Глава вторая
То, что история наша не закончилась прямо на этом нельзя назвать, иначе как чудом. Когда Николенька, пройдя сквозь сырую и холодную подворотню, ступил на тротуар, он, в первый момент ничего не понял - а ноги по инерции пронесли его еще несколько шагов. Но, достигнув кромки тротуара, мальчик споткнулся на бордюрном камне, и чуть не упал. Ч тобы удержаться на ногах, пришлось  совершить унизительную пробежку вперед, и тут….
Что-то огромное, яркое, пронзительно воя,  пронеслось впритирку к мальчику, обдав его отвратительным смрадом. Николенька  отпрянул, споткнулся о проклятый бордюр, и полетел с ног -  спиной вперед. Но упасть ему не дали – мальчик  с размаху въехал в кого-то ранцем, получил тумака, сопровождаемого крепким ругательством, отпрянул – и снова был вынужден спасать жизнь, уворачиваясь от другого ревущего ярко-фиолетового чудовища.
Пронзительный визг, заполошные крики…. сильный удар швырнул Николеньку вперед, и мальчик полетел куда-то, под вой сирен и истошный женский вопль – «ребенка задавили!»
Незадачливому гимназисту повезло. Разминувшись на какой-то миллиметр с бампером серебристого «Ауди», он угодил прямиком под следующий за ней микроавтобус - но, на счастье, гастарбайтер-таджик, сидевший за  рулем  потрепанной Мосгазовской «буханки», успел каким-то немыслимым усилием затормозить. Так что мальчик, лишь получил дополнительное ускорение, вылетел на тротуар и опрометью бросился бежать, оставляя за спиной визг тормозов, крики прохожих и матюги ошалевших от ужаса водителей.
Николенька остановился только в третьем по счету дворе. Два первых он проскочил не задержавшись ни на секунду, шарахаясь от ярких четырехколесных экипажей, загромоздивших обочины, оскальзываясь на сером каменном монолите, которыми была, как коркой, покрыта земля.  Но, стоило  мальчику влететь в тихий, самого обычного вида дворик -  как силы оставили его. Николеньки хватило только на то, чтобы добрести до скамеечки и рухнуть на нее.
Немного отдышавшись, мальчик попытался взять себя в руки и принялся озираться по сторонам. Выяснилось, что давший ему приют дворик  лишь на первый взгляд казался обыкновенным. Стоило приглядеться повнимательней - как на свет божий тут же вылезали несообразности. Для начала – двор был вымощен подозрительно аккуратными шестигранными плитами.   На уровне крыши небо над ним во всех направлениях пересекали какие-то проволоки;  возле окон красовались какие-то несуразные белые тарелки с яркими эмблемами и буквами латинского алфавита. 
А вывески?! Они были непривычно яркие,  большие, а некоторые даже светились изнутри. Николенька, вроде бы понимал, что на них написано -  но  почему-то почти все надписи  были  с ошибками. Буквы и слова, казалось, были знакомые, но во всех отсутствовала  привычная буква «ять». А,  если  приглядеться, то и не только она – скажем,  положенных в конце многих слов твердых знаков  Николенька тоже не заметил.
Засмотревшись по сторонам, мальчик не сразу увидел, как из подъезда вышли две молоденькие девушки.  Николенька, было, дернулся – подбежать, засыпать вопросами… Но,  приглядевшись к незнакомкам, мальчик так  и остался на скамейке. Мало того – будь его воля, Николенька растекся бы по спинке, делаясь как можно менее заметным. И ведь было с чего!
Дело в том, что вид у девиц был совершенно дикий. И если первая   всего лишь щеголяла в чудовищно неприличном, коротком платье, оставлявшем ноги открытыми куда выше колен, то вторая более всего напоминала чудище из кошмарных снов. Впрочем, ТАКИЕ сны, Николеньке, пожалуй, что и не снились – а то он каждый раз просыпался бы в холодном поту.
Начать с того, что девица с ног до самой шеи была затянута в лаковую черную кожу. Причем одежда ее (короткий, жилет без рукавов  и неестественно узкие штаны) были усеяны невероятным количеством блестящих пуговиц, заклепок и каких-то рифленых металлических змеек. На шее красовался собачий ошейник, ощетинившийся зловещими острыми шипами в полдюйма длиной. На голове у девицы была… нет, не прическа. Скорее уж -  какие-то патлы ядовито-зеленого и желтого цветов;  и они торчали во  все стороны самым беспорядочным образом. Лицо же… Николенька только раз взглянул этому пугалу в лицо - и, вздрогнув, отвел глаза. Надо сказать, что в семье Овчинниковых излишняя суеверность не была в почете;  но тут мальчика неудержимо потянуло, то ли перекреститься, то ли сплюнуть через левое плечо,  как делал это порой дворник Фомич, и Марьяна, люди, как известно, дремучие и темные. И   неудивительно - в  ноздрях девицы тоже красовались шипы;   они, правда, были заметно меньше, чем на ошейнике.Только торчали  эти  шипы прямо из кожи! В нижнюю губу девицы было вдето  несколько мелких металлических колец; а два других,  точно таких же, украшали брови. Ухо…  это было  самое отвратительное. Мочка уха, разросшаяся до  противоестественных размеров, была украшена  массивным металлическим кольцом. Причем кольцо было не продето в ухо, как дамская сережка, а  именно что вставлено – металл буквально врос в плоть, напоминая мальчику латунный люверс, вшитый в угол паруса . А  ведь кольцо было здоровенное – в него можно  было продеть сразу два пальца,. Руки и шея  непонятного существа (Николенька уже не решился бы я  называть ЭТО женщиной) были покрыты  густой вязью рисунков невообразимого  содержания. Жуткого вида черепа, оскаленные  пасти, рогатые сатаноиды, зловещие иероглифы, то  ли змеи, то ли драконы, оплетающие руки….
Тем временем,  зеленоволосая, шипастая образина  повернулась к мальчику  - и глаза у него оказались  неестественного,  ярко- зеленого цвета!  -  и выдало:
- Эй, чел, че уставился? Типа, я напрягаю, да?-  Это было уже слишком. Чуть ли не завывая от ужаса,  Николенька сорвался со скамейки и кинулся  прочь – куда глаза глядят, только подальше от  этого кошмара ...

- Полегче, юноша! Так ведь и шею свернуть недолго! –
Николенька отчаянно извивался,  пытаясь вырваться из очередной довущки, которую коварно подсунула ему  судьба.  Вылетев  из двора, мальчик нос к  носу столкнулся с каким-то господином. Тот, правда,  успел среагировать и перехватил Николеньку,  прежде кем мальчик успел врезаться головой ему в  живот. Крепко взял  несчастного гимназиста за плечи, незнакомец теперь рассматривал его -   слегка насмешливо, но внимательно и по-доброму заинтересованно.
- Смотри, Вань, какой интересный персонаж нам  встретился! -
Доброжелательный господин был не одинок. Его попутчик,  подросток лет 14-ти - 15-ти, был  почти на голову  выше Николеньки. Сам господин сразу вызвал у гимназиста  симпатию – хотя бы тем, что не носил ни  шипов, ни ошейников, а был облачен в приличный  костюм, даже при шляпе и трости. А вот платье  его юного  спутника вызывало у Николеньки оторопь.  Ярчайшая красно-белая куртка,  распахнутая на груди, под ней - сорочка без воротника и пуговиц,  украшенная рисунком какого-то чудища. Странные, синие, протертые на коленях до белизны  штаны, непокрытая голова – ничего похожего гимназист  никогда не видел. И, при том при всем, в глазах  мальчика ясно читалось удивление. Да и сам  любопытный господин смотрел на Николеньку как  энтомолог на редкостного жука.
- Скажите на милость, юноша, с чего это вам  пришло в голову гулять по Москве в костюме  гимназиста? Ты смотри, Иван, даже ранец правильный.  Можно вашу фуражку, молодой человек? –
Николенька хотел возразить – а в чем ему,  гимназисту,  ходить по улицам? – но не смог выдавить из себя ни звука. Горло было забито пылью, он  не понимал ровным счетом ничего из того, что творилось вокруг. Так что мальчик  молча  протянул любопытному господину смятую  гимназическую фуражку. Тот взял ее, расправил и протянул своему спутнику.
- Вот это я понимаю - внимание к деталям. Видишь кокарду? Нашим бы реконструкторам такую дотошность … –
Мальчик взял фуражку и с интересом повертел ее в руках. Над блестящим лаковым козырьком красовалась, как и положено, кокарда белого металла  – две скрещенные веточки, увенчанные тремя острыми листиками. Между веточек чего-то не хватало; приглядевшись, можно было различить металлические заусенцы -  как будто бы часть кокарды, крепившаяся между листиками была безжалостно выломана.
- А что такого тут, пап? Кокарда как кокарда…..   только поломана. Что в ней особенного?
Николенька недоумевал. Поломана? Да кто он такой,  этот мальчишка, что не знает самых простых вещей? Он, вообще, в Москве живет, или где? Николенька совсем было собрался вставить свое слово, но  доброжелательный господин успел первым: 
-Так и бывает, когда учишь историю по  популярным изданиям. Что ты знал - в этой  «поломанной» кокарде больше достоверности, чем в  мундире иного кавалергарда, из числа тех, что говорят по  мобильникам, не слезая с седел. И не поломана кокарда, а приведена в соответствие с обычаем. Верно, молодой  человек? –
Николенька торопливо кивнул, а господин  продолжил: 
- Здесь, вообще-то,  должен был быть номер гимназии - латинскими цифрами. Но - любой уважающий себя гимназист этот номер выламывал. Мера предосторожности: случись что, по кокарде городовой или  гимназический инспектор мог определить из какой ты гимназии. И не только ты, между прочим. Так что – любой, сохранивший кокарду в целости, подставлял своих товарищей Помнишь «Кондуит» Кассиля? Так там, когда мальчик пришел в класс, у него тут же кокарду выломали. -
Ваня кивнул, повертел фуражку в руках и вернул ее Николеньке.
- Круто ты прикинулся. В каком-нибудь клубе состоишь, или это вас в школе так ходить заставляют? -
- Простите…. прикинулся кем? И в каком клубе? –  Наконец-то Николенька сумел выдавить из себя что- то связное. - Вы, наверное, меня не за того приняли.  Меня новут Николка, я…. –
- Ну да, как младшего Турбина́. Отлично  играете свою роль, юноша, только вот мы сейчас  не на  сцене, не так ли?  Ну, ладно, мы-то люди привычные, а другие могут и не так понять. Впрочем, простите, мы не  представились, - и господин слегка поклонился, приподняв шляпу:
- Меня зовут Олег Иванович Семенов. А этот молодой человек  – мой сын, Ваня. –
Николенька смог только выдавить из себя: - Очень  приятно, – и неловко поклонился в ответ и шаркнул ножкой. Что вызвало у вежливого господина улыбку, а  у его юного спутника - ехидный смешок .
- А все же,  – откуда вы, если не секрет? – продолжил Олег Иванович.
- Я.. это… тут,на  Гороховской живу, рядом….   заблудился, а потом такая, зеленая, с шипами…. –
- Хорошо, хоть не бледная, с косой, – ответил  Олег Иванович. Ваня же хихикнул, как  будто отец сказал нечто необычайно смешное, а тот, тем временем, продолжил:
- Гороховская, значит ? Что-то я такой улицы не  припомню, хотя, вроде,  знаю здешние края… –
- Да нет, это рядом совсем - надо идти  от Земляного Вала  до Гороховского переулка. Тут рукой подать, мы там и на углу  живем – заторопился Николенька, но новый знакомый в  очередной раз его прервал:
- То есть на Казакова? Так и говорили бы. Это,  и правда,  в двух шагах. Как вы тут заблудиться  сумели? –
- Я… мне… а куда…. – Николенька снова запнулся.  Беседа с Олегом Ивановичем и Ваней  заставила его на минуту забыть о том, что с ним произошло. Но теперь все это – и  незнакомо-знакомые улицы, полные рычащих четырехколесных монстров, и  дворы, в которых шастают другие монстры, издали  напоминающие людей, но с растущими из кожи  стальными шипами;  и повсюду - безграмотно написанные  вывески с диким содержанием…  Все эти несчастья снова навалились на несчастного гимназиста. Он припомнил,  что прошел уже час, а он все еще ничегошеньки не понял – и, похоже, уже не поймет. Нервы у Николеньки не выдержали, и он,  вцепившись в рукав нового знакомого, горько,  самозабвенно  зарыдал.
Что было  дальше, Николенька не сумел бы вспомнить  ни за какие коврижки. Вроде, он что-то говорил  взахлеб; потом они втроем куда-то шли … в память врезался  эпизод: они с Ваней и Олегом Ивановичем стоят рядом со странной прозрачной коробкой без  боковых стенок, и скамейкой внутри. На стенке -  яркуая афиша: почти совсем раздетая девушка на фоне пальм и странного, стремительных обводов, парахода, а поверх всего этого надпись: «Курортный сезон 2014 года в Крыму.»
Да, действительность оказалась  страшнее зелено-патлатой  девицы с шипами на лице. По словам новых знакомых, вокруг  Николеньки была Москва 2014 года;  а значит, с того  момента, когда мальчик шагнул в коварную подворотню,  прошло ни много ни мало, как 128 лет! Поверить в это было невозможно. Но  - ничего другого мальчику не оставалось. А как иначе объяснить то, что творилось вокруг? Откуда взялись  эти, вроде, знакомые, но ставшие в одночасье неузнаваемыми улицы, по которым катят разноцветные экипажи без всякого признака лошадей? А тяжелый смрад, разрывающий легкие? А люди в странных, порой вызывающих одеждах? Шум, вокруг…  а какие тут дома? Некоторые  были невероятно высокими -   таких  подобного Николенька не видел ни в Москве, ни в родном Севастополе.
Тем не менее, мальчик уже  успокоился. Выплакавшись и выгорившись, он почти что взял себя в руки и попытался  членораздельно отвечать на вопросы новых знакомых. И сразу осознал – ему не верят! Нет, вопросы Олега Ивановича были веждивы и  корректны, но в них явно сквозила ирония. Что до его сына,  то Ваня откровенно развлекался, давая понять, что Николенькины рассказы - не более чем розыгрыш. А ведь мальчик так старался, чтобы ему поверили! Он вдруг осознал, что отец и сын - его единственная надежда в этом страшном,  чужом мире. И, если Олег Иванович и его сын сейчас попрощаются и отправятся своей дорогой, Николеньке останется одно – пропадать.
Впрочем, новый знакомый, кажется, не собирался бросать мальчика. Наоборот - Олег Иванович, в который уже раз, терпеливо вслушивал сбивчивый Николенькин рассказ -  как вдруг его прервала мелодичная трель.
Новый знакомый, жестом попросив мальчика подождать, полез в карман и извлек на свет божий маленькую плоскую коробочку. Она-то и издавала странные звуки. Олег Иванович сделал что-то с коробочкой, поднес к уху - и, к удивлению Николеньки заговорил, будто беседовал с невидимым собеседником.
- Да, Владимир Георгиевич, я. Нет, не отменяется. Простите, у меня тут образовался небольшой форс-мажор.  Нет, буду минут через десять. Не стоит, я в ваших краях,  как раз подхожу к редакции.  -
Олег Иванович отнял  коробочку от уха, снова сделал с ней что-то, от чего она отчетливо пискнула, и снова обратился к мальчикам:
- Так, молодые люди, у меня тут образовались срочные дела. Так что придется на время вас покинуть. Ваня, проводи нашего нового друга до дому. Адрес помнишь? –
Ваня кивнул, и Олег Иванович уже обратился я к  Николеньке:
- Что ж, юноша, был рад знакомству. Надеюсь, все  уладится, и мы еще сможем как-нибудь побеседовать.  Должен отметить, у вас на редкость богатая фантазия и  недюжинные актерские способности. – И, снова  Николеньке: - Не забуть взять у парня координаты и  позвони, как доберетесь до места. Как закончу дела в  журнале - встретимся и зайдем в «МакДональдс».  Договорились? -
Николеньке  торопливо кивнул,  а Ваня  уже дергал мальчика за рукав:
- Ну что, пошли? Тут недалеко, по дороге  и поговорим. - 
И вот, распрощавшись с милейшим Олегом   Ивановичем, несчастный гимназист отправился я вслед за  Ваней, изо всех сил стараясь не шарахсться от странно  одетых людей и проносящихся возле самого тротуара  самоходных экипажей.
Дорога до дома на Гороховской  (то есть, на  улице Казакова – так , кажется, назвал улицу новый знакомый?)  заняла совсем немного времени. Николенька  даже удивился – как недалеко он успел  уйти за эти страшные полчаса! Поворот, переулок, два  квартала вдоль тихой улицы – и вот он,  нужный дом! Николенька не уставал  удивляться сам себе. Всего-то, час с небольшим прошло с  тех пор, как он несся  этими самыми дворами, с  выпученными от ужаса глазами, ничего вокруг не  замечая. А сейчас – уверенно идет по улице  города будущего (ну не совсем уверенно,  честно говоря – куда делась бы это чувство, не будь рядом  Вани?), с любопытством рассматривает «автомобили»,  как называют эти самодвижущиеся экипажи, изучает яркие плакаты и вывески…   
Нет, решительно, Николенька мог гордиться собой!  Особенно, если учесть, что, он еще и  успевал задавать своему провожатому тысячу и один  вопрос. Ваня охотно отвечал, но насмешка в его голосе   ощущалась вполне явственно. Николенька  понимал, что его спутник так до конца ему не поверил - и  теперь находит удовольствие в том, чтобы подыгрывать  собеседнику, зачем-то валяющему дурака.  Игра эта Ваню забавляла, и он охотно принял тон,  предложенный несчастным гимназистом.
Дом номер девять Гороховской улице (то есть   архитектора Казакова) стоял на своем месте. Но -   нельзя сказать, что он совсем уж не изменился. Цвет теперь был не темно-желтым, а каким-то  салатовым; фасад же изрядно облупился. На окнах  первого этажа появились решетки, а сам  фасад был изуродован какими-то щелястыми  серыми ящиками. Ваня называл их «кондиционеры» и  даже объяснил, для чего они служат - но  Николенька пропустил объяснение мимо ушей, рассматривая на очередном рекламном плакате  очередного размахивающего оружием монстра.
В общем, дом был тот самый. Да и подворотня, на  первый взгляд, почти не изменилась. Добавились,  правда, какие-то корявые размытые, разноцветные  надписи дикого содержания и непонятные  символы… но мальчику было уже не до них. Со всех ног  он кинулся во двор…  и замер, как вкопанный. Во дворе  не было ничего, хоть отдалено знакомого – серый  монолит вместо брусчатки, хилая клумба, уродливые  крылечки, где надо и где не надо. Посреди двора – пять  «автомобилей» и какие-то дурно пахнущие баки. Так,  похоже, в будущем выглядела помойка.
- Ну, и где здесь  твой 19-й век? Ладно, признавайся, что все выдумал.  Классно сыграно, кстати, ты талант.  Мы с папой чуть не поверили... – 
Это было невыносимо!  В отчаянии Николенька обернулся к насмешнику. Увидев в глазах  товарища самое настоящее,  неподдельное горе, Ваня поперхнулся очередной  колкостью:
  - Ну, ты что… ладно, я так, не бери в голову. Счас  найдем, где ты живешь. А давай, дом обойдем, может тебе  в другой подъезд, или вообще в соседний дом? Может, с  адресом что-то напутал? – и с этими словами Ваня увлек  мальчика назад, на улицу.
И надо же - Ваня как в воду смотел! Не успели они  сделать вдоль фасада и десятка шагов, как  загадочная подворотня нашлась. Причем -  она и здесь  была не на месте;  и точно так же  из нее тянуло сыростью и холодом. И таким пугающим  был этот  холод, что Николенька остановился в двух шагах от цели,   к которой только что стремился всеми силами …
– Ну вот, кажется, пришли… - неуверенно сказал мальчик. – Мне, кажется, сюда… –
- Туда, говоришь? И  правда, странное местечко… - И Ваня поковырял ногой кромку асфальта.  Подобно траве на «той стороне», асфальт тоже заканчивался как-то… неправильно. Он обрывался  идеально прямой линией: ни трещин, ни  щелей. А за обрезом начиналась плотно утоптанная земля,  тоже какая-то странная - ни нежной, майской травки, ни  мелкого мусора, ни даже камешков. Но- делать было нечего, и Николенька постаорался унять внутреннюю дрожь:
- Да, точно, туда. Ну что, пошли? – и первым  вошел в  темный зев загадочной подворотни.
Наверное, ни один приговоренный к казни и  помилованный в последний момент преступник не  чувствовал такого облегчения, какое испытал  Николенька. Милый, знакомый до слез двор!  Фомич со своей метлой! Увидев дворника, Николеньке  захотелось тут же броситься и расцеловать его. И т Васютин в комании двух студентов и вороха бошюр! И  тетя Оля -такая домашняя и родная - идет через двор с  кошелкой в руке.
- Тетенька, дорогая! – Николенька бросился к  ней со всех ног и с разбегу зарылся лицом в ткань  капота. Мальчик испытывал не просто  облегчение – ему казалось, что он проснулся после  тягостного ночного кошмара, который изводил его всю ночь, и никак не отпускал - и вот, наконец, пришло блаженное пробуждение, после которого утро кажется таким ярким и прекрасным…
Тетя Оля была немало удивлена:
- НиколЯ, что это значит? Ты уже вернулся из  гимназии? –
Но, стоило женщине взглянуть в лицо мальчика, увидеть заплаканные, полные страха глаза, как она сменила гнев на милость.
- Вот что, друг мой, ты немного не в себе. Пойдем домой, я тебе чаю налью. – И с этими словами тетя увлекла Николку в подъезд. Мальчик шел за ней и буквально ощущал, как  страшный мир будущего за спиной стремительно растворяется, тает, превращается в ночной морок…
Уже на лестнице, у самой двери в квартиру, Николенька вспомнил о Ване. Как он мог, вот так, просто, за здорово живешь,  позабыть о человеке, который, считай, спас его из ужасной передряги?  Николеньку пронзила ужасная мысль – а что, если Ваня застрянет тут, в его времени?  Наверное, мальчику будет ничуть не легче, чем было  Николеньке в веке 21-м? Хотя, конечно, зеленоволосых девиц тут нет.   И, буркнув; - Щас, теть, Оль, я на  минутку…. – Николенька мухой слетел по лестнице и выскочил на двор.
Но там не было никого, кроме Фомича да давешней компании студентов. Николенька поискал  взглядом загадочную подворотню - она-то никуда не делась -  но и там не Вани оказалось.
«Вот и славно – значит, ушел, вернулся к себе, в свой   непонятный 21-й век», – решил Николенька, и с легким  сердцем потопал вверх, по лестнице.  Несмотря на  огромное облегчение, мальчик чувствовал себя  совершенно разбитым. Ему хотелось одного -  уклониться расспросов тетки и спрятаться в своей комнате.

Отредактировано Ромей (21-04-2014 12:22:49)