Тут дело в том, что в Крыму будет строиться новая резиденция Петрика. Ему потребуется более мощная система пирамид, четырехкаскадная. Можно, конечно, и в Столичном учинить стройку века наподобие древнеегипетских, но проще от известковой горы, где сейчас Белогорск, отсечь все лишнее. Поэтому он заранее предупредит, чтобы не вздумали воевать у него под окнами, пусть ищут другое место.

Продолжение:

  Через полтора часа после этого разговора Сергей прогуливался по берегу озера с комендантом. Петрик порекомендовал ему для начала присмотреться, как решается крестьянский вопрос в Столичном, сам сел в автомобиль и куда-тот умотал, пообещав быть к вечеру. Сергей же решил – прежде чем присматриваться, не помешает сначала прислушаться.
  - Вообще-то хозяйством у нас занимается управляющий, мое дело – обеспечивать порядок, - сразу уточнил комендант.
  - Так с управляющим я пока не знаком, да мне и не нужны тонкости, я хочу суть понять, а ее вы не знать не можете.
  - Ну, суть тут у нас простая – усмехнулся комендант, - барин давно решил разделить своих мужиков на тех, которые хотят жить по старинке, и тех, которые не хотят. Ну и разделил, понятное дело… Как это поначалу было, я только по рассказам знаю, нашу-то деревеньку барин только в тридцатом году купил. Значит, тут чуть больше половины земель были барские, чуть меньше – общинные. Ну, барин и сказал так – пусть каждый сам решает, оброк ему платить или на барщине отработать. Но оброк-то барин установил немаленький, желающих почти и не нашлось… Зато барщина была легкая, два-три дня в неделю, да и не такая, как у всех. Если на барских землях урожай был меньше, чем на общинных, барин не говорил ничего, только запоминал, кто там так работал… сейчас-то такого и не бывает. Ну, а если урожай получился больше – половина разницы работнику! Мужики, что поумнее, быстро смекнули – на такой-то барщине можно поиметь как бы и не больше, чем на своей землице, особенно если артельно работать! Ведь на барщине лошадок да инвентарь барин предоставлял, если попросишь, а они у него куда как лучше мужицких, да и плуги с самодельными не сравнить, потом у него сеялки появились, жатки, а пять лет назад и тракторы…
  - И что, лошадей берегли, как своих, инвентарь не ломали? – поинтересовался Сергей.
  - Ну он же не всякому сразу давал, присматривался поначалу… Всякое бывало, конечно. Я вот как раз десять лет назад в такой артели начинал. Поле нам барин выделил в четырнадцать десятин, а было нас шесть человек. А в общине у меня надел - полторы десятины… И собрали мы с барского поля почти по двести пудов с десятины, а со своего и восьмидесяти не получилось. Вот я и начал в затылке чесать – работал я поровну что на себя, что на барина, но с барской работы получил вдвое больше! Причем он по желанию и деньгами давал, не только зерном – из расчета две трети того, что сам за это выручит. Набрался я тогда смелости и спросил – а можно ли мне, барин, следующий год все время на твоей земле работать? Можно, отвечает он, но только если мы с тобой обмен совершим: ты мне свою землю, я тебе твою волю. Подумал я, хоть и страшновато было, но решил рискнуть. И не один я такой оказался, так-то…
 
  Вечером Петрик уточнил Сергею смысл своей земельной политики:
  - Я установил порядок, - объяснил он, - что тут могут иметь место либо крепостные на своей земле, точнее общинной, но это не суть важно, либо вольные без земли, а кому кем быть – каждый решает сам. Процентное соотношение меня интересовало между теми и этими… В результате получилось, что на таких условиях волю хочет примерно треть. Это при том, что я ведь всех обеспечиваю работой – если бы не это, то тут счет желающих шел бы вообще на единицы. Кстати, такая местная реформа прошла практически без потрясений. Потому как я же ничего не приказывал и ни к чему не принуждал! Оставшиеся крепостными увеличили свои наделы, что их порадовало, а получившие волю становились моими наемными работниками. Большинство это вполне устроило, но некоторые начали копить деньги – кто на предмет купить землю и превратиться в кулака, хотя тут пока и не знают этого слова, а кто на открытие своего дела. Одному такому я  дал ссуду  – в результате появилась мебельная фабрика. Стружку с лесопилки я ему почти задаром поставляю, а он из ДСП дешевую мебель гонит. Вроде ничего, существует предприятие помаленьку и даже долги погашает вовремя…
  А с теми, кто накопит на землю, что будет? – поинтересовался Сергей.
  - Купят ее у моих соседей, - пожал плечами Петрик, - потому как я им ее не продам. А соседи продадут, если опять же я намекну, чтобы не упрямились…
  - И что, ты и в масштабах России предлагаешь решать крестьянский вопрос именно таким образом?
  - Ну уж не как это Саша Второй сделал, все сразу. Имеется две проблемы – земля и воля, и решать их надо последовательно. Сначала сделать узенькую лазейку, чтобы эту самую волю могли получить самые инициативные. Затем помаленьку расширять ее, и только когда поток желающих остаться без земли иссякнет, переходить ко второму пункту.
  - Как-то мне немного не по себе, - признался Сергей. – Я же местных ралий совсем не знаю, даже писать по тутушнему не могу…
  - А когда ты в девяносто втором повез металлолом, то есть извини, подержанные автомобили из Голландии, ты что, тамошние реалии себе очень хорошо представлял? Или, может, ты знал по голландски еще хоть одно слово, кроме «гульден»? Главное – начать, а там оно само пойдет. Кстати, насчет реалий – потому ты и фон Хенгст, а не Конев. Или желаешь именоваться «граф Пферд»?
  - Я думал, это оттого, что Николай Первый предпочитает немцев, - хмыкнул Сергей.
  - Он предпочитает умных и квалифицированных людей, - покачал головой Петрик. – Еще ему, конечно, хотелось бы, чтоб не воровали, но он понимает, что это идеализм. И он совершенно не виноват, что у таких людей чаще оказываются немецкие фамилии…