Небольшой кусочек проды.

Так потом и пошло. Меня в ремонт, Хозяина в госпиталь. В часть нашу ни он, ни я не вернулись. Слышал от других, что ребята мои летают хорошо. Немцу от них достается так, что только пух и перья летят. Командиром у них сейчас Третий. Толковый малый. Справляется, говорят, хорошо. Сашка теперь большой человек – командир экипажа. Теперь его Сашкой не зовут. Все с уважением, и по батюшке. Да, некому уж его по матери-то. Из старого состава много ли наших осталось? Раз,  два, да обчелся.
Мне сердца поменяли, шкурку залатали, там сям поправили. Короче, стал я опять, почти как новый. Откатили меня на край поля и давай заводить. Сидит на месте Хозяина какой-то мужик левый и пытается на меня хомут надеть. И так, и сяк, а я не как. Вот приедет Хозяин, тогда я с удовольствием, а в чужих руках ни-ни. Да, хрен вам с крыло размером. Ладно бы еще Сашка был. Раздолбай, конечно, но свой человек все-таки. А тут залез какой-то тип, и командовать пытается. А вот фигушки тебе, дорогой товарищ. Мучил он меня почти целый день. Механики-техники всего облазили.
- Все у него исправно – говорят.
- А что ж он, падла не заводится – этот из пилотской вопит.
А я думаю – За падлу ты у меня еще ответишь. Решил вообще не заводиться. Из принципа. Нет, и все тут.
- Ну, не знаю, товарищ капитан, что он не заводится. Может с ним поговорить по-хорошему. Глядишь и заработает. Они же даром, что железные, а так все понимают. И любят когда к ним с лаской, с хорошей смазкой и добрым словом.
Механик вроде молодой пацан, а дело говрит. Толковый специалист будет. Конечно, до моего Василия Федоровича ему как ТБ до меня, но ситуацию правильно понимает.
- Мартынов – капитан чуть не позеленел бедолага – Ты же комсомолец, ты мне эти бабкины сказки брось. Ишь чего удумал, с самолетами разговаривать.
Ну, не хотите, как хотите. Стою я, на небо смотрю да над дураками глумлюсь. Они повозились, подергались, плюнули и ушли. Неделю простоял никому ненужный. Зато потом Хозяин приехал. Выскочил из машины и ко мне бегом. Ох, что там было. Я аж чуть не завелся от восторга. Мне так хорошо даже в первый полет не было. Радости полный бомбоотсек. Мы с ним до утра проговорили. О том, о сем, да каждый о своем. Он мне про семью рассказал. Про то, как летчиком стал. Увидел аэроплан, и заболел небом. Бывает. И как Чкалов с ним на бутылку поспорил, что под мостом пролетит. И пролетел же, зараза такая. Как они челюскинцев со льны вывозили. Тогда всем летчикам Героя дали, а ему Красную Звезду. Происхождение дворянское подвело. Обидно, говорил, было, аж чуть ли не до слез. Даже Сталину письмо написал. А потом война в Испании началась, его туда и отправили. Подальше от начальства. После Испании в испытателях был, вот так наши пути и пересеклись, стало быть. Но, сдается мне, там не только в происхождении дело было. Может повздорил с кем, а может и кому-то из начальства не полюбился. В майорах ведь просто так по восемь лет не ходят, и наград подозрительно маловато будет.
- Ладно, малыш – а сам гладит меня по шкурке, и хорошо мне так. Даром, что не мурлыкаю от удовольствия – Ты собирайся, давай. Будет теперь у нас новая работа. Поставят на тебя РЛС, и станем мы, брат, летающим радаром.
Опачки, это что за зверь такой. Нет, конечно, про радары я слышал. Даже знаком с парочкой, но это же твари земные. Что им в небе-то делать? Хотя, начальству виднее. А по мне хоть планеры тягать, лишь бы вместе с Хозяином. На следующий день собрались лететь. Капитан этот вредный пришел. И кричит Хозяину:
- Да не заведется это корыто, товарищ майор. Его надо на металлолом порезать.
А мой в ответ – Слышь, рот закрой, и отойди подальше, а то сдует нахрен.
Когда я завелся с первого раза, капитан чуть фуражку не проглотил. Вот так-то, а ты как думал. Доукомплектовали нам экипаж, покормили на дорожку, и пошли мы потихоньку в сторону Мурманска. Иду над облаками, красотища, слов нет. Эх, хорошо после земли грязной в небе синем. Сердца новые стучат ровно, как часики. Ветерок обшивку гладит, солнышко мне сверху улыбается. Душа поет. Будь моя воля, никогда бы на землю не садился. Сейчас говорят даже кормиться в воздухе можно. Вот бы мне так жить. Летишь, балдеешь, а тебя еще и кормят в полете. Эх, мечты, мечты. Мечты вы мои несбыточные.
И что нас на эти Севера занесло? Погода противная, полдня ночь, почти непроглядная, полдня совсем непроглядная. Одно хорошо. Хозяин вытребовал нам Петровича, штурмана нашего. Он, в смысле штурман, хоть и еврей, но на Северах бывал, и не одну сотню часов налетал. Так что курс даже с закрытыми глазами проложит. А почему еврей спросите. Э, с этим одна история связана. Еврей он не потому, что штурман на ман оканчивается. Ман – это по буржуйски человек, а как вы думали. Мы, чай тоже не дурнее кондоров всяких будем, тоже языки знаем. Фамилия у Петровича – Москаленко. Нормальная, в общем-то, фамилия. Зато привычки - разбиться и не взлететь больше. Хозяин так и говорил: «Когда Петрович родился, вся Одесса плакала». Ну, не знаю, как рождение Петровича связано с плачем в Одессе, но это все при проклятом царизме произошло, а там и не такое бывало. Короче товарищ Москаленко тащил к нам все, что не прибито. И  даже то, что прибито, если оторвать получалось. А когда у него что-нибудь спрашивали, он всегда говорил две коронные фразы: «Я не брал, и у меня ничего нет». Народ наш гнездовой даже шутил по этому поводу:  «Петрович, что тот еврей. Зимой снега не выпросишь». Странные, зачем снег зимой просить у кого-то, когда его и так везде навалом. Зато, если у меня прокладку поменять надо или шланг какой, обязательно у Петровича все есть. На складе нету, а у него есть. Василий Федорович по этому поводу всегда говорил: - Может товарищ Москаленко и еврей, но еврей правильно политически подкованный. Кстати о Василии Федоровиче. Он тоже с нами был. А как же. Разве меня можно на кого попало оставить. Ни в коем разе.
Дня через три, я даже толком и обосноваться не успел на новом месте, а меня уже в какой-то сарай закатили. Смотрю по сторонам – ящики лежат странные. Нахрен они здесь нужны, спрашивается? Потрошат эти ящики и всякое разное из них тащат. Нервы мотками, косточки пачками, глазки – ушки всякие. А мне ж интересно, чем все это кончится. А люди, вот существа загадочные, все это в меня заволокли и ковыряются во внутренностях. Я к Хозяину:
- Что за дела?
Он в ответ – Новый экспериментальный радар монтируют. Будем мы теперь, как боги над облаками парить и на землю оттуда смотреть.
Странный он сегодня какой-то, веселый, письмо из дома получил что ли?
– Как же мы – спрашиваю – Увидим что-нибудь, через облака-то. Там же не видать нехрена.
Улыбается зараза – Так на то и радар, чтобы видеть. Он будет сигналы посылать и отраженный сигнал ловить.
- Э, не надо мне курс радиолокации читать. Я его помню получше некоторых. Ты мне скажи – это теперь во мне будет? Да? Серьезно?
Он кивает.
- А как же девчонки? Куда ж я без них.
- Ну, не хнычь. Радар не такой уж и большой. Визгу от него много, а место-то у тебя еще останется прилично. Только теперь у нас задача другая будет. Будем конвои караулить. Немецкие корабли и подлодки пасти. А как заметим, наша задача на них торпедоносцев наводить. Видел, они на аэродроме стояли?
Я кивнул, мол, понимаю. Но без девушек, какие полеты, так – одно расстройство. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Война - есть война.
Радар оказался в принципе неплохим малым. А что зовут так, ну, не его это вина, что у него происхождение заграничное. Умный, как арифмометр. На земле спокойный, что тот дирижабль. Почти все время спит или думает о чем-то. Заговорил с ним, а у него слова непонятные: какие-то волны, частоты, герцы-мегагерцы, сантиметры-дециметры. Наука, куда уж нам, детям небес, со своим немытым пропеллером в остехбюрошный ряд лезть. Мы ж академиев-то не бомбили. А в небе он вообще себя странно ведет. Крикнет вниз и слушает эхо свое. А как что не так, сразу пальцем тычет и кричит нашим:
- Смотрите, смотрите там дети моря!
А потом уже выяснять приходится, чьи это. Наши там болтаются или чужие пришли. Так что я больше с торпедоносцами общаюсь. Хорошие ребята, дружные. Родня моя. Тоже из семьи ТУ происходят. Правда, они помельче будут, чем я. Значит, младшенькие. Сердца у них два. Экипаж тоже поменьше моего будет. Сами – однолюбы. Подружки странные какие-то, стройные и исключительно водоплавающие. И что они в них нашли? Ума не приложу. Но сердцам не прикажешь. Раз вместе, то дай небо им летной погоды на долгие годы. Их тоже понять можно. Работа у ребят была хуже некуда. Это нам хорошо, прошли по верхам, девчонок кинули и ушли опять по верхам. А этим хреново. Я их выведу прямиком на сына моря, и они идут на него, даром что, воду крыльями не цепляют. Это все потому, что девки у них хоть и красивые, но капризные, жуть просто. Чуть что не так, носом в сторону, и все насмарку. Что летали, что не летали, вся работа У-2 под хвост. Поэтому то и гибнет их не меряно. Правду Петрович говорит, что все беды в мире из-за баб. Сколько из-за них мужиков хороших полегло – считать, не сосчитать, а сколько еще поляжет, вообще подумать страшно.

Отредактировано А-1 (06-08-2009 22:57:11)

Конечно же, тащат все механики. У нас в роте техник, прапор, тащил все, до чего мог дотянуться. Зато у него все всегда было.    
Тут я просто постебался немного.    

Я ее и сам не встречал. человек бы сказал: "Мы в академиях не кончали академий не заканчивали", а в устах самолета это могло бы выглядеть примерно, как я и написал.