Глава 30. Сердца трех

К Русе подъезжаю с противоположной от Киева стороны, мало ли что. К счастью, вокруг аэродрома все тихо. Огромное летное поле тихо дремлет, не опасаясь таких как я нежданных гостей. Опель оставляю скучать метрах в трехстах от аэродромного ограждения, в тихом кармане. Пусть постоит, отдохнет с дороги. А мне отлеживаться некуда - еще несколько часов и небо начнет светлеть, а такое счастье и нафиг не надо. Для того, чтобы выкопать узкий шурф, понадобится часа два-три, не меньше... Запихиваю лопатку под “спину” рюкзака, сверху прищелкиваю миноискатель. Дозиметр в один карман, пистолет в другой. Оба ножа еще со старта в набедренных карманах штанов. Чехол с навигатором вешаю на шею. Луна, луна. Цветы, цветы … В смысле луна почти полная. Висит над головой, щурится, мол, творческих тебе успехов, друг … Щурюсь в ответ, но цепляю на лоб ноктовизор. Случаи, сами знаете, бывают разные...

  Стараясь не пересекать открытые пространства, оббегаю летное поле чуть не по периметру, отмеченному заплывшими уже ямками на месте некогда вырванных с мясом столбов. Сердце бьется чуть сильнее, чем следовало бы после такого легкого кросса. Но и я, пардоньте, уже не тот спортивный подтянутый капитан с чистыми легкими и здоровой печенью … Хорошо, что организм уже малость подчистился от алкоголя, а то тут я бы и сдох.
  Минут за двадцать пять добираюсь, наконец, до нужной рощи. Клены разрослись чуть ли не в целый лес - благо лет десять-пятнадцать их никто здесь не вырубает. Впрочем, оно кому благо, а кому - головняк. Если бы не упоминание, “строго на север от крайнего ангара”, то блукать мне без привязки до самого утра, возя по траве индуктором металлоискателя и обнаруживая всяческий хлам. Включаю навигатор на максимальном масштабе. Вот он я, вот он крайний ангар. Так... А если провести прямую, то примерно в том квадрате. Ставлю метку и двигаюсь в направлении, которое подсказывает умный прибор.
  Когда цифры на экране намекают, что до точки осталось двадцать метров, прячу его в карман. Район поисков определен, дальше нужно глазками и без шума … Прислушиваюсь. Вроде бы тишина. Пробираюсь сквозь заросли, лавируя меж стволов, и уклоняясь от веток, так и норовящих с размаху хлестануть по лицу. Шагов через десять замечаю, что впереди светлеет. Поляна?
  В месте, где было закопано с полсотни аккумуляторов, так и должно быть. “Здесь птицы не поют, деревья не растут ...”, поскольку свинец для здоровья не полезен и флора с фауной это чуют. Стало быть мы на верном пути, товарищи! Но верный путь - это не значит быстрый и безопасный. Осторожно ложусь на землю, и ползу, изображая индейского воина по имени Чингачгук Гросс Шланге. Луна, наблюдающая за моими действиями с высоты небесных сфер, оценивает героические усилия и ухмыляется.
   Так и есть, поляна! И место то самое, которое мне и нужно. В этом нет ни малейших сомнений. Потому что посреди травяного ковра чернеет провал траншеи, рядом с которым громоздится террикон из кучи выпотрошенных автомобильных аккумуляторов. Похоже, пипец, приехали, опередили вас, герр гауптман …
   Первым порывом хочу вскочить и обматерить всех и вся. Вторым - долго и обреченно завыть на Луну. Но плутовка, словно прочитав мои мысли, шустро прикрывается черной тучкой. Поляна погружается в вязкую темноту. Включаю ноктовизор. Окружающая чернота становится зеленоватой и теперь можно разобрать подробности.
   Ага, не так уж все и плохо, товарищи присяжные заседатели! Куча вынутой земли, края траншеи и террикон железных аккумуляторных останков уже осыпались и давно поросли травой. Так что, зуб даю, что это не работа моих конкурентов. Давно прошли те времена, когда свинец из аккумуляторов был нежелательным и бесполезным мусором. А металлоискатель здесь имеется не только у меня.
   Сердце, едва не ухнувшее в район пяток, возвращается на законное место и бьется ровно и деловито. Осталось лишь выяснить, не копался ли кто на дне ямы совсем недавно… Еще раз внимательно оглядываю поляну в поисках свежих автомобильных следов и комков выброшенной земли. Ни первых, ни вторых не имеется. Теперь осталось спуститься вниз, пошарить на дне металлоискателем, поглядывая на экранчик дозиметра, после чего начать вдумчивые археологические раскопки.
  Это я прикидываю уже в движении - продолжаю играть в пластунскую роту на маневрах, и ползу в направлении террикона. Лопатка, напоминая о себе, цепляется за ветки. От мыслей о процессе изъятия у меня, как и у любого киевлянина, выросшего на чернобыльских страхах, неприятно ноет в паху. Но тут уж ничего не поделать, попала собака в колесо, пищи, но бежи!
  Укрывшись в ложбинке, прежде чем спуститься в яму, достаю из кармана “Терру”. Хрен его знает, товарищ майор, может внизу там фонит хуже чем в припятском саркофаге, а яйца по-любому мне еще пригодятся. Что бы там себе не думали неведомые вражины. Мысли о яйцах переключают на главный вопрос философии - так было что-то с Милой в ту злополучную ночь ли нет? Ну ничего, вот вернусь героем, сама расскажет, сама покажет … Мечты о бессмертной душе и довольно таки соблазнительном (если чуть откормить конечно), теле моей спутницы неожиданно приобретают весьма и весьма конкретный характер. Так что я, размечтавшись, не сразу и понимаю, что из-за деревьев доносятся тихие голоса.
  Слова не разобрать, говорят тихо, на грани слышимости. К тому же и за деревьями. Но судя по всему движутся сюда, на поляну. Здравствуй, Жора, Новый год! Похоже не разминулся я с конкурентами! Ну стало быть и к лучшему. Как говорится в пафосных триллерах: “Все решится здесь и сейчас!”. Заодно к специзделию, и языком-другим разживусь … Осторожно перекатываюсь в другую ложбинку, поудобнее, прячу дозиметр, занимаю позицию.
  Гости выходят на край поляны. Двое. Говорят почти шепотом, один чуть громче, повизгивая, второй совсем глухо. Слова не разобрать. В смысле разобрать оно можно, только понять - хрена лысого. Потому что говорят по-английски. Минус тут, конечно, есть, неясно о чем щебечут, но дело то поправимое, разберем по жестам и интонациям, обучены, слава богу. А плюс - жирный и однозначный, раз не на нашей мове лопочут, значит точно, они, родимые. В смысле, неродимые.
  Луна выползает снова, приходится выключить ноктовизор. В неверном свете ночной подельницы рассматриваю парочку, благо они отклеились наконец от деревьев и дискутируют посредине поляны. Первый - ростом чуть выше Милки и такой же шклявый. Глист в скафандре, блин. Суетливый, дерганый и ушастый. Первый повыше и поздоровее. Пошире меня будет. Движения скупые, чутка замедленные. Опасный дядя!
  Продолжая беседу, люби друзи огибают с противоположной от меня стороны террикон, останавливаются над самым краем ямы. Ушастый, похоже что-то приказывает собеседнику. Слышу отдельные слова, но в общую картину не складываются. И этот чижик у них старший? Опасный в ответ кивает. Как-то нарочито, что подозрительно. И о чем-то тихо просит Ушастого. Тот недовольно ворчит, делает пару шагов и наклоняется над ямой. Опасный подшагивает ему за спину. Он поворачивается ко мне в профиль - теперь у него в руке “предмет, визуально сходный с пистолетом”. На конце визуально схожего предмета - длинный цилиндрик. Визуально схожий с глушителем.
  Опасный медленно поднимает ствол, и зрительный зал окончательно утверждается в мысли, что сейчас здесь начнут убивать...
   
   
  * * *
   
   
   Алан Беркович с детства боялся темноты. Даже в собственной спальне ему всегда оставляли включенным ночник. Что уж говорить о заброшенном летном поле и этой жуткой роще, где луна только сгущала тени? Стараясь хоть как-то справиться с замешательством, он всю дорогу от машины до места изводил спутника разговорами о всевозможной ерунде. Под покровом ночи Опоссум растерял большую часть подчеркнутой субординации, отвечал односложно, а некоторые вопросы и реплики, вообще позволял себе игнорировать. Но Алан не одергивал зарвавшегося оперативника. В двух шагах от заслуженных наград и скорого повышения, он мог себе позволить определенную душевную щедрость. Именно так бы на его месте поступил бы Джек Райан ...
   - Все-таки, Айвен, я не понимаю, к чему такая спешка, - в который раз поинтересовался он у Опоссума. - Неужели мы не могли дождаться утра?
   - Это приказ из Ленгли, - спокойно, сдерживая раздражение, отвечал спутник. - Приказ, который передан вам через меня. Немедленное взятие образцов грунта и доставка его в посольство. Директор считает это задачей первостепенной важности, мистер Беркович.
  - Ну, это понятно, - произнес Алан, для которого обращение «мистер Беркович» было не менее лестно чем “ваша светлость”. - Открою секрет. Вероятно, после повышения мою группу усилят еще тремя-четырьмя оперативниками кроме вас, Айвен. Ладно, давайте будем делать дело, и поскорее выбираться из этой чертовой дыры.
  - Тогда, не могли бы вы лично указать мне то место, откуда именно взять образец? - в голосе Айвена ощущалась явная издевка, но Алан не придал ей значения. Ему было до ужаса интересно заглянуть в яму, а руки чесались настолько, что он готов был докопаться до бомбы безо всякого инструмента.
  Алан подошел к краю ямы и наклонился над ней, чтобы в свете Луны разглядеть, что творится на дне. Его подчиненный при этом даже попытки не сделал, чтобы сдвинуться с места. Ну ничего, бездельник, не пройдет и недели, как я с тобой разберусь, подумал Беркович...

Глава 31. Правило мертвой руки

Над Чесапикским заливом вставало солнце. Виктор Моррисон сидел в кресле на балконе второго этажа собственного дома и наблюдал за тем, как на противоположном берегу озера Оджлтон осторожно бредет, охотясь, серая цапля. В свое время озеро было соединено с заливом искусственным каналом и превращено в отличную гавань для частных яхт, особенно чудесную сейчас, в пору раннего утреннего безлюдья. Советник президента чувствовал умиротворение и спокойствие, редкие для человека его темперамента и занятий.
Настоящее его имя было не Виктор, а Витторио. Он вырос в пригороде Балтимора, в итальянской семье Морано. С легкой руки двух знаменитых италоамериканцев: писателя Марио Пьюзо и режиссера Френсиса Форда Копполы, в общественное сознание въелись два устойчивых мифа. Первый, что все американцы итальянского происхождения - сицилийцы, и второй, что все сицилийцы - члены мафии. На самом деле это не так.
Подавляющее большинство граждан Америки с мелодичными фамилиями, заканчивающимися на «о», не имеют ничего общего с преступными организациями, контролирующими незаконную деятельность в основном в Чикаго и Нью-Йорке, а среди эмигрантов из Италии доминируют апулийцы и калабрийцы.
Родители Морано были простыми добропорядочными американцами. Отец - механик в большом гараже, мать - кассир супермаркета.
В жизни их семьи не было ничего примечательного, если, конечно не считать событий произошедших во время Второй мировой войны.

  Дед, уроженец Калабрии, приехал в Америку в тридцатых годах прошлого столетия, но после десяти лет жизни в США оказался в числе репрессированных итальянцев. В феврале 1942 года Франклин Рузвельт подписал “Чрезвычайный указ 9066”, которым санкционировал создание концлагерей для интернирования сотен тысяч немецких, итальянских и японских иммигрантов. Альваро Морано был переселен на территорию индейской резервации, в наспех сколоченный деревянный барак. Со слов деда, Витторио представлял себе лагерь: бесконечные ряды длинных приземистых строений, двойной забор из колючей проволоки и вышки с часовыми. Там не было ни водопровода, ни кухонь, а в тех, кто пытался вырваться на свободу, охранники стреляли без предупреждения.
  Но, как ни странно, покойный дед вспоминал об этих событиях с ностальгией - там он познакомился с бабушкой, и там же, чуть меньше года спустя, в грязном переполненном лазарете, родился отец...
   Документ, в котором от имени правительства США приносились извинения за интернирование, вызванное «расовыми предрассудками, военной истерией и ошибками политического руководства» Рональд Рейган подписал только в 1988 году, и история американского ГУЛАГА, так и не дождавшись своего Солженицына, канула в лету. Америка не любит вспоминать эту страницу своей истории. Действительно, трудно объяснить простому налогоплательщику, почему в насквозь демократической стране, где неукоснительно соблюдаются права человека, всенародно избранный президент Рузвельт приказал держать за колючей проволокой сотни тысяч честных американских граждан, единственной виной которых было то, что они оказались выходцами из держав, с которыми США находились в состоянии войны.
  Какая карьера могла ожидать в «стране равных возможностей» бедного парня, потомка “без пяти минут коллаборационистов”, к тому же не англосакса и католика? Но Витторио был амбициозен и отличался необыкновенным упорством. Закончив колледж с отличием, он взял ссуду у балтиморской калабрийской общины, и поступил в престижный университет, чтобы получить специальность юриста.
  После выпуска ему пришлось несколько долгих и мучительных лет работать государственным защитником в одном из судов Нью-Йорка. Однажды молодого, бедного, но грамотного и, что особо важно, очень напористого адвоката заметил помощник окружного прокурора, недавно выдвинувший свою кандидатуру на выборах в сенат от штата Мериленд.
  Будущий сенатор ни разу не пожалел о своем выборе. Витторио оказался настоящей находкой. Казалось, что он успевает находиться одновременно во всех, «горячих» местах и совсем не спит. Поэтому, одним из первых распоряжений вновь избранного слуги народа стало назначение Виктора Моргана (так с согласия благодетеля и родителей изменил он свое имя и фамилию) на скромный пост секретаря одной из постоянных комитетов. Правда, с предоставлением хоть и крошечного, но отдельного кабинета в вашингтонском офисе и доступом к секретной документации.
   Основу своего состояния, уже подбирающегося к заветному миллиарду, Виктор заложил во время штурма Багдада. Тогда он входил в состав сенатской комиссии, которая работала с обращениями американских граждан, касающихся военных действий в Ираке. Его жизнь изменилась в то самый день, когда на стол легла тонкая папка с официальными и неофициальными обращениями ученых-историков, которые призывали американское правительство обеспечить охрану музеев Багдада.
  К письмам, для демонстрации того, что проблема очень важна, были приложены длинные перечни хранящихся в музеях раритетов. Алебастровая Урукская ваза, созданная пять тысяч лет назад. Статуэтка "Белая дама", считающаяся древнейшим скульптурным изображением, возраст которой насчитывает примерно пять с половиной тысяч лет. Коллекция золотых украшений из гробниц ассирийских цариц в Нимруде. Глиняные таблички с самым древним в истории эпосом о Гильгамеше. Странные медные цилиндры, датированные третьим тысячелетием до нашей эры, в которых ученые лишь недавно признали аналог химических батарей. Виктор Морган и понятия не имел, что культура этой отсталой арабской страны намного старше Древнего Египта…
  Решающим оказалось послание музейных работников, ученых и коллекционеров, призывающее Пентагон «сделать все возможное для сохранения этого мирового достояния», к которому прилагались подробные схемы расположения экспонатов в музейных залах и полные каталоги запасников...
  Это был шанс, который предоставляется лишь раз в жизни. Морган превратил в наличные все свои небольшие сбережения, заложил дом, одолжился у всех, кого можно было. А затем уговорил своего шефа, чтобы тот отпустил его в Ирак с группой сенатских наблюдателей. Там Виктор быстро нашел общий язык с полковником американской армии по имени Метью, очень любившим деньги. За день до штурма Багдада Виктор взял у военного «в аренду» взвод солдат и десяток грузовиков.
  Найти в городе нужного человека, который бы взбудоражил оголодавших людей и направил громить музеи, оказалось совсем нетрудно. Озверевшая толпа врывалась в здания, круша все на своем пути. Вслед за толпой шли солдаты из “группы Моргана”…
  В дни штурма Иракской столицы, как бы не эффектно все это выглядело в репортажах CNN, в действительности царила полная неразбериха. У Моргана оказалось много конкурентов, но у них не было его организованности и точных списков - где и как искать самое ценное.
  Вакханалия планомерного грабежа музеев, древних мечетей, запасников и малоизвестных хранилищ длилась несколько недель. Сказочное везение и умение быстро импровизировать на ходу позволили Виктору "спасти" немало ценнейших экспонатов. Все эти древние редкости “были бесценны” исключительно для ученых, мыслящих абстрактными категориями наподобие мировой культуры, достояния нации и так далее. А вот с точки зрения приземленных материалистов у всех этих сокровищ была вполне осязаемая стоимость. Имелись и клиенты, готовые заплатить, не торгуясь и не афишируя свои приобретения.
  По завершению “цивилизаторской операции” оставалось лишь арендовать через друзей полковника Метью транспортный самолет и посадить его на авиабазе национальной гвардии штата Мериленд. Это не составило проблем для человека с пачкой долларов в одной руке и удостоверением члена сенатской комиссии в другой.
   Через два года большая часть вывезенных ценностей осела в частных коллекциях, превратившись в числа на банковских счетах Моргана и разнообразные ценные бумаги. Полковник, получив свою долю, бодро зашагал по карьерной лестнице, став со временем бригадным генералом и командующим оперативной группой в Персидском заливе. А Виктор Морган, уже не государственный служащий, а преуспевающий адвокат, переселился в собственный пентхаус в центре Балтимора, купил загородное поместье и стал владельцем острова на Кайманах.
  Американская Фемида проявила к неожиданному богатству бывшего скромного правительственного клерка поразительную слепоту, особенно после того, как «Белая дама» пополнила тайный музей одного из самых влиятельных конгрессменов. Ни ФБР, ни налоговая служба более не задавали ненужных вопросов относительно происхождения капиталов Моргана. Теперь можно было всерьез подумать и о политической карьере.
  И на этот раз Моргану повезло. Во время последних выборов у республиканской партии обнаружился небольшой перерасход бюджета предвыборной кампании - им понадобилось относительно немного, каких-то сто миллионов долларов, но деньги нужны были “еще вчера”. Бывший благодетель - сенатор обратился за помощью к своему протеже, Виктор Моррисон, в отличие от других, не выдвинув условий и без малейших колебаний, перевел нужную сумму буквально за один день. “Плаксивый ковбой” оказался человеком на удивление благодарным. Во время благодарственной аудиенции со “спасителем выборов” Морган сумел произвести на президента нужное впечатление, и вскоре занял кабинет советника Президента по национальной безопасности. Табличка над его дверью была билетом в одну из центральных лож мирового политического театра.
  Еще в Ираке Виктор Морган почувствовал запах войны - запах пороха, крови и огромных денег. Теперь же его взглядам открывались невиданные горизонты, а стены Белого дома источали пленительный аромат огромной Власти… На пути к которой лежала потерянная и позабытая всеми бомба, а так же несколько тысяч никчемных жизней...
  Планшет, лежащий у левой руки советника, беззвучно замигал экраном. Входящий звонок, строго конфиденциальный. Морган поморщился при мысли о том, что высокие технологии есть проклятие нынешней поры. Как хорошо было во времена телеграфа и телефонных аппаратов с коммутаторами… Тем не менее вызов требовал ответа, тем более, что звонил директор ЦРУ, через интернет-канал закрытой связи. Морган подключил наушник и ткнул в соответствующую иконку.
  - В Русе пожар, Опоссум и Беркович исчезли, - директор был предельно краток и предельно откровенен, на самой грани допустимого, несмотря на сложную многоступенчатую защиту разговора.
  - Это… нехорошо.
  - К сожалению, это не все плохие новости.
  - Говори.
  - Киевский координатор занервничал.
  - И что?
  - Он … - директор замялся. - Он испугался.
  Советник пошевелил губами, беззвучно проговаривая грязное ругательство на родном итальянском. Морган уже примерно представлял, что последует дальше.
  - "Киевлянин" боится и требует гарантий. Он … - директор снова сделал паузу, ему явно было не по себе от такого прокола. - Он шантажирует… нас.
  Морган услышал и оценил заминку, сделанную собеседником перед этим "нас". Директор или по-настоящему занервничал, или намекал, что в случае чего готов выйти из игры.
  - Чего он хочет? - уточнил Морган.
  - Разговора. С тобой.
  - Его координаты, - отрывисто бросил советник. Теперь было уже не до хождений вокруг да около и выяснения того, чего может требовать мелкий участник заговора, а чего не может.
  - Посылаю.
  Обменявшись еще несколькими полуритуальными фразами советник и директор закончили разговор.
  Морган отправил вызов быстро, будто опасался, что каждая секунда промедления лишает его доли решимости. Аскинс ответил почти сразу, он явно ждал звонка. И с ходу взял быка за рога.
  - Виктор Морган?
  Резидент не спрашивал, а скорее уточнял.
  - Да.
  - Насколько я понимаю, началась плановая зачистка?
  Морган оскалился в злобной гримасе. Начало беседы наводило на неприятные мысли относительно покладистости и договороспособности оппонента.
  - Чед, успокойся, ты превратно толкуешь происходящее, - в отличие от Аскинса советник старательно изобразил понимающую доброжелательность, радуясь, что отключена видеосвязь. В этот момент выражение лица Моргана совершенно не соответствовало медоточивому голосу.
  - Я все толкую правильно, - Аскинс определенно не собирался идти на мировую или по крайней мере снижать градус накала. - Вы начали сужать круг посвященных до абсолютного минимума, но я в любом случае за его чертой не окажусь!
  - Разумеется, ты слишком ценен для нас и слишком важен для совместных планов, - согласился Морган. - Но, как я уже сказал, ты ошибаешься, Мы сами озабочены исчезновением означенных персон.
  Теперь советник решил перехватить инициативу, резко перейдя на требовательный, командный тон:
  - И, черт побери, не забывай, что ты говоришь по сети, пусть и закрытой! Чед, меньше имен и фактов! Для будущего директора ЦРУ такая беспечность непростительна…
  Пока язык Виктора говорил правильные, нужные вещи, смешивая приказы и обещания, мозг лихорадочно осмысливал услышанное. Пожар в Русе и исчезновение Берковича были предусмотрены и ожидаемы, на то был и послан туда Опоссум. Но вот пропажа самого Опоссума никоим образом не укладывалась в план. Возможно, что-то пошло не так, например не успел сбежать от пожара… Но нельзя исключать и того, что опытный агент почувствовал, угадал шестым чувством масштабы и ставки операции. После чего вполне разумно решил, что со временем очередь зачистки дойдет и до него, так что пора выйти из игры. Сделал необходимую работу, а после исчез, ушел на дно, надеясь, что никто его не найдет.
  Почему не сбежал сразу? Чтобы не ломать продуманную схему действий и не вынуждать организаторов все перекраивать на ходу. В таком деле чем меньше о тебе думают, тем лучше, а для агента, решившего нелегально уйти на покой и замести за собой все следы - важен каждый день
  Вполне логично. Неприятно, однако пока терпимо. Но теперь надо как-то успокоить запаниковавшего Аскинса, который в общем сделал правильные выводы. Успокоить. И, как можно быстрее нейтрализовать. Морган не служил в армии, но в своих иракских приключениях убедился на практике - если человек пошел вразнос и сорвался, то он как плохо склеенная ваза, уже не станет прежним и может окончательно расколоться в любой момент.
  Но, как оказалось, у Аскинса было свое понимание того, как следует обеспечить его душевное спокойствие.
  - Виктор, ты слышал про "правило мертвой руки"? - неожиданно мягко, почти задушевно вопросил киевский резидент.
  Мгновение советник пытался понять, о чем говорит далекий оппонент, а затем почувствовал, как холодок скользнул вдоль позвоночника.
  - Чед, надеюсь ты не сделал того, что я думаю … - Морган сделал паузу, подталкивая Аскинса к конкретике.
  - Именно это я и сделал, - теперь в голосе резидента слышалось откровенное злорадство. - Я знаю кухню, если помнишь, я сам побыл заместителем директора ЦРУ. Вы начали убирать всех, кто знает о том бомбардировщике и заряде, скоро доберетесь и до меня!
  - Придержи язык, болтун! - уже не сдерживаясь рявкнул Морган.
  - И поэтому я застраховался, - продолжил Аскинс, не обращая внимания на окрик советника. - Фонограмма с признанием Сербина, пакет документов и мои пояснения спрятаны в укромном месте. Человек, что ее хранит, никак со мной не связан, вам его не найти. И если я вдруг куда-то исчезну, то не пройдет и суток, как все это появится на ЮТубе…
  Морган сжал планшет с такой силой, что едва не переломил аппарат. Стекло экрана едва слышно хрустнуло, но создание сумрачного гения Стива Джобса с буддийской стойкостью выдержало испытание.
  - Поэтому повторю - сужайте круг, как хотите, но я останусь среди неприкасаемых! - закончил Аскинс.
  Морган несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь вернуть самоконтроль.
  - Чед, я понимаю твое состояние, но ты ошибаешься, - произнес он, наконец. - Давай возьмем тайм-аут, чтобы ты успокоился, а после все обсудим, лучше лично.
  - Я совершенно спокоен, - ядовито ответил резидент. - Особенно теперь, когда ты в курсе моей страховки.
  - Ты совершаешь большую ошибку, потому что ломаешь открытую дверь, - Морган решил, что тень угрозы будет не лишней. Вряд ли Аскинс одумается, но вдруг… - Ты угрожаешь тем, кто тебя и так ценит, вместо того, чтобы сотрудничать.
  - Плевать, - лаконично ответил резидент и отключился.
  Завершив разговор, советник положил телефон на столик и глубоко задумался. Минут через пять он взял планшет, осторожно и медленно, словно аппарат обжигал пальцы. В голове у Моргана эхом отдавались его собственные слова, сказанные совсем недавно Джамалю, и ответ террориста:
   
  Поэтому я должен иметь аварийный контакт на крайний случай … При этом в обе стороны. Не исключено, что вы захотите в срочном порядке поставить меня в известность о чем-то крайне важном и неотложном.
   
  И кто бы мог подумать, что связь действительно понадобится, причем так скоро?..
  Стиснув зубы, Морган решительно, словно отгоняя призрак сомнений, открыл электронную почту и набросал текст короткого сообщения. Палец Виктора завис над иконкой, советник закрыл глаза и, пробормотав короткую молитву на родном языке, коснулся экрана. Дождавшись уведомления, что послание благополучно ушло адресату, Морган положил планшет и потер гудящие виски. Теперь оставалось только ждать. И надеяться, что советник не ошибся в Джамале.
   Укладываясь в кровать, он мимолетно подумал о несчастном идиоте - Берковиче, благодаря которому заварилась вся эта каша. Но о мертвых - либо хорошо, либо в некрологе ...

Глава 32. Смерть шпиона

До квартиры добрались без приключений. По уму, тащить с собой гражданина Берковича прямиком в нашу берлогу, не стоило. Но отпустить его - тоже самое, что выйти на Крещатик с плакатом “Вот он я! Хватайте!” А убивать парня просто так, по принципу “шоб не було!”, рука не поднялась. Окна квартиры не светятся, но Мила не спит. Не успеваем выбраться из лифта, как начинают щелкать многочисленные замки. Дверь открывается. Девчонка стоит на пороге все в том же лолитском прикиде. С кухни, на площадку тянет многообещающими запахами. Если бы не стонущий под боком Беркович, и не общая задолбанность организма, отвыкшего от суточных, считай, марш-бросков, можно было подумать, что никуда я и не уезжал. Так, выходил во двор пива бутылочку всадить.
  - Ой, а это кто? - спрашивает Мила, запустив нас в прихожую.
   - Трофей, - хмуро отвечаю я. - Вырван из клыков кровожадных акул империализма. Американец, если что. Зовут Алан, поживет пока у нас. Под домашним арестом.
   - Американец? - переспрашивает девчонка, в глазах которой загорается непонятный мне огонек. - Тощенький какой!
  Проталкиваю Алана вперед, закрываю дверь.
   - Он, кстати, ранен немножко…
  Мила снова ойкает и бросается за аптечкой. Точнее за малым медицинским набором, который мы собрали попутно с обновками.
  Разуваюсь сам, стягиваю обувь с Жужика. Шпион не мигая пялится в зеркало, висящее в коридоре и под моими толчками задирает ноги. Сначала правую, затем левую. Разув, заталкиваю героя в свою комнату, сажаю на диван.
  - Без глупостей, это специальный апартамент, здесь все под контролем!
   Жужик в полном ступоре и неожиданностей особых не жду. Но мало ли, вдруг его переклинит, и пленный рыцарь плаща и кинжала решит вдруг вынести стекло табуретом, и поорать в окно, призывая на помощь Капитана Америку и прочих Бэтменов-Спайдерменов?
  Мила прибегает с аптечкой и начинает бестолково кружить по комнате. С трудом отогнав ее ко входу, стаскиваю с Жужика рубашку и начинаю обрабатывать наспех перевязанную рану. Не обращая внимания на вопли Алана, отрываю успевший уже присохнуть бинт, заливаю перекисью. Беркович, услышав шипение, округляет в испуге глаза, но ничего страшного не происходит. Для страховки, плескаю хлоргексидином. По уму, лучше бы конечно, зашить, но необходимого инвентаря нет, поэтому обойдемся и так. Вот если бы проникающее, с огнестрельным переломом, то да. А так пуля прошла по касательной. Следом, обильно смазываю левомеколем. Кое-как пристраиваю тампон, и с помощью Милы сооружаю повязку.
  Беркович тощ как жертва голодомора, словно и не из страны победившего фаст-фуда приехал. Дождавшись конца медицинских процедур, вырубается в сидячем положении. Аккуратно, чтобы не разбудить, укладываю. Парень немного возится, и начинает сопеть. Повоевал я, блин! Похоже, еще одно дите на мою ногостратальную голову…
  Захожу в ванную, наскоро плескаю холодной воды в лицо. Спать бы завалиться, но нужно ковать железо не отходя от кассы.
   - Мила!
  - Да? - тут же суется в дверь девчонка. На языке у нее явно крутится не одна тысяча вопросов. Но у меня нет ни времени ни желания заниматься пересказом ночных событий.
   - Кофе свари. Мне тут еще кой-чего сделать надо.
  Девчонка кидается на кухню. Беру рюкзак и оккупирую комнату Милы. Устраиваюсь так, чтобы просматривался диван, на котором дрыхнет Беркович, стелю коврик и высыпаю трофеи.
  Начинаю, как водится, с оружия. Мой малыш-ПСМ уютно расположившись в кармане, греет душу по прежнему, но огневая мощь никогда не бывает лишней. Пистолет, из которого этот Айвен едва не порешил Жужика - оказывается неожиданно редкой штучкой. Это не Вальтер “Полицай Пистоле Криминаль” с которым щеголяет в кино Джеймс Бонд и не вульгарный китайский ТТ, какой предпочитают киллеры средней руки. Передо мной лежит настоящая легенда советских спецслужб. “Пистолет бесшумный” или ПБ, почему-то считается просто “Макаровым с глушаком”, но это совсем не так. От знаменитого ПМа здесь только магазин и ударно-спусковой механизм, все остальное конструктор Дерягин делал “ с нуля”, создавая надежное оружие для армейской разведки и КГБ. Но одним из главных предназначений ПБ стало исполнение смертных приговоров …
  Просто так, на том же Сенном подобную машинку не купишь. Эксклюзив, можно сказать... Айвен, оказывается не только профи, но и эстет. Был.
  Я бы, конечно, предпочел «Смит-Вессон М59» c глушителем. Они стоят на вооружении ВВС США, не столь надежны как наши, но работают тише и ощутимо компактнее. Однако, дареному журавлю в клюв не смотрят и синицей по рукам не бьют. Немаловажно и то, что ПБ прекрасно воспринимает стандартный пистолетный патрон 9Х18, не требуя какой-то экзотики.
  Беру в руки ПБ, отщелкиваю магазин, передергиваю затвор. Выстрелить наймит капитализма успел всего раз, так что в магазине семь патронов. В карманах еще две полных коробки. Стало быть отцовский ПСМ переводится из “основного” в “резервный” …
  Загоняю доснаряженный магазин. Взводить не стоит - перестрелка в течение ближайших пары часов нам светит сугубо теоретически, если шмотки американцев напичканы жучками и опергруппа гуманитарной помощи влипшим агентам уже на подходе.
  Свинчиваю глушитель и прячу новую игрушку в рюкзак. Теперь можно переходить от приятного к полезному. Начинаю с мобильных телефонов - скромной “Нокии” покойничка и расфуфыренного “Айфона”, найденного и отобранного у дрыхнущего подранка. Храпит, сученыш, аж уши заворачиваются.
   Покопаться бы в сим-картах, там определенно есть куча ценных номеров - вряд ли ребята утруждали себя запоминанием пары сотен контактов. Но вставлять симки и включать телефон - опасное и глупое занятие. У оператора мобильной связи сразу же появится информация о том, где и когда активизирован номер. Соответственно, для безопасной и вдумчивой работы потребуется специальный считыватель. Который еще нужно купить.
  Осмотр прочих трофеев окончательно убеждает, что я обезвредил крупного хищника. Из внутренних карманов и швов появляется куча барахла, одно лишь перечисление которого вполне тянет на добротный шпионский роман. Откладываю всё, что может пригодится в дальнейшем, а прочее, вместе с остатками одежды, заматываю в узел и упаковываю в пакет, чтобы при первой же возможности утопить или закопать понадежнее .
  Смотрю на пакет и мысленно матерюсь. На нем логотип “Велыкой Кишени”, как и тот, который остался на кухне Сербиных после последней Витиной пьянки. Любит Судьба подшутить иногда.
  Из всего обнаруженного, кроме, пистолета и телефонов, самым интересным оказывается небольшая пластмассовая аптечка, что хранилась у агента в поясной сумке. Там помимо стандартной чепухи, призванной не дать разгуляться нервам и обосраться, а так же священного для всех амеров “Тайленола” лежит несколько шприц-тюбиков с хорошо известной мне маркировкой.
  Данной последовательностью цветных штрихов принято обозначать то, что профанами зовется “эликсир правды”. КС-127 и КС-130, швейцарское патентованное средство для медикаментозного допроса. Мы таким когда-то пользовались.
  Эта находка в корне меняет всю намеченную стратегию. Теперь, потрошение Жужика играет новыми красками. Паяльник в анус, это надежно и быстро, но потом клиента почему-то бывает сложно не то что перевербовать, просто расположить к себе. А в нашем клиническом случае это попросту означает, что Берковича после экстренного потрошения, невзирая ни на какой гуманизм, пришлось бы пускать в расход. В общем пусть Жужик молится на аптечку своего несостоявшегося убийцы ...
  Так, лирику долой, теперь к делу. Вспоминаю методичку по использованию КС. Противопоказания к больной печени? Беркович этим явно не страдает. Алкоголь наш америкос скорее всего употребляет только на их день Благодарения, да и то не крепче пива или сидра. Сто процентов не курит. Оттого чуть здоровеньким и не помер.
  Появляется Мила с подносом. На подносе - кружка, кофейник, сахарница. Ишь ты, сервис ...
   - Ага, спасибо!
  Я, почти не глядя, хватаю кружку и делаю первый глоток. Горячо, но в пределах нормы. Как говорил один мой хороший товарищ: “Кофе должен быть крепким и черным. Как у марроканского невольника!”. И откуда только у прапорщика-ППСника могли такие ассоциации возникнуть?
   - Ой, а это что такое?
  Мила восхищенно смотрит на лазерную систему дистанционной прослушки и универсальный постановщик помех.
   - Развлекуха для взрослых дядек! - уже отвечая, понимаю, что девчонка имела в виду совсем не шпионские штучки, а жужиковский “Айфон” … У каждого Лаврушки свои игрушки ...
  Разрешаю девчонке взять в руки и со всех сторон осмотреть “великую американскую мечту”, сам в это время перебазируюсь со всем хламом к Берковичу. После чего отбираю “Айфон” и , натянув суровую маску, изрекаю:
   - Значит так, слушай меня сюда. Сейчас я буду с пленным работать. Ты уходишь в зал, закрываешь поплотнее дверь и смотришь телевизор, пока отбой не скомандую. Ферштейн?
  По округлившимся глазам Милы, понимаю, что она себе успела надумать кучу всяческих страхов. Потому добавляю:
   - Не боись, пытать не буду. Просто вдруг он ляпнет чего такого, что тебе знать не обязательно.
  Девчонка испуганно кивает несколько раз и закрывается комнате.
  Алан дрыхнет без задних ног. Проверяю его карманы. По сравнению с предыдущими находками - скучная мелочевка. Все, пора. Нас утро встречает рассветом, еще пара часов, и я буду спать стоя. Челюсть и так выворачивает зевотой, а в глаза будто песка сыпанули.
  Допиваю остывший кофе. Легонько треплю за плечо клиента. Тот недовольно бурчит, определенно будучи не в настроении просыпаться. Силком поднимаю, сажаю . Беркович что-то бубнит. Внимания не обращаю. Сильно щелкаю по уху и, как только Алан открывает глаза, вгоняю иглу шприц-тюбика в предплечье здоровой руки.
  Не проходит минуты, как взгляд Берковича теряет осмысленность и приобретает отсутствующее выражение. Губы шпиона расплываются в дурацкой улыбке, а из уголка рта тянется тонкая струйка слюны. Почти полная потеря самоконтроля, эйфория и благость ко всему миру - в наличии. Можно начинать…
  Включаю видеозапись на телефоне, и спрашиваю, стараясь не интонировать.
   - Имя, фамилия, должность…
  - Алан Беркович, региональный представитель ЦРУ, личный номер … , номер карточки социального страхования … - хорошо отвечает, уверенно.
  Вхождение прошло нормально. Облегченно вздыхаю. Ну что, понеслась звезда по кочкам?
  Через час с небольшим Алан умиротворенно сопит на кровати, а я сижу в кресле и тихо охреневаю. В основном, с самого себя. Потому что бестолковый рассказ выдавленный из мальчишки под эликсиром правды, под фундамент разрушает выстроенную мной картину всемирного масонского заговора.
  Оказывается, смерть Вити Сербина и оба бандитских визита в его квартиру были организованы вот этим вот мирно сопящим мальчишкой. Лопоухим чмошником, помешанным на Джеке Райане, которого он поминал через слово. И это все! Никаким ЦРУ, АНБ, ни тем более, ФБР, мы с Милой и нахер не нужны были! И до того момента, как я сунулся к Сереге, нас с девчонкой никто не искал. Достаточно было затаиться на недельку другую - и все, здравствуй новая безалкогольная жизнь!
  В общем утопил я старого друга. Во всех смыслах слова. И не только его утопил, но и себя подставил. Тронул камешек и пошла лавина. Мало того, притащил прямо к Миле убийцу ее отца ...
  Подозрительно смотрю на розетку. Прислушиваюсь. Нет, телевизор что-то бубнит и довольно громко. Да и Мила вряд ли подслушивает. А то ведь неровен час бухнет в кофе мальчишке крысиного яду. Или еще каких глупостей наделает.
  Разъяснилось и с Айвеном. Оказывается, я помножил на ноль не какого-то отставного морпеха или сраного рейнджера, взятого Берковичем в качестве грубой физической силы. Нифига подобного! Убитый оказался оперативником ЦРУ. Да уж…
  Меня снова начинает слегка потряхивать - недосып накладывается на понимание того, как мне повезло. По уму, шансов у меня просто не было - завязавший пару дней алкаш против агента… Однако везение - дама с норовом и собственными симпатиями. Не пришлось бы только как-нибудь потом за такую симпатию расплачиваться. Сегодня мне подфартило, завтра - кому-нибудь другому. Впрочем гнусные мысли - долой. Коли везение прет, будем хватать за хвост, пока не сбежало.
  Что же общей обстановки вокруг неучтенного специзделия, то приговоренный начальством к смерти “региональный представитель” Беркович знал мало, понимал еще меньше. Все происходящее для себя объяснял происками начальства.
  Тем не менее его бестолковый рассказ, совокупно с исповедью Сербина, неплохо описал ту выгребную яму, в которой мы оказались. Точнее дополнил ее более точными промерами глубины, ширины и качества заполняющей субстанции. Темпы и жестокость зачистки всего этого “братства бомбы” могли свидетельствовать только лишь об одном - амеры подарок из прошлого планируют извлекать и задействовать в своих планах. Как? И думать нет смысла, не имея исходных данных. О том, что я жив, им известно через Серегу. Стало быть, будут искать, пока не найдут.
  Что это все меняет в моих вчерашних планах? Да ничего, по большому счету. Разве что Берковича нужно хоть как -то завербовать. Это уже не Витин пьяный магнитофонный базар, это живой свидетель с паспортом гражданина США … Вот этим пожалуй с утра и займусь…
   Смотрю на часы. Без пяти семь. Мой организм неожиданно машет рукой на необходимость сна, и я даже не зеваю. Ничего, откат еще поймает. Ближе к полудню-обеду…
  Иду на кухню, ставлю чайник на плиту. С туркой заморачиваться нет ни сил, ни желания. Буду хлебать залитый кипятком кофе, делая вид, что так и надо. С понтом “по-варшавски”. С горячей кружкой в руках, бреду к двери в зал. Стучусь.
  Мила распахивает дверь рывком, будто меня и дожидалась. Хотя, она с таким вниманием обшаривает меня взглядом, явно в поисках крови или прочих признаков интенсивного допроса, что скорее всего, действительно, ждала. Лишь бы не прислушивалась.
  От телевизора доносятся позывные утренних новостей. Сажусь на спинку дивана. Присаживаться по-человечески опасаюсь. Спать-то вроде бы не хочется, но стоит только прислониться, как тут же вырублюсь. А этого пока делать не стоит.
  Мелькает заставка, и на экране появляются знакомые пейзажи. Оказывается, “пожар на военной базе” уже попал в блок новостей. К приезду репортеров, аэродром уже был оцеплен теми самыми солдатами, которых мы с Аланом встретили по дороге в Киев. Естественно, никакой информации СМИшники получить не смогли. Поэтому по всем каналам крутили одни лишь интервью с бекающими и мекающими чиновниками, а так же военными, изо всех сил пытающимися говорить на державной мове, но постоянно сбивающимися на русский язык. Интервью щедро разбавлены архивными материалами по взрывам в Кременчуге, Цвитохе и Ново-Богдановке. Изредка поминали Бровары, и грохнувшуюся там в пятиэтажку ракету…
  Мила, сидящая рядом, то и дело косится в мою сторону, силясь по выражению лица догадаться, каким образом мы с американцем причастны к этим событиям. Но я старательно прячу лицо в кружке. Да и по моей зевающей роже, хрен бы что определил даже лучший физиономист ЦРУ.
  По версии милиции, причина пожара - несоблюдение правил техники безопасности в подпольном разливочном цеху. Ну и пробитая по неустановленным причинам цистерна, спирт из которой затек на территорию хранилища боеприпасов и вызвал возгорание, с последующей детонацией…
  Услышав про это, с трудом удерживаюсь от улыбки. Значит, жужиковское начальство скорее всего, решит, что тот устранен, а Оппосум то ли зазевался и погиб на пожаре, либо по-каким-то причинам, известным ему одному, решил исчезнуть. И это вполне резонно, такая вот “нелепая смерть” - идеальный для агента-чистильщика вариант перейти на нелегальное положение. А это, в свою очередь означало, что ни покойного Айвена, ни моего полуживого Жужика никто искать не будет.
  Решив было возрадоваться, возвращаю себя на землю. Искать не будут их. А вот информацию про бомбу всяко в шредер не засунут. Значит, что план набега на Русу, по прежнему в силе. Только очередность задач похоже следует изменить. Вначале отловить и выпотрошить Котельникова, который вполне может вывести на истинного “заказчика” всех наших проблем, а потом уж, как на аэродроме поулягутся пожарные страсти, доставать бомбу. Как именно - сориентируюсь на месте. Бульдозер угоню, или суку чекистскую в раскоп спихну. Пусть с мирным атомом разбирается с лопатой наперевес.
  Становится ясным “кто”, “как” и “почему”. Но главный вопрос “что же задумали звездно-полосатые”, ответа пока нет. Впрочем, они, скорее всего, еще ничего и не задумали.
  Со скрипом открывается дверь. Мила оборачивается на звук и только ойкает. На пороге стоит приведение. “Краше в гроб кладут”, - успеваю подумать я, прежде чем явившееся нам создание в выпущенной рубашке, торчащими во все стороны волосами и опухшим лицом, на котором отпечатались швы от наволочки, хлопая ресницами и щурясь от яркого света, почти бесшумно перемещается на середину комнаты. Судя по внешнему виду, отходняки у Берковича в полном разгаре. Ну чисто упырь из сказок.
   - Вить, а что это с ним? - спрашивает Мила, поджимая под себя ноги, и отползая поближе ко мне.
   - Забей, - отвечаю. - От обезболки отходит.
  Беркович стоит, уткнувшись взглядом в экран.
  Симпатичная журналистка в мини-юбке и макси-декольте ведет репортаж из холла американского посольства. Удивляет такая оперативность, но пресс-атташе со скорбной рожей, несет дежурную чушь на фоне стоящих в окружении венков портретов, перечеркнутых траурной лентой
   - Так это же он! - вскрикивает Мила, переводя взгляд с экрана на опухшую физиономию Алана.
   - Ага, он самый, - с готовностью подтверждаю я.
  “При этом, - частит журналистка, озабоченно глядя в объектив, - в бункере сгорели все находящиеся там рабочие! А вместе с ними погибли и два гражданина США, - глаза у журналистки испуганно округляются, будто за гибель своих граждан Америка уже пообещала подогнать по Днепру весь свой 6-й флот с авианосными группами , и отработать по Киеву “томагавками”, - представитель консалтинговой компании Алан Беркович, и консультант по вопросам разоружения Айвен Смит, проявили истинный героизм, пытаясь спасти попавших в смертельную ловушку людей. Как утверждают пожарные, температура внутри подземелья достигала тысячи пятиста градусов. Бункер стал братской могилой и одновременно крематорием для всех жертв коррупции и теневой экономики...”
  Картинка меняется. Показывают красную “Тойоту” с комментарием, что эта самая машина, обнаруженная у стен сгоревшего цеха, является непреложным доказательством гибели двух американцев. “Японка” засыпана пеплом, на крыле - здоровенная вмятина. Никогда бы не подумал, что на такой машине могут ездить аж два цэрэушника.
  До Жужика наконец-то доходит, о чем и о ком идет речь. Окончательно его добивает зрелище “Тойоты”. У Берковича подкашиваются ноги, он хватается за спинку кресла. Губы дрожат, а на глаза, похоже, сейчас навернутся слезы. Ну вот, теперь у меня имеется надежная основа для предстоящей вербовки.
  Изображаю радушную улыбку и произношу:
   - Добро пожаловать на тот свет!
   
  * * *
  Беркович, узрев свой лик, обрамленный трауром, чуть не сошел с ума в прямом смысле этих слов. На это еще наслоились остаточный эффект от «эликсира правды», ноющее плечо, и моя глупая шутка. Жужик видел мое фото, был уверен, что я был застрелен в своей квартире, и спросонья решил, что на самом деле оказался «на том конце тоннеля». Но молодая психика, сформировавшаяся на мультфильмах про Тома и Джерри, комиксах и прочих ужастиках, справилась. Вот если бы он читал в своем колледже Достоевского и Толстого с фонариком и под одеялом, то после таких вот душевных потрясений, зуб даю, не миновать парню «палаты номер шесть»!
  Ближе к вечеру, когда Беркович полностью отошел от допросного зелья, а я с третьей попытки всё же сумел проснуться, началась полномасштабная вербовка с использованием достижений народных методик.
  По старой русской традиции, занесенной в быт гнилой интеллигенцией, пьянствуем на кухне. Мила, чуть пригубив псевдокактусовой паленки, выпорхнула из-за стола и шурует возле плиты, время от времени возвращаясь к очередной свежеприготовленной закусью.
  Психотерапевтический сеанс был не прихотью моего изголодавшегося по алкоголю подсознания, а суровой необходимостью.
   - Ну давай, Алан! Чиаз! - рюмка далеко не первая, и на тосты я уже не размениваюсь.
   - Чиаз! - обреченно отвечает Беркович и, расплескивая содержимое, тянется через стол.
  Два покойника чокаются и выпивают. Дожевываю остатки отбивной, встряхиваю практически пустую бутылку текилы под названием “Текила” и снова наливаю.
   - Ты - труп! Алик, ты понимаешь, что ты сейчас - вонючий и мерзкий труп! - продолжаю я обработку, - хотя нет, не вонючий. Ты поджаренный и с корочкой, труп! - парень явственно зеленеет, и с подозрением глядит осоловевшими глазами на тарелку.
   - Не косись, не косись! Мила у нас отличная хозяйка и человечину не готовит! - подмигиваю девчонке, уже готовой отоварить Жужика сковородкой по тупой башке. А следом и самого себя, чтобы херню не нёс.
   - Так вот, Алик, я к чему веду! - доверительно склоняюсь к Берковичу. - Ведь и я тоже труп для твоего начальства! Только ты сгорел, а меня пристрелили! Вот Мила, она еще не труп! Но стоит нашим врагам напасть на её след, и ее кости тоже растащат койоты!
  Понимаю, что сбился на полнейшую ерунду, но Беркович, похоже, не улавливает тонкостей бреда, воспринимая весь ужас своего бытия в комплексе. Жужик, извернувшись на табуретке пялится на девчонку. Та же, делая вид, что занята и не слышит, стремительно краснеет.
   - Милли, - выдавливает Алан, успевший переиначить ее имя на свой лад, - Но это ужасно, мы же боремся за демократию…
  - Это точно, за нее родимую. Американец, как известно, за демократию готов угробить сколько угодно народу. Ты уже в этом убедился.
  - Но я же делал все, как учили, - мой собутыльник с трудом ворочает языком. - А они меня решили убрать с дороги, как… как мусор…
   - Ты влез в очень опасное дело, парень! - оказывается, под Клинта Иствуда косить не так уж сложно. Сложнее, не заржать в голос после очередного своего перла. - Твои боссы, если найдут бомбу, не будут кричать в новостях о наследии СССР...
   - СиЭнЭн... - вяло бормочет Жужик.
   - И БиБиСи до кучи, - отмахиваюсь я и продолжаю, - Они ее перепрячут и используют для своих темных и грязных делишек! Видишь, они уже начали зачищать регион! А мы с тобой, и попали в список “объектов зачистки”.
   - Что это значит, Виктор? - задает глупейший вопрос малохольный поклонник Джека Райана
   - Это значит, что они ее где-нибудь взорвут.
   - Оу, щиит! - переходит на родимые ругательства американец. - Что же делать, Виктор? И почему они так со мной?
  Признаться, больше всего мне сейчас хочется недоуменно почесать репу и развести руками. Не в ответ Жужику, а скорее констатируя упадок нравов и профессионализма у мирового буржуинства. Мне было как-то естественно наблюдать, как потихоньку снижается планка мастерства разной спецуры после падения СССР. И у нас, и в России - что-то я сам видел, об ином слышал от не склонных к пустой болтовне людей. Но то, что процесс этот - как улица с двусторонним движением - как-то не думал. А теперь вот сидит передо мной этакий оболтус, кока-колой выпоенный, на фаст-фуде взрощенный, на своего Райана молящийся. И кажется сейчас совершенно искренне заплачет от того, что его, сиротинушку, не бочкой варенья и корзиной печенья отоварили, а чуть не убили злые супостаты - это же нечестно! В книгах так не бывает!
  И ведь Жужик уже отправил на тот свет бедолагу Сербина, но придурковатым дитем быть не перестал ни на мизинец. В общем-то это хорошо, меньше проблем с допросом, который все больше походит на застолье с винным зелием. И все равно - диковато как-то.
   - Тебя предали, Алан Беркович! - кричу я почти в голос, но все таки осторожно, памятуя о соседях. - Предали! И тот, кто это сделал, гораздо выше твоего шефа-резидента и даже самого директора!
   - Оу, билять... - проявляя знание тонкостей русского языка, с нечеловеческой тоской воет Беркович, обхватывает ладонями голов и начинает опасно раскачиваться на табуретке. Впрочем, углы мойки в этой квартире без выступающих углов, поэтому башку вряд ли проломит, даже если звезданется.
   - У тебя есть два варианта, Алан! Или сбежать в Сибирь, и до конца жизни обитать в тайге, - при слове “Сибирь” моего собеседника передергивает, надо было еще GULAG помянуть... - Или же, помочь мне и моей организации принять меры, чтобы остановить твоих бывших коллег!
  Услышав про “мою организацию”, удивленная Мила пытается что-то вякнуть, но напоровшись на мой взгляд поспешно затыкается. И слава богу, нехай лучше думает, что в Русе я старательно внедрялся, а не стремительно спивался…
  - Смотри, Алан, - продолжаю я. - Ты же, можно сказать второй раз родился. А что это значит?
  Беркович смотрит на меня с таким видом, будто ожидает ответа на вопрос о смысле жизни.
   - А это значит, что тебе дали второй шанс! Считай, что вся жизни до этого, была лишь черновиком, а сегодня у тебя появляется шанс переписать ее начисто, недотепа!
  Алан пораженно пялится, застыв с вилкой в руке. Осторожно отбираю вилку, кладу ее на стол.
   - Виктор, а твоя организация может обеспечить мою безопасность? - задает Жужик неожиданный вопрос.
   - Враги везде, Беркович, - внушительно отвечаю. - В такой обстановке верить нельзя никому, даже себе. Мне можно.
  В цитату Жужик не врубается, но кивает.
   - Да, я отлично понимаю, что никаких гарантий в столь сложной обстановке давать не следует! - он трясет указательным пальцем, и с неожиданно пафосным видом заканчивает, - вот если бы ты пообещал мне все и сразу, я бы тебе не поверил! - и пьяно хихикает.
  Я молчу.
  Текила “Текила” закончилась. Стою перед трудным выбором. Или ложиться спать, или отправлять несовершеннолетнего гонца в ближайший ларек за новым пузырем. Долго колеблюсь, но выбираю первый вариант. К явному облегчению Милы, которое она и не пытается скрыть.
  Заканчиваем посиделки крепким чаем. Налив напоследок еще по кружке, перебираемся под телевизор.
  Главная тема новостей - по прежнему Руса. К концу дня появились версии о поджоге подрядчиками для сокрытия недостачи и о разборках преступных группировок. Командирским произволом, сразу же перед блоком спортивных новостей, приказываю вырубать ящик и готовиться ко сну.
  Преодолев соблазн остаться в одной комнате с Милой, разрабатываю новую диспозицию. Вернее, закрепляю сложившуюся еще с утра. Пигалица в зале, Беркович на кровати, в комнате. Себя же, проклиная ту дурацкую шабашку на кладбище, которая меня довела до жизни такой, размещаю на раскладном кресле-кровати, перегородив им выход из комнаты Жужика. Американец, несмотря на явное согласие на сотрудничество, пока что имел статус военнопленного, а стало быть вполне мог среди ночи что-нибудь нафантазировать и учудить. Вскоре в квартире наступает тишина, которую изредка прерывает тревожное бормотание - это бесстрашный агент ЦРУ зовет во сне маму.
  Убедившись что команда “отбой!” в расположении выполнена всем личным составом, выбираюсь на кухню покурить. Возвращаясь назад, заглядываю в туалет и выходя оттуда, нос к носу сталкиваюсь с Милой.
  Оказывается, позавчера при покупке шмоток девчонка не ограничилась одним неформальским нарядом. Сейчас на ней узкая серебристая шелковая едва прикрывающая бедра ночнушка, под которой топорщатся вполне ощутимые грудки. Под ночнушкой нет ничего - если бы плоский животик и начинающуюся под ним ложбинку обтягивало даже самое тонкое белье, не заметить его никак не вышло бы. Я, стесняясь своих семейных трусов, вжимаюсь спиной в дверь, девчонка тоже застигнутая врасплох, застывает на месте.
  Первой приходит в себя гребаная (уж не знаю , в прямом или переносном смысле) нимфетка. Скользнув по мне теплым атласом и обдав горячим запахом чистого девичьего тела, скрывается за дверью гостиной, бросив на меня какой-то странный - то ли испуганный, то ли обиженный взгляд.
  - Спокойной ночи!
  - Спокойной... - машинально отвечаю, возвращаясь на кухню для внепланового перекура…
  Здесь, наверное, самое время было бы задаться сакраментальным и уже вполне традиционным вопросом - так было между нами что-то или не было? Но я слишком устал, так что курю просто и без единой сторонней мысли. Хотя нет, одна мысль все-таки имеет место быть - вот она, жизнь. Потерянная бомба, инфантильный ЦРУшник, полная путаница и бардак со всех сторон. И нам надо как-то извернуться, но выжить. И по ходу пиесы получается, что на балансе и содержании уже не две персоны, а три…
   

   К позору своему безбожно просыпаю - на часах уже без чего-то одиннадцать. Натянув джинсы и футболку - хватит и вчерашних конфузов - выбираюсь в коридор и, стараясь не привлекать внимания, шмыгаю за дверь туалета.
  Уже в ванной, соскребая модную щетину, прислушиваюсь сквозь шум воды к происходящему в квартире. Моя инвалидская команда ведет себя так, словно сегодня обычное субботнее утро. Беркович встал сразу же вслед за мной и теперь сопит у телевизора. Любителю дефективных романов повезло - рана не опасная и быстро обработанная. Даже воспаления нет. Мила хлопочет на кухне. Ну, просто семейная идиллия! Стало быть, верят они мне, как Рембо-какому-нибудь, или актеру Пореченкову из смешного сериала «Агент национальной безопасности». А верят, между прочим, зря! Потому что их надежа и опора, их каменная стена, фыркающая под душем и терзающая десны жесткой щетиной зубной щетки, на самом-то деле просто испуганный отселенец-алкаш, выброшенный на обочину жизни именно за то, что пытался принимать самостоятельные решения как офицер и патриот своей многострадальной державы ...