможни ушло часа три. Лето в Южном полушарии вступало в свои права, и жители Вальпараисо, кто как мог, попрятались от спустившейся на город жары – сиеста! Поскольку время позднего завтрака миновало, хозяин дома предложил перейти в патио, куда подадут кофе с сигарами – каковое предложение гость с готовностью принял.
Ожидания не обманули барона. Начальник таможни долго и в подробностях рассказывал о ночном пожаре, описывал размеры ущерба – действительно, весьма серьёзного, -  возмущался преступной халатностью портовых служащих и охраны. На вопрос Греве: «найдены ли виновные в ужасном происшествии?» - только скривился.   «Какое там, дорогой барон!  Грешат на часовых, неаккуратно обращавшихся с масляными фонарями. Но их теперь не спросишь, все до одного погибли при взрыве. Полевые пушки, винтовки, новейшие картечницы, снаряды и патроны – всё в пыль! Спасибо хоть, уцелела присланная из Англии новейшая «торпедера» - её как раз вечером спустили на воду, и отогнали в другую часть акватории…
Русский офицер,  тот, что попал в плен в морском бою  при Антофагасте? Как же, есть такой. Его заключили в крепость, как и прочих пленников. Но пусть гость не беспокоится: всех их содержат в приличных условиях, а офицеру даже предоставили комнату в доме коменданта. Говорят, очень приятный молодой человек… Можно ли с ним познакомиться? Вообще-то это не положено – война, сами понимаете…  Ах, ваш соотечественник? Тогда, конечно. Не сомневаюсь, что для сеньора можно будет  сделать исключение.  Завтра я пришлю на ваше  судно письмо к коменданту крепости и он, конечно, не откажет в такой пустяковой просьбе…»

Распрощавшись с любезным хозяином дома, Греве в сопровождении одного из двух «пластунов», оставленных Остелецким, направился обратно в порт. Барону не терпелось поделиться новостями с женой и, в самом деле, рассказать перуанскому адмиралу, заточённому от чужих глаз в пароходном трюме о несчастьях, постигших его противника. Но не успели они выйти на эспланаду, тянущуюся вдоль берега от припортовых улочек до  кварталов, где обитала богатая, «чистая» публика, как за спиной    заухали тяжёлые башмаки – кто-то догонял путников бегом.
Барон обернулся, нащупывая пальцами правой руки рычажок на протезе – порт, всякое может случиться! Его спутник тоже  потянул из-за пояса револьвер – и расплылся в улыбке.
- Игнат? Ты, что ль? Какими такими судьбами?
Греве пригляделся и облегчённо выдохнул. Он тоже узнал «преследователя» - конечно же, «морской пластун», как  и его «телохранитель». Одет в замызганную робу, на голове – бесформенная клеёнчатая шляпа, за спиной перетянутый куском просмоленного каната деревянный сундучок. Ни дать, ни взять – матрос в поисках подходящего судна.
- Кажется, Осадчий, я не ошибся?
- Никак нет, вашбродие, он самый и есть. – бодро отрапортовал пластун, сделав попытку вытянуться во фрунт. – Так что у меня для вас депеша от господина старшего лейтенанта. Велено непременно дождаться ответа.
И протянул Греве сложенную в несколько раз бумажку. Барон быстро пробежал её глазами.
- Вот, значит, как… выходит, ночная катавасия – это ваших рук дело?
Физиономия унтера расплылась в довольной улыбке.
- А то чьих же,  вашбродие! Я сам и танамит раскладывал,  вместе с  его благородием господином страшим лейтенантом и юнкером Лыковым, он у нас по бонбам и взрывам главный дока. Слыхали, небось, как рвануло?
- Ещё бы не услыхать! Я даже с койки свалился - так тряхануло... Что до ответа…  можешь подождать тут немного?
- Могу, вашбродь! Тока чтоб не слишком, а то мне ещё возвращаться.
- В полчаса уложусь.  Сейчас мы вернёмся на судно, я напишу ответ, он, - Греве кивнул на спутника,  - его тебе передаст.
Осадчий поскрёб корявыми пальцами затылок.
- А может не надо записку-то, а, вашбродие? А то здешние городовые  после взрыва словно с глузду сдвинулись, хватают, кого ни попади! Меня трижды останавливали, в сундучке рылись, карманы вывернуть заставили и даже в рыло заехали – чисто драконы… Не вышло бы беды – записочка-то ваша, небось, не ля чужих глаз?
- А я так напишу, что никто не догадается.
- Ну, тады ладно… как прикажете. Подожду, вашбродь.

Вернувшись в каюту, Греве отмахнулся от нетерпеливых вопросов супруги – «потом, любимая, всё потом!», - извлёк из бюро листок бумаги и перья, и сел писать. Камилла, вытянув голову, заглянула мужу через плечо, и была изрядно озадачена, видя что тот составляет список блюд – заказ в таверну, славящуюся отличной чилийской кухней.
Закончив писать, барон подозвал горничную и погнал её на камбуз за склянкой с лимонным соком – только смотри, пусть свежий выжмут, на твоих глазах чтоб!
Это тайнопись, дорогая… - объяснил он вконец озадаченной супруге. – Заказ в таверну –  это только для отвода глаз, а то, что будет написано между строк лимонным соком, никто не увидит, пока не нагреет бумагу. Можно писать и молоком, но вряд ли у нас на камбузе найдётся свежее – жара…. Думаю,  чилийцы,  даже если записка попадёт к ним в руки, нипочём не додумаются до подобных изысков.
- А о чём собираешься писать – не секрет?
- ну, какие могут быть от тебя секреты? – улыбнулся барон. - Сообщу, что у нас всё в порядке, а вот Серёжка Казанков попал в плен и томится в местной крепости. И надо подумать, как мы будем его оттуда вытаскивать…
Вернувшаяся горничная поставила на стол склянку. Барон взял новое перо и стал покрывать интервалы между строками бледными, быстро истаивающими буквами. Закончив, он помахал «тайным посланием» в воздухе.
- Ну вот, осталось отправить письмо на берег, с моим… хм.. нукером. Осадчий, небось, заждался. Да тут недалеко, за четверть часа обернётся.

И унтер Осадчий и барон напрасно прождали  посланца – он не появился ни  через четверть часа, ни через час, ни через два. Греве отрядил на берег боцмана с тремя матросами, разыскивать пропажу, но те, пошарив допоздна по закоулкам порта,  и посетив несколько злачных мест и приняв участие в трёх потасовках, вернулись ни с чем…

Отредактировано Ромей (12-07-2021 18:34:01)

Чили,
Вальпараисо.
Ещё сутки спустя.
-- Вот, сеньор. – Мануэль протянул Бёртону сложенный листок. Они сидели в знакомой таверне. По случаю приближающейся сиесты народу здесь было немного, а те, кто был – молча потягивал  дрянное чилийское пиво из глиняных кружек и помалкивал.
– Мои ребята прогулялись  за бельгийцем от самого пирса, и в ближайшем переулке – чик!
И провёл рукой по гортани в недвусмысленном жесте.
- Ловок оказался, гадёныш. Прежде, чем его уработали, успел загнать Хорхе под рёбра эту железяку.
На столешницу лёг, тяжко звякнув, длинный, слегка изогнутый кинжал.
- А Хорхе, между прочим, лучше всех управлялся с навахой, таких мастеров и самой в Мексике не сыскать!
Бёртон взял клинок, примерил к руке, провёл кончиком пальца по лезвию.
- Оружие кавказских горцев. – вынес он вердикт. – Дамасская сталь,  превосходная заточка. Непонятно - откуда этот клинок у простого матроса? 
- У нас такие ножики тоже не в ходу. – согласился с начальством чернявый. - Вот я и подумал – вдруг вам будет интересно?
- Ты прав, интересно. – он близоруко сощурился, разглядывая клеймо, выбитое на клинке у самой рукояти. – так… двуглавый орёл… надпись: «Златоустъ.Оруж. Фабр.» Русские?
Мануэль пожал плечами – начальству, конечно, виднее.
- Кинжал, изготовленный на казённом русском заводе носит при себе добропорядочный бельгийский матрос?  - англичанин аж причмокнул от удовольствия.  - Любопытно, весьма любопытно… Что до владельца этой игрушки - вы хоть тело догадались спрятать? Не нужно, чтобы тут вынюхивала полиция.
- Обижаете сеньор! Прямо там с пирса и спустили. Я нарочно велел Хорхе вспороть у трупа живот, чтобы не всплыл. А то, знаете, как это бывает: раздуется от газов…
- Без подробностей. – поморщился Бёртон, разворачивая бумажку. Конечно, выпущенными кишками его не удивить, странствуя  о по арабскому Востоку и Индии, он насмотрелся всякого - но кому понравится выслушивать подобное от заведомого мерзавца?
– Так, что тут у нас?  Три порции «кальдийо де конгрио»… три «пайла марина»… что за ерунда?
- «Кальдийо де конгрио» - это морской угорь, запечённый с томатами и луком, излюбленное местное лакомство. – охотно пояснил Мануэль. – А «пайла марина – суп из мидий, асцидий и  лосося. Там ещё большой «пастель де чокло», кукурузный пирог с мясом и два кувшина красного. У этого бельгийца, или кто он там, губа не дура!
- Заказ в таверну? – англичанин недоумённо повертел в пальцах записку. – И только?..
- Да, не повезло тому малому, сеньор. Отправиться кормить рыбиз-за такой пустяковины – такого никому не пожелаешь!
- Погоди… - Бёртон разгладил листок, посмотрел его на свет, потом провёл под носом, шумно втягивая воздух.  – Что-то тут… ага! Ну-ка, сбегай к хозяину, попроси у него горячую сковороду. Только чтоб чистая, без жира, смотри мне!
- Сковороду?  - брови у чернявого полезли на лоб. – Но, сеньор, к чему?..
- Ты ещё здесь? – Бёртон коротко глянул на собеседника, и того словно ветром сдуло с табурета.
Требуемый предмет появился спустя несколько минут. Бёртон разгладил письмо, положил его на скатерть, накрыл извлечённым из кармана клетчатым платком и принялся водить по нему сковородой – словно горничная утюгом, когда гладит хозяйские сорочки.. Чернявый, вытянув шею, наблюдал эа этими манипуляциями. Владелец таверны тоже приглядывался к этим действиям посетителей из-за своей стойки. – что это там затеяли подозрительные клиенты?
Англичанин отставил сковороду в сторону, взял тёплый листок. Лицо его просветлело – между чернильных строк проступили другие, бурые написанные бисерно-мелким почерком.
- Тайное послание, сеньор? – жадно спросил Мануэль. – В жизни такого не видел! И как это вы только догадались?
- Тайнопись, сделанная строки лимонным соком. – объяснил англичанин. За сутки зпах не успел выветриться, вот я его и уловил.  Да, этот господин придерживается классических методов шпионажа. Весьма неосмотрительно с его стороны, весьма…
Он сделал паузу.
- Выходит, русский моряк с «торпедеры» и те двое, с «Луизы-Марии», как-то связаны? Любопытно, весьма любопытно.
- Чего-чего?
- Ничего. – Англичанин извлёк портмоне и бросил на стол три жёлтых кругляша. – Тебя это не касается. Вот, это за работу. Поделись со своими кто  потрошил  того беднягу, и накрепко предупреди: будут болтать – отправятся вслед за ним.
- Ясное дело, сеньор! – чернявый ловко сгрёб со стола соверены. – Не сомневайтесь: растолкую доходчиво, каждому,  чтоб до кишок дошло, до ливера! А мне-то как - дальше что делать?
- Завтра в это же время жди здесь, получишь новые указания.
Расставшись с агентом, Бёртон ещё раз перечитал «тайнопись». Выходит, хозяин бельгийского парохода, мало, что интересуется  содержащимся в крепости пленником – так ещё и имеет непосредственное отношение к группе русских агентов, устроивших взрывы в порту?  Что они русские – тут сомнений нет,  кинжал на это ясно указывает…
Да, сведения прелюбопытнейшие. Осталось решить: стоит передавать их чилийским властям, или лучше пока попридержать? Пути тайных операций замысловаты и непредсказуемы, и далеко не всегда   следует делиться с союзниками добытой информацией – тем более, такой пикантной.

Отредактировано Ромей (13-07-2021 10:16:55)

- Пиши: «Буксирным судам покинуть ордер!» - крикнул Повалишин.
Сигнальщик, дюжий матрос, служивший раньше на «Петропавловске», ловко набрал из деревянных ячеек туго свёрнутые флажки, по одному прицепил их к фалам. Разноцветная гирлянда быстро поползла вверх. Повалишин поднял бинокль – на грот-мачте идущей мателотом «Лименьи» заполоскался ответный сигнал.
- Пишут: «Ясно понял», вашсокопревосходитство!» - проорал сигнальщик.
Пароходы один за другим покидали строй и принимали на два румба к осту, в сторону недалёкого берега. Повалишин удовлетворённо кивнул: учения, которыми он изводил перуанских капитаны перед выходом из Кальяо, не пропали даром. Броненосцы задымили гуще и, прибавив оборотов, стали смыкать ордер.
- Пиши: «Следовать за мной, держать пять узлов!»
А больше изношенным машинам не выгрести -  против ветра и клятого течения Гумбольта. Да и пять узлов – это на час, в лучшем случае. Потом механизмы начнут сдавать.
Чилийцы один за другим выполнили разворот на десять румбов и стали сближаться, нагоняя броненосную шеренгу с кормы.
«Преимущество в ходе у них верных узлов шесть… - с неудовольствием подумал Повалишин. – Сейчас догонят и вцепятся в хвост колонне. А там – «Лоа», он на таких углах сближения даже ответить не сможет…
- Пиши: «поворот последовательно на шесть румбов!»
Форштевень «Тупака Амару покатился вправо. Краем глаза Повалишин заметил, как прыгает в волнах с другого борта крошечная «Янакойа».
Колонна стала медленно поворачивать на пересечку курса чилийцев, образуя широченную дугу. От борта идущего первым «О̀Хиггинса» оторвался и поплыл по ветру плотный белый комок. Несколькими секундами позже до Повалишина донёсся тугой звук выстрела, и в кабельтове от «Лоа» вырос пенный столб.
«…так и есть, сейчас примут ещё румба на три влево, чтобы подрезать нам хвост…»
- Пиши:  «Стрелять по способности!»
Концентрировать огонь на одной цели – пустой номер, не та у перуанских артиллеристов выучка. Да и дистанция до чилийских корветов слишком велика.
Строй перуанских мониторов заволокло густым облаком порохового дыма. Где-то вдалеке сквозь него мелькали оранжевые сполохи – чилийцы бодро отвечали на огонь. Тоже безрезультатно.
- Право пять!
Медлительная броненосная гусеница изогнулась, тщась поймать в центр циркуляции шустрые чилийские корветы. Но те не поддались на уловку – прибавили ход и прошли под кормой «Лоа», по очереди окатив антикварный броненосец раскалённым чугуном. Тот огрызнулся из кормовой «пексановки» и…
- Что они делают?
«Голета блиндада» вывалилась из строя и теперь шёл наперерез «Чакабуко». Носовая пушка ударила, подняв столб воды в четверти кабельтова от цели. В ответ по его борту пробежала цепочка вспышек, корвет оделся сплошной ватной пеленой.
- Увернётся… - с досадой прошептал сигнальщик. - Как есть, увернётся, чтоб его…
И действительно: корвет отвернул в сторону, уходя от прущего ему в борт бронированного носорога. Остальные чилийцы повторили маневр, совершенно исчезнув в клубах порохового дыма.
Повалишин выпрямился. Пальцы его нервно тискали бинокль.
«…А если?.. Ведь может и получиться…»
- Пиши на «Манко Капак»: следовать прежним курсом!
Пёстрая гирлянда побежала к ноку гафеля.
«…сейчас чилийцы вернутся на прежний курс и сосредоточат огонь уже не никчёмной «голете блиндаде», а на голове ордера. Но что тут творится – они пока не видят из-за дыма и полагают, что мы по-прежнему держим не больше пяти узлов. Что ж, пора их удивить, пожалуй…»
- Семафорь Гальвесу: «Следовать за мной, к минной атаке изготовиться!
Сигнальщик послушно замахал флажками.
- Пять влево! 
Штурвальный закрутил дубовое, выложенное полированной бронзой колесо.
- Держать одиннадцать узлов!
«Тупак Амару» уже поворачивал, сильно кренясь на левый борт,  вывалился из строя и заложил крутую дугу в противоположную сторону, наперерез чилийским корветам.  Повалишин оглянулся – за ними, словно собачка на привязи, бежала миноноска. С носа у неё медленно ползли вперёд шесты с клёпаными латунными бочонками.
«…а парнишка-то молодец, не робеет…»
- Два лево!
Где-то там, в сплошном облаке пороховой гари – неприятельский строй. Палить по ним сейчас бессмысленно, но если расчёт верен – «Тупак Амару» и «Янакойа» выскочат как раз на головного «О̀Хиггинса». И тогда дело решат уже не пушки…
Мачты корвета выросли из ватной пелены кабельтовах в трёх на правом крамболе. Повалишин выругался – всё же он промахнулся. Немного, но достаточно, чтобы атака сорвалась.
- Пли по второму!
Девятидюймовка рыкнула, посылая чугунную бомбу в «Чакабуко». Промах.
- Три право!
Над мостиком провыл снаряд – чилийские канониры опомнились и перенесли огонь на выскочивший, словно чёртик из табакерки, броненосный таран.
«…спуститься в боевую рубку? Нет, нельзя, оттуда ни пса не видно – особенно в таком дыму…..»
- Ещё два право!
«Тупак Амару» кренится на полном ходу, борт зарывается в волны. Стрелка на жестяном секторе креномера качнулась к цифре «двадцать три».
«…поздно, поздно, не успеть…»
Положение спас лейтенант Гальвес. Его шустрая, поворотливая, как жук, миноноска, выскочила напересечку «О̀Хиггинсу». Нервы у чилийского командира не выдержали – увидав выставленные на шестах мины, он вместо того, чтобы с ходу располовинить «Янакойу» острым клиперским форштевнем, вильнул вправо, подставляя корму под бивень «Тупака Амару» Повалишин схватил переговорную трубу, чтобы заорать: «Полные обороты, давайте, мать вашу, всё, что можете!...», и тут из дыма с противоположной стороны выросла плоская морда «Лоа» - выросла и на своих черепашьих пяти узлах врубилась в высокий деревянный борт.
Как успел среагировать рулевой – Повалишин так и не понял. «Тупак Амару прошёл буквально на расстоянии вытянутой руки от сцепившихся кораблей, едва не снеся корму «голеты блиндады», и заложил крутую дугу, целя чилийцу в корму.
- По местам стоять, держись! Тараним!
Но добивающего удара не понадобилось. Скорлупка лейтенанта Гальвеса, чудом выскочившая из-под форштевня корвета, сбросила скорость и подошла к неприятелю вплотную. С борта торопливо захлопали винтовки, но было уже поздно: миноноска сдала назад, и два взрыва, прозвучавшие одновременно, завершили карьеру несчастного «О̀Хиггинса». Корвет стремительно повалился на борт, едва не накрыв мачтами своего убийцу. Воронка, обломки, человеческие головы в пенном водовороте – и только волны, навсегда равнодушные к людским страданиям,  продолжают свой бег над новой братской могилой…

Отредактировано Ромей (14-07-2021 16:30:38)