Глава 1. Смотрящие в бездну
Дождь шел третьи сутки.
Точно с того часа, как они приехали в городок. Бывший городок. Бывший, потому как военный.  Таких городков на территории бывшего СССР – тысячи. По ним, как правило, бегают игроки в сталкеров и страйкболисты.  А вот по этому – нет.
Его нет на карте. Даже суперсовременные спутники не находят его.  Нету и все тут. Как так бывает? Антон не задумывался над этим вопросом. Он вообще не задумывался над тем, что не понимает. Не показывает и черт с ним. Главное, он привез отряд на место.
И только чертов дождь мешает работе.  Жаль, времени мало.  Через неделю пора возвращаться в цивилизацию.  Работа, работа… На кой черт эта работа? В принципе, и так можно нормально жить. Особенно если повезет с крупной техникой. Коллекционеры готовы последние трусы отдать за барахло времен Второй Мировой.
Но выход на выход не приходится. Бывало и в минус катались.  Бабло уходило на снарягу, бензин, жрачку: а на выходе ноль. 
«Зона рискованного земледелия» - как-то пошутил Ромыч по поводу копа. И был прав. Можно годами пахать в минус, но потом… Потом схватить куш. И такой, которого хватит до конца жизни. А может и внукам останется. Если бы эти внуки были…
- Порнуха! – раздался крик из комнаты.
- Да? – откликнулся Антон и отошел от окна. Низкое серое небо плеснуло ливнем в стекло. Надо же… Двадцать лет тут никто не живет, а стекла сохранились. Не везде, конечно.
А вот в этой квартире – есть.
Отряд предпочел устроиться в доме: крупнопанельной пятиэтажке на втором этаже. Так лучше, чем в мокрой палатке дрыгнуть от холода. Не, можно и землянку вырыть, но лень. На официальных «Вахтах Памяти» так и делали. Но там дармовой рабочей силы из школьников полно. Да и там землянка ставится на три-четыре сезона. А тут зачем? Приехали хурму пособирать и уехали.
- Порнуха, обед готов!
- Иду!
Антон зашел в комнату. Вокруг гудящего примуса сидели пацаны с котелками в руках. Ванькя уже прихлебывал, братья Севериновы сноровисто резали сало и раскладывали его на хлебные квадратики. Бонифаций наполнил кружку водкой. Пастерняк стряхнул на пол чесночную шелуху.
- Окно бы завесить, - задумчиво сказал Антон.
- Зачем? – не понял Мишка Северинов, старший из братьев. – Все равно никто не увидит. Тут из живых только зайцы.
- И крысы, - поддержал брата младший. – Ночью до ветра ходил, такую зверюгу видел.
- Осетра уменьши, - осадил Мишка младшего, показавшего руками немецкую овчарку.
- Дует, - коротко ответил Антон.
- ДуЕт «Ветер», - отозвался Бонифаций. – Исполняет хит всех времен и народов: «Ветер в сраку, а я в каку!» Давай мазнем?
- Погоди. Олень где?
- На стреме, возле ворот. Как и приказал.
Антон вытащил из разгрузки рацию:
- Олень, Порнуха вызывает. Как дела?
Рация прошипела:
- Порнуха, Олень на связи. Тишина. Чего я тут торчу как дурак?
- Жрать иди.
- Чего?
- Водку будешь?
- Буду! – радостно отозвался Олень.
- Ну тогда беги.
- А на воротах кто будет?
- Север с Югом тебя сменят.
«Север» позывной старшего. «Юг», соответственно, младшего. У самого Антона позывной был «Порнуха». Как-то так получилось.
- Слышь, командир, - подал голос Ванькя. Этому позывного не надо было. Он сам как позывной. Его странный вятско-татарский акцент спутать ни с чем было невозможно. – Командир, долго тут сидеть будем? Я скоро от скуки сдохну, а?
- Не сцы, прихороним, - меланхолично ответил Бонифаций, отхлебнул из кружки и неторопливо передал ее Северу.
- Да не вопрос, - огрызнулся Ванькя. – Чего мы сюда приехали? Водку жрать и все? Так я бы лучше дома с девкой какой…
- Тебе девки дают? – изумился Бонифаций. – А не заметно.
- Иди и копай, если хочешь, - пожал плечами Антон. – Мы же не на официале.
- Куда копать-то?
- Вглубь!
- В смысле, где?
- Ее тут нет, - оборвал вдохнувшего воздух Бонифация Антон.
Юг заржал, подавившись горячим супом, и выплюнул пару толстых макаронин на камуфляж брата.
- Эй, охренел! – замахнулся Север.
- Тихо всем! – рявкнул Антон. – Заткнулись! После обеда пойдем.
- О! Це дило. А то я тут скоро с ума сойду, - кивнул Бонифаций.
Хлопнула дверь, в комнату ввалился Олень, на ходу скидывая плащ-палатку:
- Ну и дубак, - стуча зубами, сказал он. – Вроде лето, а холодища. Дайте водки, а?
- Держи!
Олень жадно хлебнул из уже ополовиненой кружки и жадно схватил кусок хлеба с салом.
- Порнуха, а ты откуда про это место узнал?
- Отец рассказывал. Он здесь служил. Какой-то вроде НИИ здесь был. А он батальоном охраны командовал, что ли.
- И чо?
- Ни чо. Как-то раз у него солдат сбежал. Урюк какой-то.
- Урюк?
- Чурка. С поста сбежал. А тут до ближайшего жилья… Сами знаете. Пустили собак по следу, Урюк этот в лес рванул. Нашли его на вторые сутки. Сидел в блиндаже немецком. Батя начал разговаривать с ним и пулю словил в плечо. А тот долго отстреливался, пока патроны не кончились.
- И чо?
- Ни чо. Батю в госпиталь, там он с мамой моей будущей познакомился. Вот.
- Не, ну батя твой молодец, - сказал Олень. – Мы-то тут чего делаем? Гильзы от «калашей» пособираем?
- Блиндаж немецкий. Понял? И он здесь не один. Батя рассказывал, что еще в начале восьмидесятых тут в лес старались не ходить. Железа много и кости, само собой.
- Наши?
- В основном, фрицевские. Здесь у них шверпункт был, говорят, оборону держали до последнего.
- А наши документы?
- Нету наших документов. В ЦАМО еще не рассекретили по этой операции.
- А чего так? – спросил Бонифаций.
- Да ни с чего. Руки не дошли, вот и не рассекретили.
- Херня, - вдруг подал хриплый голос Пастерняк. – Не в этом дело.
Хлопнула форточка. Бонифаций аж вздрогнул от неожиданного звука и выругался:
- Блин, чуть не сикнул... Надо ее заколотить, все время меня пугает.
- Оставь, хоть проветривает немного. А то от вас такая вонища, хоть воздух ножом режь.
- Твои носки тоже не ароматизатор, - парировал Север.
- А я про что? – усмехнулся Антон. – Пастерняк, ты чего сказать-то хотел?
- Не в ЦАМО дело, - ответил тот. – Дайте водки, горло прополоскаю.
Бонифаций протянул кружку и, отвалившись на стенку, закурил.
- Думаю, дело тут в том, что тут у немцев какая-то база была. А наши на ее основе развернули свои исследования.
- С чего ты взял?
- Ты бараки на входе видел? Немецкой постройки.
- Так пленные и строили после войны. Какие проблемы?
- Не… Большевики ничего сами делать не умели. У них все украдено. От «Калаша» до ядерной бомбы. «Калаш» со «Штурмгевера» содрали, бомбу у пиндосов спионерили. Даже Гагарина в космос пульнули на основе немецких разработок. И здесь, наверняка, тоже самое.
- Пастерняк, заткнись, а? – поморщился Антон. Подобные разговоры он не любил.
- Ха! Да ты сам такой же. Чего морщишься, Порнуха? Как майская вахта, так ты весь такой официал, весь такой красный, да? На колени перед могилой, «Волховскую» со слезами на глазах? А через неделю уже в лес едешь нычки прикопанные поднимать? Вся хурма, да, Порнуха?
- Пастерняк, я те щас…
- Заткнись, Боня. Не ты фрицевские пряжки на Книжке толкал? Я хоть честный черный. А ты?
- Слышь, тебя чего понесло-то вдруг? – удивился Север.
Пастерняк замолчал. Почесал крупный нос:
- Поссать пойду.
- Сходи-ка, сходи. Проветрись, - хмыкнул Север.
Пастерняк молча встал и исчез за дверью.
- Зря ты его взял, Антоха, - буркнул Олень. – Всю малину нам испортит. Потом еще и приедет один или со своими.
- Зато копает как экскаватор, - огрызнулся Антон. Честно говоря, командир сам понимал, что зря взял Пастерняка. Хотя на официальной вахте ничем себя позорным не проявил: копал как все, пил как все, у костра сидел как все. Не, хурму тырил по карманам, но, опять же: как все.
Нет никаких красных поисковиков. И черных нет.
Днем они красные, а ночью черные. А что делать? Жить всем хочется. Хороший минак полторы штуки евро стоит. Коп должен себя окупать. Как иначе? Иначе – никак.  Вот и взял. Кто ж знал, что он повернутый на всю голову немцоид?
Парни не любили таких. Впрочем, они не любили и других повернутых: которые в красную сторону. Какой смысл выяснять спустя столько лет: кто преступник, кто нет? да, немцы деревни жгли, но кто их сюда пустил, в эти деревни? Понятен же, не рядовые бойцы, кости которых парни поднимали из мертвых воронок уже десять лет.
Вот тот же Пастерняк, он же и рассказывал, что копал в Кенигсберге пару лет назад, так там «мороженого мяса» так много находят, что оно не ценится среди коллекционеров. А ведь это немцы образца зимы сорок первого-сорок второго. Выжили, несмотря на победные реляции Жукова и сводки Совинформбюро. Совврунбюро, вернее говоря. Или вот… любой поисковик скажет, что немцев поднимают одного на десять наших.  Как так? Вывод прост: мясом завалили товарисчи из советского Генштаба. Не зря же немецкие пулеметчики с ума сходили?
Только вот зачем об этом думать?
Антон подошел к окну и закурил.
Низкие серые тучи неслись над заброшенными зданиями, почти касаясь крыш. Дождь продолжал бить по треснутому асфальту, заливая мутными лужами дворы и улочки. С одиноких березок, росших на полуобрушенных балконах, падали желтые листья. Осень двенадцатого года, да… Прогноз погоды бы посмотреть. Да как тут посмотришь? Связи нет. Вот тем рации и хороши.
- Ладно, ребзя, хватит у моря погоды ждать. Я выхожу. Кто со мной?
- Все, чо! – зашевелились поисковики.
- Дежурного оставляем?
- Смысл? Консервы разогреем на примусе и пожрем вечером. Боня, накидай перекус себе.
- Че сразу Боня-то?
- Ты – здоровый.
Вернулся Пастерняк:
- Идем?
- Давай, давай, собирайся!
Через пятнадцать минут из подъезда заброшенной пятиэтажки вышли шесть человек в плащ-палатках. Один тащил здоровенный минак, остальные несли «Фискари» с оранжевыми ручками.
Дождь еще усилился, хотя казалось: куда бы?
Первым шел Порнуха, за ним братья, потом Олень с Пастерняком чапали по лужам и курили одну на двоих сигарету, замыкал шествие Бонифаций.
- Куда идем-то? – крикнул Боня.
- За мной, - сухо ответил Антон.
Боня пробурчал что-то: за шумом дождя не было слышно, что именно.
- Чего? – крикнул Антон, обернувшись.
- Веди, веди…