Глава четвертая
Отдохнуть Николеньке  так и не удалось. Отбившись от расспросов тетки, мальчик заперся в своей комнате, снял форму (увы,  во время приключений в будущем она была безбожно измята) - и принялся думать горькую думу.  Всюду, куда ни кинь, был клин. Во первых, он прогулял  уроки в гимназии. Это было еще полбеды - ведь   домой-то он вернулся в нужное время,   приключения в будущем заняли не меньше 3-х часов. Но вот сцена во дворе….  Да, пока тетя Оля отложила распросы – спасибо  Марьяне, которая вернулась домой вся в слезах,  и теперь, с причитаниями рассказывает тете Оле на кухне о том, как болеет сестра, и что сказал доктор из околотка. Но  Николенька не строил на этот счет иллюзий - объяснения давать ему  придется.   Вот вернется из гимназии Василий Петрович – и тетя, конечно, все ему выложит. И уж тогда придется держать ответ....
Николенька терпеть не мог врать тете с дядей. И дело было  даже не в воспитании. Просто мальчик  точно знал, что врать не умеет. Уши тут же начинали предательски краснеть, с головой выдавая злой умысел, Николка  путался, сбивался, не знал куда девать глаза… и  самое большее через 3-4 минуты признавался  во всем.
А сегодня-то - в чем ему признаваться?  «Дорогие тетя и дядя, я тут вышел из подворотни и волшебным образом перенесся на 130 лет вперед?» Абсурд. Никаких доказательств того, что это поразительное путешествие и правда имело место,  у мальчика не было. А так – кто ему поверит?   Пожалуй, еще и сочтут, что  заболел, доктора вызовут… А  тут еще  кузина, Маринка!  Она ведь непременно  все разболтает, что  во дворе, что  в своей гимназии. Вот позору-то не оберешься!
Но ведь он ничего не выдумал, все это, и правда, было? И таинственная подворотня, и улицы Москвы далекого будущего, и вежливый господин по имени Олег Иванович, и его сын, Ваня?  Эх, надо было прихватить оттуда что-нибудь эдакое, скажем, плакат с девицей -  вот тогда бы они все увидели!
И тут до Николеньки дошло – а  что, собственно, с того, что он не сообразил запастись доказательствами?  Подворотня  – та самая, «неправильная», через которую он попал в 21 век  -  на своем месте? Ну да, конечно, куда ей дется!  Николенька отчетливо помнил, что видел ее, когда искал  во дворе Ваню. Ну, а раз подводротня на месте – то и  путь в будущее открыт?
Правда, неясно было, почему на «лишнюю»  подворотню никто до сих пор не обратил внимания. Во дворе всегда полно народу – тут тебе и  Фомич, и жильцы дядины туда-сюда шастают…  и тетя во двор выходила. Неужели никто не увидел загадочной подворотни и не заглянул в нее? А  если заглянул  - и пропал на той стороне? А что, вполне могло такое случиться!
Воображение живо нарисовало Николеньке трагический сюжет: Студент Васютин находит таинственную подворотню, ныряет в нее… и, скажем, погибает под колесами одного из стремительных экипажей, называемых «автомобили». Или пугается, убегает, как сам Николенька,  прочь от дома на Гороховской  - и не может найти дорогу обратно. Это ведь мальчику повезло, и  он наткнулся (в буквальном смысле) на таких милых лююдей, которые приняли участие в его судьбе. А если бы не наткнулся, или не приняли бы? Так бы и болтался по улицам будущего веку, подвывая от ужаса и отчаяния?
В общем, додумывал все это Николенька  уже на лестнице. Он стремглав выскочил во двор, кинулся к подворотне… и увидел на ее месте ровную, оштукатуренную стену. Даже скамейки давешней не было – Васютин и компания зачем-то перетащили ее в другой угол двора.
Николенька подошел к стене, где недавно  открылся проход  в будущее, и потрогал ее руками. Опасливо так   – а вдруг в последний момент стена обернется зияющим провалом,  и неосторожного мальчика засосет туда со всеми потрохами? А потом стена сомкнется, сыто чавкнув – на веки вечные….
Но никакого провала не появилось.  Штукатурка оказалась  точно такой же, какой ей и полагалось  - шершавой, неровной и слегка нагретой майским солнышком. Николенька с трудом подавил желание понюхать ее -  и тут двор огласили возмущенные крики . У подворотни (той, правильной, через которую по сто раз на дню проходили и сам Николенька и остальные жители дом), разгорелась форменная баталия.  Дворник Фомич, бурча что-то назидательное,  крутил ухо какому-то мальчишке. Тот, невнятно крича, вырывался, правда - без особого успеха. Еще бы – дворник Фомич  слыл грозой сорванцов всей Гороховской;  нарушителям спокойствия, дерзнувшим  проникнуть во вверенный его заботам двор приходилось ох как несладко.
- А ну пусти, олень! Чмо бородатое! Права не имеешь! –
То, что  жертва  Фомича орала во весь голос, нисколько Николеньку не удивило. Он и сам в подобной ситуации… А  вот содержание этих воплей было по меньшей мере загадочным.  Да и голос кричавшего  был , вроде бы, знаком….
Николенька, приглядевшись, с ужасом узнал в мальчишке своего спасителя, Ваню – это ему  Фомич с упоением крутил ухо!
ГИмназист заверещал так, что дворник  тут же опустил свою жертву. С воплем – «Как ты смеешь, немедленно отупусти, это ко мне пришли…» -  мальчик храбро кинулся спасать жертву произвола.
Недоразумение разрешилось достаточно быстро. И, стоило Фомичу удалиться в свою каптерку (он так и  не признал поражения, и отступил,   недовольно бурча что-то себе под нос и бросая на Ваню настороженные взгляды), как Ваня накинулся на своего избавителя:
-  Слушай, мне домой надо, и поскорее. Где этот твой портал… ну, калитка ? Та, через которую ты… мы…. за которй 21 век, в общем? Пошли скорее, меня отец ждет! –
- Так ведь нет ее. Вот, сами посмотрите, - и Николенька подвел мальчика к стене:   – Вот тут она была, а теперь – нету. И следов никаких... - 
Это был удар - Ваня сразу как-то сник. Он стоял перед стенкой, бессмысленно ковыряя ее пальцем. Даже  пару раз, в отчаянии, пнул безответную штукатурку ногой. Бесполезно – стена стояла как… стена. Никакой волшебной подворотни не было, не нашлось даже трещинки – сплошная преграда.
- Во я попал…. И что дальше делать –снимать штаны и бегать?  -
- Нет, ну зачем же – Николенька растерялся от такого странного предложения. Он понимал, что теперь  они с Ваней поменялись ролями, и его давешний спаситель сам оказался в ужасном положении. – Давайте пойдем к нам домой, я вас чаем напою, а там что-нибудь придумаем… -
- Слушай, что ты мне все «выкаешь?» Давай уже на ты, сколько можно...  -  Николка обрадованно кивнул, а Ваня оглядел двор, сплюнул и решительно заявил:
- Ну ладно, пошли. Все равно тут ловить нечего. По ходу ты не гонишь, портал и правда накрылся медным тазом… - И выдав эту загадочную сентенцию, Ваня отправился вслед за Николенькой – по лестнице вверх, в квартиру Овчинниковых.
А Николенька поднимался  и думал –  кого,  собственно,  он должен был гнать, и при чем тут медный таз?

Ну, в общем, дела мои были плохи – и это еще мягко сказано. Нет, Николка оказался отличным малым и рад был бы  мне помочь …. но что он мог сделать? Проклятая подворотня взяла и исчезла,  не оставив мне никакой  надежды. Стена старинного (хотя какой он старинный – всего лет десять как построен!) дома на Гороховской надежно отрезала меня как от родного 21 века -  и от всех, кого я там оставил.
Когда мы поднялись в квартиру, мальчик, перво-наперво, представил меня своей тетке. Та оказалась образцом радушия, хотя в глазах ее нет-нет, да и проскальзывало недоумение. Понять ее, впрочем, можно -  племянничек ни с того ни с сего приводит в дом неизвестно кого, причем этот самый «неизвестно кто» одет мягко говоря, предосудительно, да еще и   лепечет что-то невнятное. 
Нет, на бомжа,  конечно, не тянул, но вопросы наверняка возникали. И лищб воспитаниие не позволило Тете Оле поинтересоваться – а кто я, собственно, такой и с чем пожаловал?  В общем, путаные объяснения насчет «товарища одного мальчика из нашей гимназии»  пока что прокатили  – и мы с Николкой  оказались за обеденным столом.
Не сразу, впрочем – здесь, как оказалось, в обычае семейные обеды, так что пришлось дожидаться возвращения Николкиного  отца. Тот, как выяснилось, преподавал в гимназии. Услышав об этом, я внутренне сжался – ну все, сейчас будут ВОПРОСЫ.
И точно. Нет, расспрашивали  меня вежливо и даже деликатно. Причем -  без малейшего подвоха, и  о самых что ни на есть безобидных вещах: кто я, где учусь, кто родители, где живем, и кем служит отец.   
Значит так…  спалиться я мог в первые же 10 секунд застольной беседы. Спасли меня два обстоятельства:  во первых, обед был очень вкусный, ничего подобного я не пробовал.  Так что я вполне заслуженно отдавал должное стряпне  кухарки Овчинниковых и делать вид, будто бы я не расслышал очередной  неудобный вопрос. А во-вторых – перед самым обедом, мы с Николкой успели  на четверть часа заскочить к нему в комнату. И там, среди прочего,  я увидал на письменном столе журнал «Вокруг света».  Вы представить себе не можете, что я испытал! Будто – встретил  доброго знакомого в далеком уголке мира, где  русских, а то и европейцев вообще никогда не было. Мы  выписывали «Вокруг света» сколько я себя помню - но я и понятия не имел, что этот журнал  выходил и  в 1886 году!
Дизайн издания  с тех пор сильно  изменился – в 1886 году это была невзрачная серая брошюра с черно-белым штриховым риснком - но название  никуда не делось!
Так вот. Раскрыв  журнал, я наткнулся на большую статью о Русской Америке. Читать я ее, разумеется, не стал, не до того было – хозяин комнаты засыпал меня вопросами, - но пару названий запомнил. Например, город Ново-Архангельск. Ну и когда Василий Петрович, отец Николки повторил вопрос «Так откуда вы, молодой человек?», - я  возьми да ляпни – «Мы с отцом неделю как приехали из Русской Америки, из Ново-Архангельска».
Это произвело впечатление – Николка даже  поперхнулся. А Василий Петрович поправил пенсне (прикольный такой  аксессуар – и как они тут ухитряются носить эту фиговину, чтобы она не падала с носа?) и переспросил: «Вот как? Из Русской Америки, значит? Интересно, интереесно… расскажите-ка поподробнее!»
Короче, я сделал верный ход. Прежде всего - переключил внимание Николкиных родичей с рода занятий моего отца на более безопасные темы. На счастье, Василий Петрович преподавал не географию, а словесность (ну, по-нашему – русский и литературу с лингвистикой), а Джека Лондона тут еще не издавали.  Он-то мне и помог – следующие полчаса я заливался соловьем, пересказывая то немногое, что я помнил из «Смока Белью» и клондайкских рассказов. Меня хватило до конца трапезы, а когда я подустал и взял тайм-аут, Василий Петрович поведал, что в их гимназии  устраивают «географические вечера» для учениц и приглашенной публики – и взял с меня слово пригласить на ближайший  моего отца, с рассказом о Русской Америке. Пообещать-то я пообещал, а вот как выполнять обещанное? Ну да ладно, будем решать проблемы по мере из возникновения….
Когда подали чай (именно подали, я не оговорился; похоже это был своего рода ритуал – с пузатым, пахнущим костром самоваром, пышками и вареньем трех видов), Николка попросил у дяди разрешения оставить меня на ночь. Мол, живем мы в гостинице при Николаевском вокзале – бог знает, где это! - добираться мне далеко, через всю Москву, а отец допоздна задерживается у знакомых и в курсе, что я могу переночевать у товарища…  Нравы здесь оказались  простые,  возражений просьба не вызвала. Николкина тетка тут же засуетилась на предмет того, где бы мне постелить (решено было уложить меня в Николкиной комнате, на топчане), а мы, тем временем,  под шумок слиняли на улицу – проветриться перед сном.
Признаться, я надеялся, выйдя во двор, увидеть спасительную подворотню – и тут же вернуться домой, в 21 век. Увы, надежды оказались тщетны – магической подворотни в стене не было. Пора было смириться с очевидным, хотя и грустным фактом:  я застрял здесь   навсегда. Один, в далеком прошлом, о котором я, к томуже, почти ничего не помню! И единственный союзник -   13 летний пацан, для которого все происходящее – не более чем приключение, о котором можно только мечтать!
На самом деле я несправедлив к Николке – мальчишка  изо всех сил хотел мне помочь. Но что он может? Разве что фонтанировать идеями одна причудливей другой. Как вам, например, предложение:  завтра с утра сбежать из Москвы и ехать в Африку? Причем вариант «честно рассказать обо всем дяде и тете» даже не рассматривался.
Перебрав с десяток столь же разумных предложений, мы остановились на варианте бегства.  Но не в Африку, а немного поближе – в Севастополь. Николка рассказал, что отец его служит офицером на Черноморском флоте , и должен, как моряк, поверить моей удивительной истории. Честно говоря, я в этом сомневался, но выбора-то все равно не было!  Рассказывать обо всем дяде и тете Николка не хотел категорически, и я его, признаться, понимал – Василий Петрович и тетя Оля люди, конечно, милейшие, но, судя по всему, напрочь лишенные воображения.  А там, в Севастополе, можно было надеяться, что нас после первых же слов хоть  в дурдом не сдадут.
Тем более, что я попал в 19 век не совсем с пустыми руками. Содержимое рюкзака, хоть и не было пожоде на «стандартный комплект попаданца» из модной нынче литературы, но все же способно было в какой-то мере подтвердить мою легенду. И в первую очередь – планшет. Да, о подборке  исторических, и научно- технических текстов  я как-то не подумал, но вот пара десятков фильмов в нем имелось. Еще музыка, конечно, потом  фантастика – мои любимые «Звездные войны», «Гарри Поттер», «Матрица, «Чужие», Властелин колец», «Хоббит», «Аватар»,  «Одиссея 2001 года» и еще пара десятков бессмертных шедевров. Ну, люблю я кинофантастику!  Было там и новинки  – например, «Сталинград» , «Гравитация», а так же последняя версия «300-от спартанцев».  Даже Германовский «Трудно быть богом» имелся  – я как раз скачал этот фильм из сети, но пока и не удосужился  просмотреть. Ну, книги кое-какие были, плюс – подборка учебных текстов и тренингов по английскому. Вот, собственно, и все. Ах да, имелась скачанная  по настоянию,  отца адаптированная  версия словаря Брокгауза и Ефрона – без ятей, зато с иллюстрациями и комментариями, а под пару к ней – электронная версия БСЭ . Вот они, пожалуй, могли  и пригодиться.
Я, конечно, немедленно  продемонстрировал этот шедевр   Стива Джобса Николке. Сказать, что он был покорен – значило сильно сгладить ситуацию. Его бы воля -  всю ночь созерцал бы приключения Хана Соло и Люка Скайуокера, но увы – безжалостная действительность в очередной раз внесла коррективы.
Дело в том, что  батарея айпада была истощена примерно на треть, а зарядки у меня  не было. А хоть бы и была – поди,  сыщи в 1886 году сеть на 220 вольт с евророзеткой! Так что порыться, не спеш,а в этом кладезе знаний не получится – в режиме чтения айпада хватит, судя по индикатору, часов на 9, да и то -  при минимальной яркости экрана.  Вывод:    этот козырь надо приберечь  на самый крайний случай, а пока я по быстрому показал Николеньке несколько эпизодов из разных фильмов - и отключил девайс до лучших времен. Кстати,  в процессе демонстрации технологий 21-го века я лишний раз оценил гений Стива Джобса:  гимназист 19 века, не имеющий ни малейшего представления не то что о компьютере, но даже об арифмометре и пишущей машинке,  с ходу освоил основные принципы яблочного интерфейса и черед десяток минут уже ловко листал странички и открывал файлы.  Вот что значит «дружественный интерфейс»…
Но к  делу. В рюкзаке нашелся еще и  калькулятор – самый обыкновенный «Ситизен», тонюсенькая пластинка размером в пол-ладони. Вот ему истощение батарей не грозило, поскольку работал гаджет на встроенной  солнечной батарее – как и мои наручные электронные часы с кучей функций, включая плеер. Кроме того, технологии 21-го столетия были представлены горстью  гелевых ручек, нокиевской мобилой, пустой флешкой на восемь гигов,  швейцарским армейским ножом-мультитулом и начатой пачкой «Риггли Спиарминт». А еще -   в кармане джинсов  прятался  верный перцовый баллончик, знакомства с которым так удачно избежал злобный дворник Фомич. Вот, собственно,  и все имущество путешественника во времени. Негусто – но хоть что-то.
Мы с Николкой проболтали часов до двух - в темноте, лежа в постелях;  режим в доме Овчинниковых был вполне патриархальный, свет гасили в 10 вечера.   Он все пытал меня:  что произойдет  дальше в России, да и во всем мире? Почему-то парнишка  был уверен, что досконально знаю обо всем, что произошло между его 1886-м и моим 2014-м годом. А что я мог ему рассказать? События второй половины 19 века были для  меня сплошным белым пятном. Нет, я помнил, что в 61-м году случилось освобождение крестьян, потом была война с турками – это когда наши чуть нее  взяли Стамбул, -  а потом вроде бы, эсеры взорвали царя. И все;  следующее событие, о котором я знал хоть что-то, была русско-японская война 1904-го – 1905-го годов. Так что я выкручивался,  как мог - и благодарил Николенькину тетку за то, что она заставила нас погасить свет. Щеки мои ощутимо горели от стыда. Как же я  проклинал себя за то, что так и не добрался хотя бы до романов Акунина (вроде бы он писал как раз об этом времени) - что уж говорить о тех книгах по истории, что регулярно подсовывал мне отец! А я, дурак, все танчики гонял на компе!   Вот уж точно – «знал бы прикуп, жил бы в Сочи», как говорил отцовский товарищ, дядя Андрей.  Кто ж знал, что сведния об  этом, не самом популярном периоде отечественной истории НАСТОЛЬКО мне понадобиться?
Но – делать нечего, оставалось лишь краснеть от стыда за свою дремучесть, - и сожалеть об упущенных возможностях.
Засыпал я, хоть и на сытый желудок, но с тяжелым сердцем. Понимаете, в  ближайшем будущем  меня  ждала полнейшая неопределенность.  И единственный человек, на которого я мог положиться – гимназист, чья голова битком набита жаждой приключений и Буссенаровской романиткой. Или Буссенара здесь тоже еще не издавали ? Грустно… ничего-то я не знаю. Да, тяжела ты, доля попаданца…

Глава шестая
- Ну вот, снова я в гимназию опоздал! – сокрушенно вздохнул Николка. А вчера вообще прогулял. Теперь точно дядю вызовут. –
Мальчик был прав. Увлекшись экспериментами с межвременнЫм порталом, путешественники выяснили, что  гипотеза Олега Ивановича оказалась совершенно справедливой. Время на стороне 21-го века,   и правда, текло в 10 раз медленнее чем здесь,  неторопливом 19 веке. Заодно подтвердилось и давешнее предположение Вани: портал пропускал в первую очередь Николку, а с ним и   тех, кто находился не дале нескольких шагов от гимназиста. Если расстояние было больше –спутник мальчика не видел ни загадочной подворотни, ни момента исчезновения своего спутника в портале. Причем, сосредоточить внимание, пытаясь ухватить момент меж-временнОго перехода никак не удавалось.
И вот, за   этими  экспериментами, Николка совершенно  забыл, что собирался, вообще-то в гимназию. Вот  теперь и вспомнил – но, увы,  немного поздно. Уроки, вне всяких сомнений уже начались, и теперь мальчика ждало неотвратимое, но вполне заслуженное возмездие.
- Да ладно, не бери в голову, - попытался приободрить товарища Ваня.  - Тут, понимаешь, такое дело - а  он в школу торопится! –
-Да, тебе-то хорошо, а у нас знаешь, Пруссак  какой вредный? –  «Пруссаком» гимназисты прозвали надзирателя – за бисмарковского вида усы и, совершенно тараканью привычку выскакивать в неподходящий момент  из любой щели. – И  дяде объяснять придется –   где вчера был,  почему сегодня опоздал… что я ему скажу? –
-Да ладно, он у тебя добрый, соврешь чего-нибудь, - начал, было, Ваня, и тут лицо его просветлело:
- Есть, придумал! Помнишь, твой дядя просил познакомить его с моим папой? У них там еще   географический вечер – чтобы он про Русскую Америку расказал? Давай  сейчас же их и познакомим?  Скажешь, что отец приехал меня забирать -  и  попросил тебя представить его твоему дяде – вроде как, поблагодарить за то, что меня на ночь прютили. Тогда и ты отмажешься.
- «Отмажусь»? Это как?  – Николка никак не мог привыкнуть к манере своего приятеля из будущего уснащать речь вроде бы знакмыми, но некстати употребляемыми словами. – А вообще-то да, можно попробовать. У дяди Василия как раз с утра уроков нет. Он, наверное, в библиотеке, готовится к литературным чтениям в юнкерском училище – его туда приглашают лекции читать, сверх общего курса.  К ак раз в библиотеке дядю и застанем. Он тогда, может, и мне в гимназию записку напишет – ну, что опоздал по уважительной причине. -
- А я что говорил? Прорвемся.  – И Ваня хлопнул Никоклу по спине так, что бедный гимназист едва устоял на ногах. Отец укоризненно взглянул на Ваню, а тот, как ни в чем ни бывало, продолжал:  – Поможешь, пап? Дядя у Николки – классный мужик,  точно как   учитель в фильме «Волны Черного моря» - помнишь, мы в прошлом году смотрели?  Его еще Табаков играет .
- Да, припоминаю. Только скажи-ка, великий комбинатор, что вы наплели насчет Русской Америки? А то в показаниях запутаюсь -  конфуз может выйти.  –
- Ой, вы и правда, согласны? – Обрадовался Николенька. Спасибо огромное, мы меня очень обяжете. Да тут недалеко, за четверьь часа  дойдем…. - 
Насчет четверти часа  Николенька погорячился. До улицы Маросейка, где располагалась  женская  гимназия, в которой служил дядя Николеньки, Василий Петрович, идти было никак не меньше получаса. Причем - быстрым шагом. А вот быстрого как раз и не получилось. Спутники Николеньки останавливались  на каждом углу, глазея на самые обыкновенные  вещи.  Ваня  снимал на свою чудесную пластинку все, что ни попади: извозчиков, прохожих, вывески магазинов, даже полосатую будку с шлагбаумом, возле  которой маялся от безделья пропылившийся  рядовой гарнизонного полка.  Олег Иванович не отставал от сына – так что расстояние, который Николка пробегал в иной день минут за 20, пришлось преодолевать почти час.
  А у гостей из 21-го века разбегались глаза.  Вокруг них оживали фотографии из старых фотоальбомов,  и путешественникам хотелось впитать то, что творилось  вокруг, не упуская ни одной мелочи; запоминать -  и фиксировать, фиксировать, фиксировать. Вот, например, магазинчик, судя по вывеске – канцелярские пренадлежности и бумага;  а кто знает, что за раритеты скрываются за его скромной вывеской? В этом веке  пишут, если и не гусиными пеньями, то уж наверняка -  древними чернильными ручками, которые всякий  раз надо окунать в смешную чернильницу-непроливашку, аккуратно промокая каждый раз расплывающиеся фиолетовые строчки. А   улицы – как же они  изменились за эти 130 лет!  Взгляд Олега Ивановича выхватывал из общей, чужой картины лишь отдельные знакомые здания. Он  вроде бы узнавал общие очертания  московских переулков  -  знакомых, но ставших  в одночасье  другими.  Но, стоило повернуть за угол – и целый переулок улыбался гостям из 21-го века чередой фасадов, почти не изменившихся за эти, столь  безжалостные к московской архитектуре,  130 лет…
Путешественники, в свою очередь,  вызывали на здешних  улицах немалый интерес. Извозчики, проезжая мимо, удивленно щелкая языками.  Приличные прохожие исподволь бросали любопытствующие взгляды, тактично отворачиваясь, если случалось встретиться глазами с кем-то из странных чужаков. А вот уличные зеваки не считали нужным скрывать любопытство – вон, из двери мелочной лавочки высунулся ражий веснушчатый детина - да так вытаращился на необычных гостей первопрестольной, что даже картуз в пыль уронил…
Гимназия для девочек,  в которой преподавал словесность дядя  Николеньки, была основана  в 1884 году при Доме воспитания для детей-сирот  офмцеров, погибших в Русско-Турецкой войне.  Дочка Василия Петровича, кузина Николеньки, миловидная Марина, с которой Ваня уже успел познакомиться,  тоже училась в этом заведении.  Девочка  не относилась к офицерским сиротам, но место ей предоставили -  как дочери преподавателя. Николка не раз бывал в дядиной гимназии,   и даже участвовать в спектаклях, которые ставили воспитанницы. Так что мальчик уверенно кивнул швейцару, сторожившему тяжелые двери дома на Маросейке и запросто прошел внутрь. Олег Иванович и Ваня проследовали за ним, испытывая легкую неуверенность – кто их знает, здешние порядки? В гимназиях 21-го века,  - да что там, даже в обычных школах, -  давным-давно были введены магнитные пропуска;  охрана нипочем  не бы пропустила в здание постороннего взрослого, хотя бы и в сопровождении сына одного из педагогов.
Но здесь,  похоже, нравы были попроще. Солидный, как министр двора, швейцар поклонился визитерам и отворил перед ними тяжкие дубовые двери, украшенные замысловатыми бронзовыми ручками – и   нащи герои  ступили под сень храма просвещения.  Здание гимназии оказалось солидным, основательным и отличалось  чрезвычайно запутанной планировкой.  Впрочем,  Николенька уверенно вел своих сутников по этому  лабиринту.  Навстречу то и дело попадались ученицы – девочки разных возрастов, в серо-голубых платьях с белыми фартуками. Олег Иванович хмыкнул про себя – фартуки эти были ему знакомы, еще по собственным школьным годам. Он знал, конечно, что форма для девочек за сотню лет изменилась мало – но чтоб настолько!
Встречные барышни  присаживались в коротких реверансах, благопристойно потупив глаза, и спешили дальше, но своим гимназическим делам. А мальчики затылками чувствовали быстрые взгляды, которые бросали им вслед девочки, но – не оборачивались. Николка  выдерживал характер, не желая давать повода для насмешек любимой кузине. Если хоть  одна  из барышень  окажется одноклассницей Марины -  та вечером не упустит случая подколоть двоюродного братца: «Что, дорогой кузен, опять гимназисткам глазки строите, вместо того, чтобы учиться?»
Что до Вани – он был слишком занят, чтобы отвлекаться на симпатичных барышень – хотя в иной ситуации и не остался бы столь равнодушным. А сейчас -   Олег Иванович в спешном порядке инструктировал сына, в который  раз повотряя наспех сочиненную по дороге легенду:
- Значит так, все запомнил? Из Ситки – это бывший Ново-Архангельск, столица Русской Америки – в Сан-Франциско, на котиковой шхуне . Кто его знает, есть ли там регулярные рейсы, но котиколовы точно ходят и туда,  спасибо Киплингу .  Дальше – пакетботом до Сингапура. Его не может не быть, тут мы не ошибемся.  Потом, на британском пароходе  в Бомбей, это тоже наверняка регулярный рейс. Ну а дальше – на грузовом судне в Бендер-Аббас. Не припомню других портов в Персии, ну да ладно,  этот уж точно никуда не делся. –
- В Персии? – Переспросил Ваня. –  А это где?
-Да чему ж вас там, в школе учат? -  возмутился Олег Иванович. – Иран это. Ранььше Иран назывался Персия. –
- Точно, - смутился мальчик. – Вот теперь вспомнил. Там еще Грибоедова убили. –
-Ну хоть и на том спасибо, а то я уж думал, что ты скатился к уровню  ЕГЭ.  – язвительно заметил Олег Иванович.  – Впрочем, о Грибоедове потом. Запоминай: дальше  караванами до Тегерана, такого излишества, как железная дорога, там еще лет 10 не будет . А от Тегерана – на север,  тоже караванами и по рекам,  до самого Каспия. Убейте меня, если  помню, как называется этот городишко …. Ну, порт персидский на Каспийском море. А вот уже оттуда – русским пароходом в Баку. –
- Пап, а зачем такие сложности?  Персия, Бомбей... спасибо, хоть не Китай. Почему не с Запада? А, если, как белые люди – через Атлантику, потом в Питер….. –
- Если с Запада – то, лучше уж,  в Одессу. Пароходом из Нью-Йорка в Марсель, а оттуда – в Одессу. Классический вариант. Можно и в Питер, конечно, -если отправиться  через Гамбург и Ливерпуль; но нам от этого варианта лучше  держаться подальше. Если мы захотим – а мы наверняка  захотим, - здесь как-то легализоваться, то придется подумать о документах, верно? –
- Ну да, - кивнул Ваня. – А что тут сложного? Найдем в инете образец, да и распечатаем.
- Все бы тебе в инете искать!  - возмущенно фыркнул Олег Иванович.  – Не стоит считать здешних жителей такими уж зулусами. Что такое водяные знаки, они знают отлично, так что листочком из принтера тут  не обойтись, придется помозговать.  Но дело даже не в  водяных знаках или ржавых скрепках .  Если мы с какими-то документами, пусть, американскими, легально  въехали в Россию – то ведь должна быть какая-то отметка  о пересечении границы, так? –
- Ну, так, - согласился Ваня. – Вон, у нас в загранпаспорте всегда на границе штампик ставят. -
- Вот именно! – кивнул Олег Иванович.  - Ну, штампик, положим, тоже не  проблема, но ведь они не только  штампик ставят!  Они еще и в свои ведомости записи о проезжающих заносят, верно? Иначе нельзя,  граница - дело государственное, порядок должен быть. –
-Ну… наверное,  -  согласился с отцом мальчик. Конечно, должны заносить, иначе, зачем они там стоят?  –
-А раз так, - подхватил мысль Олег Иванович – при желании всегда можно проверить, кто и когда пересекал границу. Если отметка в паспорте есть, то и запись в каких-нибудь регистрационных книгах быть должна. А подобные книги имеют свойство сохраняться в архивах.  Так что,  стоит кому –то заинтересоваться нами и послать на пограничный пункт запрос, то  немедленно выяснится, что никакой границы мы не пересекали, отметки в документах подделали, и вообще – насквозь подозрительные типы, которым самое место в Сибири.  Интернета, баз данных и междугороднего телефона здесь, конечно, нет, но вот телеграф очень даже имеется.  Петербург – рядом, Одесса, в общем, тоже не на краю света;  так что  ответ быстро придет. А нам это надо? –
- Ну, так он и из Баку точно так же придет, - резонно возразил мальчик. – Разве что,  немного позже, но придет ведь! Так в чем разница? –
- Э-э-э, нет, тут ты неправ, - покачал головой Олег Иванович. – Разница очень даже есть.  Петербург – столица, Одесса – крупнейший порт юга Российской Империи, через них попадает в Россию большая часть приезжих с Запада. Таможенная служба там наверняка налажена четко, особенно в Петербурге. А вот Баку – задворки Империи, граница с дикой Персией, там половина приезжих вообще никаких документов не имеет. Да и в любом случае, такого порядка, как в Одессе и, тем более, в столице, в Баку и близко нет…  надеюсь. Так что любого рода несообразности с бумагами можно будет списать на привычный рассийский провинциальный бардак. – 
Преодолев очередную короткую лестницу, троица остановилась возле высоченных, почти черных, двустворчатых дверей, на которых красовалась ослепительно сияющая бронзовая табличка  «Библиотека».
- Ну вот, кажется, пришли, - несколько нервничая, заметил Николка,  и постучал в дверь. –
Олег Иванович и Ваня покинули гостеприимные стены женской гимназии лишь по истечении двух часов. Николенька убежал куда раньше –  мальчик изложил  дяде заранее заготовленный рассказ: как они с Ваней по дороге к гимназии встретили его отца, встревоженного долгим отсутствием сына и отправившегося на его поиски;  и как он, Нниколенька, выполняя просьбу Олега Ивановича, привел гостей сюда, в гимназию, чтобы отец Вани смог самолично выразить признательность Василию Петровичу за заботу о сыне.   Олег Иванович, сориентировавшись, как надо себя вести, немедленно рассыпался в похвалах Николеньке, который оказал помощь не знающим Москвы приезжим - то есть ему самому  и его сыну.
В общем, дело разрешилось к общему удовлетворению.  Растроганный и польщенный  Василий Петрович, слегка пожурил племянника, но потом написал ему записку в гимназию, об  извинительных причинах опоздания на занятия; а для верности попросил гимназического швейцара отвезти  мальчика в его альма матер на извозчике. Сам же предложил Олегу Ивановичу и Ване устраиваться поудобнее - и изготовился к интересной беседе.
Василий Петрович сразу же засыпал  отца Вани  расспросами ожизни в Русской Америке и об ее обитателях. Буквально с первых же минут Олег Иванович сообразил, что его собеседник,  классический русский интеллигент, университетский либерал и идеалист, проникнутый духом Некрасова, Щедрина и народовольцев, человек весьма образованный,  увы, не вполне ясно представлял себе  предмет беседы. При  любой возможности дядя Николки переводил разговор  на политическое устройство Российской империи.
К сожалению, его визави, в свою очередь, не мог похвастаться особыми знаниями на эту тему. А потому  Олег Иванович  старался вернуться к рассказам об американской жизни,  о которой имел представление в основном,  по книгам Марка Твена и О Генри.
Но увы - как ни старался отец Вани  свести разговор  к чудесам техники и описанию природы Аляски и Канады, успеха он не имел. Как и было сказано, дядя Николеньки не особенно интересовался  подобными темами, и поддерживал беседу скорее, из вежливости.  Но стоило заговорить об общественном устройстве и местных нравах – Василий Петрович немедленно оживлялся. Любой рассказ собеседника он сводил  к тому,   как дурно все в государстве Российском.
Увлекшись беседой, Василий Петрович и Олег Иванович совершенно  забыли о Ване. Поначалу,  мальчик просто бродил по библиотеке – благо, в это время там не было никого, кроме Петра Петровича и наших героев.  Дубовые шкафы до потолка,   величественные  ряды  корешков книг, заполнявших библиотечные шкафы,  конечно. внушали, благоговейный трепет  подростку, выросшему в эпоху Интернета. Но разглядывание шеренг научных трудов  быстро наскучило  мальчику. Он полистал подшивку газеты с полузнакомым названием «Московские ведомости», а потом уделил некоторое время роскошному двухтомному изданию «Жизни животных» Брэма. Вдоволь налюбовавшись иллюстрациями, проложенными тончайшей, прозрачной папиросной бумагой, мальчик решил принять участие в беседе взрослых. Но,  увлекшись темой дискуссии,  Ваня  начисто забыл, в каком времени  он находится и с кем, собственно, идет разговор. И стоило Василию Петровичу разразитья дефирамбами  идеям князя Кропоткина, как мальчик  немедленно припомнил  батьку Махно и анархический разгул первых лет революции.  А когда озадаченный учитель словесности заговорил о народовольцах, лучших сынах и дочерях России, жертвующих жизнью в актах террора,    Ваня в ответ  прошелся по  боевикам  ИРА и чеченским шахидкам, - но поперхнулся и замолчал , получив от отца под столом чувствительный тычок ногой.
С огромным трудом Олегу Ивановичу удалось замять опасную тему и увести разговор в сторону. Для этого пришлось сослаться на то, что в Америке сын начитался бульварной приключенческой литературы в стиле Ната Пинкертона.  Объяснение вызвало некоторое недоумение -  оказалось, Василий Петрович ни разу не слыхал о знаменитом герое детективных романов! С некоторым опозданием Олег Иванович сообразил, что, хоть прототип знаменитого героя детективов, сыщик и разведчик шотландского происхождения Алан Пинкертон уже успел к 1886 году умереть, но вот книги с созданным по мотивам его похождений персонажем – Натом Пинкертоном – увидят свет еще нескоро, лишь  в самом  начале 20-го века.
Тем не менее, Василий Петрович  был заинтригован резкими и независимыми высказываниями мальчика на тему политики. Он посетовал, что его собственный племянник интересуется лишь беллетристикой да романами господина Жюля Верна, а заодно   сравнил Ваню со своими квартирантами-студентами, которые «все поголовно бредят революцией», Воспользовавшись случаем, Олег Иванович перевел  разговор в область более практическую и принялся  расспрашивать  Василия Петровича, как человека опытного и знающего, о том, как обстоят дела с   наймом жилья в Москве. Интерес свой он объяснил тем, что они живут пока в гостинице при Николаевском вокзале, в Москве находятся считанные дни и пока не определились, как устраиваться дальше.
Василий Петрович, совершенно очарованный беседой со столь занимательным собеседником, немедленно предложил им  свои услуги; с  у него как раз освободилась премилая квартирка  в бельэтаже, и он будет счастлив сдать ее приличным  и интересным людям. Олег Иванович тут же рассыпался в благодарностях , пообещав  непременно воспользоваться столь  выгодным  предложением.
В ответ Василий Петрович поинтересовался,  чем, собственно, собираются заниматься гости из Америки в Москве. Олег Иванович было, замешкался с ответом -  но тут на глаза ему попался оставленный кем-то из посетителей библиотеки журнал. На обложке красовался дагеротип, изображающий  гонки велосипедистов на Московском ипподроме в апреле сего, 1886-го года. И Олег Иванович с немалым облегчением заявил, что приехал в Москву как представитель канадско-американской фирмы, производящей велосипеды, а так же  различное снаряжение для путешественников. Василий Петрович тут же, кстати, и  припомнил, как в прошлом году  вместе с сыном и дочерьми присутствовал на празднествах, устроенных московским клубом велосипедистов, -  и долго рассказывал об этих удивительных машинах и энтузиастах нового вида транспорта . Впрочем, он не  преминул, посетовать на то, что в России все новинки внедряются с ужасающим скрипом, оставаясь игрушкой для богатых, в то время как в просвещенной Европе велосипед давно уже стал общедоступным….  Олег Иванович хотел было поддакнуть, припомнив знаменитое произведение Джерома – но вовремя сообразил, что оно в 1886 году, пожалуй, еще и не написано. 
Проведя за беседой около часа, Василий Петрович предложил «американцам» провести небольшую экскурсию по гимназии. И для начала он представил Ваню и Олега Ивановича  начальнице – моложавой и довольно-таки привлекательной даме,  которая  удостоила  гостей  благосклонной беседы. Во время официального представления высокому  начальству Ваня, получивший уже урок  в библиотеке, благоразумно держался сзади и помалкивал.
Познакомившись с гостями из далекой Аляски, начальница разрешила осмотреть вверенное ее заботам заведение   -  и  Василий Петрович провел визитеров   по классам, представляя их педагогам и ученицам. Отец Вани  с интересом слушал добровольного экскурсовода; а сам мальчик  с любопытством озирался по сторонам, не забывая уделять внимание миловидным барышням-гимназисткам.
Экскурсия затянулась еще на час, после чего Василий Петрович извинившись, оставил гостей – его ждал урок в старших классах –  и заручился обещанием «непременно заходить в гости». А Олег Иванович и Ваня, прикинув, что уроки у Николеньки вот-вот должны кончиться, откланялись и не спеша отправились в сторону улицы Гороховская, к мужской классической  гимназии, где учился их новый знакомый.

Отредактировано Ромей (21-04-2014 14:45:03)

Глава восьмая
Машина летела по внутренней стороне Садового  кольца, от площади Курского вокзала в сторону Павелецкой.
Да, именно летела –  стрелка спидометра прыгала где-то в районе разрешенных 60-ти километров в час.  На Москву спускался субботний вечер, но – невиданное дело! -   пробки уже рассосались, и на город накатывалась предгрозовая духота.  Нетипично это было для первых дней мая;  небо нависло над московскими крышами, обещая потоп – с серебристыми жгутами дождя, с потоками воды по тротуарам, смывающим все, что накопилось после слякотно-занудного апреля;  и пронзительной свежестью после ливня. Такой, что  наполняет тихие дворики вокруг Бульварного Кольца пьянящим запахом смолистых почек, и не дает закрывать  на ночь форточки.  Со  свежестью, которую так и хочется вдыхать, сидя ночью на подоконнике, подобно  герою  старых советских фильмов; а над омытой весенним ливнем Москвой горят  рубиновые кремлевские звезды, и утром так сладко просыпаться,  зная, что деревья во дворе уже подернуты бледно-зеленым туманом пробившейся за ночь листвы….
А  пока   - низкое дождевое небо давило на город,  окутывая его душным покрывалом, превращаяющим накатывающуюся темноту в сущую душегубку. И люди и машины спешили по своим делам, ожидая одного – скорого ливня. 
Серебристая «Нива-Шевроле» с самой Таганки  не покидала левого ряда – машин на третьем кольце почти не было, но гнать не хотелось. Говорить, впрочем, не хотелось тоже – хотя тем у пассажиров шустрого внедорожника хватало. Позади был невероятный, поразительный день. В него уместилось и утреннее отчаяние Вани, навсегда, казалось, запертого в 19-м веке; и облегчение, которое испытали оба мальчика, увидев, что путь к приключениям снова открыт. Поместилась в этот день и  прогулка по старой Москве; и радость от того, что все еще только начинается. Ваня то и дело опускал руку в карман и ощупывал волшебную бусинку. Понадобилось около часа экспериментов и десятка  полтора проходов туда-сюда через загадочную подворотню, обьернувшуюся межвременнЫм порталом -  чтобы наши герои, наконец, поверили, что  путь между временами – или мирами? – не собирается никуда пропадать. А все же Ваню (да и его отца, если уж честно), грыз эдакий червячок сомнения:  а найдут ли они портал  на месте завтра, когда явятся на улицу Казакова к 16.00, как было условлено с Николенькой полчаса… и  128 лет назад?
Олег Иванович чувствовал, что  терпеть этого вредного червячка нет никакой мочи;  он был готов,  наплевав на правила уличного движения, развернуться поперек потока и гнать, утапливая педаль в пол, назад, на улицу Казакова – только чтобы убедиться, что заветный портал все еще на месте.
Олег Петрович скосил глаза направо– Ваня завозился, перегнулся назад, вытащил с заднего сиденья рюкзак, и извлек планшет. Устройство работало на последнем издыхании батарей,  но, все же, исправно показывало сделанные за день фотографии; лишь предупреждающе помигивал в углу пустой красный прямоугольничек индикатора заряда. Ваня успел перелистнуть с десяток кадров, пока  на очередном  снимке,  – полосатая караульная будка на углу Чистопрудного бульвара, и возле шлагбаума  два солдата в серых шинелях, фуражках, прикрытых белыми полотняными чехлами и при винтовках с тростинками штыков, - девайс наконец не выдержал и, мигнув напоследок предупреждением  «Подключите зарядное устройство»,   сдох окончательно.  Раздосадованный мальчик сунул планшет обратно в рюкзак и завозился, устраиваясь поудобнее.
- Много наснимал?  - Олег Иванович краем глаза разглядел картинки на планшете сына.  – Потом сбрось мне, пригодятся. –
- Да прилично, - зевнув, ответил Ваня.  - Кадров сто, не меньше, а еще - пять видеороликов. Я бы и больше мог, но старался батарею экономить. Там классные моменты есть – например, когда ломовик  столкнулся  с пролеткой на углу Маросейки. Я  снял, как городовой их растаскивал, а потом ломовику по зубам заехал! Ну, никакого уважения к правам человека…. –  и мальчик сладко потянулся. Глаза у Вани уже  слипались, но он все еще пытался бороться со сном. –
_ Да уж, - усмехнулся отец. Как представлю, чтобы гибдедешники вот так конфликт решали…. А что? Просто и эффективно. Никаких тебе ОСАГо, хрясь в зубы – и все разбирательство. –
- Ага, -  хихикнул Ваня,  -  и  штрафов не надо. Дешево и сердито. –
- А вот тут ты, брат, не прав, - ответил Олег Иванович.  - Штрафы имеются.  Особенно, что касается извозчиков. У них даже номера есть казенные– точнее, бляхи. Причем, одну из них надо носить с собой, а другую прикреплять к пролетке. По ним и определяют, кого штрафовать. А за особо злостные провинности бляху и отобрать могли. Есть  даже аналог техосмотра – власти проверяли, чтобы извозчики содержали экипажи в порядке, имели положенные фонари, чистили  лошадей, чтобы упряжь была  исправна. Только, думается, все эти техосмотры, как  и а наши дни, за денежку покупались. Есть, понимаешь, вещи вечные, ни времени,  ни революциям неподвластные. –
- Это уж точно, - сказал Иван. – А трамвай тут какой… в смысле – конка. Я как увидел на Садовом рельсы,  так глазам не поверил – откуда? Я-то думал они трамвайные,  а какой в 1886 году трамвай?  Это потом, когда из-за угла выполз этот пепелац  мощностью в две лошадиные силы, я  сообразил в чем дело. Но все равно странно – по Садовому трамваи никогда не ходили, да? –
- И тут ты ошибаешься, - покачал головой Олег Иванович. - Обратил внимание, что Садовое раза в 4 уже, чем в наше время? –
Ваня кивнул.
- Ну вот. Садовое кольцо ведь почему так назвали?  После пожара, 1812-го года, когда Москву перестраивали, то на месте старого земляного вала – это была древнняя линия оборонительных сооружений города, - решили проложить улицу, мощеную камнем. А домовладельцам разрешили разбивать вдоль нее палисадники - по своему вкусу. Отсюда и названия – Земляной вал, Крымский, Коровий... –
- Еще и Зацепский есть, - поддакнул Ваня. И улица… Валовая, кажется? Так вот откуда эти названия! –
Оттуда, - подтвердил отец.  - Ну вот, а потом, в 70-х годах 19-го века по кольцу проложили пути для трамваев на конной тяге; а в 1912-м пустили уже электрические. Помнишь,  троллейбус маршрута «Б», на Кольце? –
- Кто ж его не помнит? – хмыкнул Иван. – «Букашка», московская знаменитость. -
-Верно. «Букашкой» и называли первую конку, которая ходила по Садовой. Линия «Б» - вторая по счету в Москве, кажется. А первая, линия «А», шла    от нынешнего Белорусского (тогда Смоленского) вокзала до Красной площади. Еще, кстати, один знаменитый троллейбусный московский маршрут – номер 12, Гостиница «Националь» – больница МПС. –
- А мне нравятся трамваи, - задумчиво произнес Ваня.  – Есть в них что-то трогательное. Может, они и  и медленнее, но зато куда душевнее  любого автобуса. Сел – и катишь, вроде как на экскурсии. А они еще звякают так забавно, когда трогаются…  Мы с ребятами из класса недавно  сели на трамвай возле «Университета» - так и ехали до самых Чистых Прудов». Погода была – загляденье.. -   
- Ну так  вот, - продолжал лекцию Олег Иванович, обгоняя очередной троллейбус, - А когда Каганович в 37-м перестраивал Москву,   трамвайные пути и  линию садов убрали –  и осталось от них только название, «Садовое кольцо». Ну и – номер марщрута «Б» тоже сохранили, потому что люди привыкли.  Так что мы с тобой, можно сказать, видели предшественника троллейбуса «Б». Да вон он, кстати, легок на помине – И Олег Иванович кивнул на троллейбус, неторопливо ползущий в крайнем правом ряду по внутренней стороне кольца.
- Интересно, - Ваня проводил взглядом далекого потомка московской конки, - вот уж никогда бы не подумал… - 
Надо признать, Олег Иванович и сам удивился, увидев местный гужевой аналог трамвая. Нет, ему, конечно, было известно ее о существовании – в 80-х годах 19-го века  конка была основным видом городского транспорта в Москве, а общая протяженность линий «конно-железной дороги» приближалась к 90-та километрам. Но одно дело, знать в теории, а совсем другое – увидеть своими глазами. Когда путешественники в первый раз встретили этот неуклюжий, влекомый двумя битюгами вагончик, Олег Иванович остро пожалел, что, отсутствие в кармане местной мелоч , не  позволяет  сейчас же прокатиться на этом архаичном сооружении. 
- Слушай, сын, что  дальше делать-то будем? Конка – это здорово, конечно, но не хотелось бы ограничиваться пешими экскурсиями с осмотром достопримечательностей. Я вот проголодался изрядно, пока мы шли с Маросейки на Гороховую. Всякий раз, как мимо лоточника с пирогами проходили, у меня кишки сводило – а что делать? Валюты  местных нет, вот и терпел.  Кстати, о пирогах – может все-таки заедем куда-нибудь, перекусим? - 
- Давай лучше до дому потерпим? – предложил Ваня. Он, конечно, был не против заглянуть с отцом в Макдональдс и заесть впечатления от хроно-путешествия народной американской едой – но сил на это уже не осталось. Хотелось  поскорее добраться до постели и заснуть.
– А с деньгами, и правда, надо что-нибудь придумать. Не у  Николки же пятаки стрелять - несолидно. Да и вообще – надо понять, чего мы хотим, и уж тогда…   –
- Это, вопрос, как говорится, «на сто мильёнов».   Честно говоря, я пока об этом не думал. Хотя ты прав, конечно – надо ставить сверхзадачу.  Тогда и с текущими делами станет пояснее. А пока… я  тту прикинул – в первую очередь, надо как-то легализоваться и на первое время денег добыть. Одежду местную купить, а то ходим там, как попугаи -  все, кому не лень, на нас глазеют.  Ну - и на извозчика, там, квасу попить… нельзя же в чужом городе ходить без копья в кармане! А уж в чужом времени – так и тем более…. –
Ваня не ответил  - он уже сладко спал. Олег Иванович усмехнулся. Интересно, сын осознал, что сегодня их жизнь стала другой? И больше никогда уже не будет прежней – потому что, оба они,  и отец и сын, конечно, не смогут сделать вид, что ничего не случилось, и вернуться к привычным заботам. Как не смогут и  ограничиться познавательными экскурсиями в прошлое, изображая любопытных туристов.  Не получится - разве что портал сам собой закроется, отрезав путь в 19 век. А как иначе – корить себя всю жизнь за бездарно упущенную возможность? Олег Иванович остро почувствовал, что судьба подкинула им с сыном невиданный шанс – и теперь только от них самих зависит, как этим шансом распорядиться.

Когда Олег Иванович закрыл за собой дверь квартиры, на часах было уже восемь вечера. Ваня тихо сопел в своей комнате – он повалился на кровать, как только перешагнул порог, отказавшись даже от ужина. А вот отец его с удивлением обнаружил, ч то по дороге домой сон куда-то пропал;  он, наоборот, чувствовал  прилив сил и жаждал деятельности. Больше всего, конечно, хотелось обсудить невероятные события этого дня с кем-то понимающим. Олег Ивановияч даже потянулся  к записной книжке – но отложил, даже не раскрыв первой страницы. Да и книжка была ни к чему – он и так знал, что на свете есть лишь два человека, с которыми он решился бы поделиться ТАКОЙ новостью. Точнее – было два. Один умер год назад– глупо, нелепо, обидно. Хотя, какой, если вдуматься, еще может быть смерть в 49 лет -  если, конечно, пришла она не на поле боя или не от какого-то несчастного случая, вроде авиакатастрофы. Впрочем, Петр не летал самолетами – он их боялся;  страх этот носил экзистенциальный, хотя, и вполне осознанный  характер. «Не могу чувствовать себя спокойно, когда думаю о том, что моя жизнь зависит от чего-то, над чем я не имею власти».
Вот и не летал – и даже в Венецию, давным давно, еще в самом начале 90-х, добирался поездом. А  смерть подстерегла его  на платформе московского метро, в виде банального сердечного приступа, в последний день свинцово-серого, безрадостного ноября…
Второй же,  - то есть, теперь единственный, -  которому можно было бы доверить тайну, был далеко. В Америке, в городке под названием Чикаго. Игорь Солунский уехал из России еще в 94-м и, помотавшись по Великим Равнинам, осел на берегах озера Мичиган -  в качестве сотрудника университетской телестудии и тренера по историческому фехтованию. Поначалу они перезванивались, ведя долгие, ироничные разговоры –о новых книгах и фильмах, о политике, а то вовсе ни о чем. Еще лет 10 назад Олег Иванович, не раздумывая, позвонил бы Солунскому, не сомневаясь, что тот  поверит – и приедет в Россиию, бросив все.  Но…  с тех пор прошло 10 лет. Звонки стали реже, а уютные ночные разговоры заменила переписка в ЖЖ – по своему, очень важная для них обоих, но не затрагивающая каких-то тонких  струн души. Тех самых, не прислушавшись к которым, нельзя сказать –а стоит ли срывать с места немолодого, устроенного в жизни человека, предлагая ему,  как когда-то, в молодости, поставить последний рубль ребром?
Впрочем, Олег Иванович сильно подозревал, что, узнав о таких сомнениях, Солунский попросту захочет начистить ему физиономию – и уж, во всяком случае, смертельно обидится. Так что совсем отметать этот вариант не стоило – но вот отложить, так сказать, до прояснения обстоятельств, имело смысл.
Что ж – значит,  пока придется одному. То есть вдвоем - поправил себя Олег Иванович. В конце концов, сыну уже 15 лет, а ростом он повыше иных взрослых в ТОЙ Москве – в чем они сами имели возможность убедиться всего два с половиной часа назад. Да и при чем тут рост – в конце концов, лучшего шанса повзрослеть и поверить в себя у мальчишки, наверное, не будет. Разумеется,  он скоро проснется и станет рыть копытом землю, фонтанируя идеями,  предлагая один за другим способы перевернуть мир…
Оставалось надеяться, что доверия сына к отцу хватит на то, чтобы удержать Ивана  хотя бы от немедленных глупостей. Олег Иванович не испытывал иллюзий – попав в ТАКУЮ ситуацию, нормальный 15-ти летний парень менее всего будет думать  о  сдержанности и хладнокровия. Да он и сам бы в его годы…
Да и сейчас, если честно признать, мужчина не был до конца уверен в своем здравомыслии. Уж очень фантастической была ситуация, и слишком грандиозные – и неясные - перспективы маячили впереди.

- Пап, вот флешка с картинками, ты просил… -
Олег Иванович обернулся. На пороге комнаты стоял Иван. Мальчик отчаянно зевал, но, похоже, спать не собирался. Видимо, любопытство и юный организм оказались сильнее усталости.
- Ну вот, - недовольно буркнул Олег Иванович,  - а я-то рассчитывал  посидеть в тишине, отдохнуть, обдумать все хорошенько. Шел бы ты спать, а? А завтра, на свежую голову…
- Да ладно тебе! Все равно ведь не засну:,  какой теперь сон? –  и мальчик заглянул в экран отцовского ноутбука. – Можно подумать, ты  спать будешь! –
Спать Олег Иванович, и правда, не собирался – слишком много было дел. И первое из них….
- Ух ты! Так они любые документы могут сделать? Все-все, какие только были хоть когда-то? –
Сайт, на который Олег Иванович набрел после недолгих поисков, был крайне любопытен. Некая фирма в Вашингтоне, округ Колумбия, обещала за разумную плату снабдить любого желающего точнейшими копиями американских документов не действующих ныне образцов – с момента провозглашения Декларации Независимости , и до 1900-го года включительно. Почему именно 1900-го – Олег Иванович еще не разобрался, это было связано с какими-то особенностями американского законодательства.  Но если документ имел хождение до означенной даты – фирма бралась   изготовить и выслать заказчику точную копию   аусвайса, причем на аутентичной бумаге  - при необходимости, с фотографиями клиента. Рекламный текст на главной страничке сайта обещал, что документ при визуальном осмотре будет неотличим от настоящего, но в то же время не является подделкой – бумага, на которой печатались копии, была пропитана особым составом, светящимся в лучах ультрафиолета, так что использовать подобные документы, например, для каких-то махинаций с наследством было невозможно.
- Да,видишь, какой полезный сайтик нарыл!  – похвастался отец Ване.  - Десяток нажатий на клавиши – и золотой ключик у нас в кармане. Остается только сделать заказ и оплатить карточкой…  - и Олег Иванович снова затрещал клавиатурой. Потом довольно откинулся на спинку кресла и ткнул пальцем клавишу ENTER. На мониторе мигнул транспарант, подтверждающий прием заказа.
- Ну вот, нам с тобой даже фотографий не надо – на американских документах они появятся только лет через 10. В  конце 19-го века большинство американцев вообще обходились без паспортов – как, впрочем, и без других документов. Если и получали -   то для поездок за границу. Вот, как мы с тобой. Причем тебе паспорта не полагается, только выписка из метрики – это нечто вроде записи о рождении в местной мэрии. –
-  И где же я родился? – полюбопытствовал Ваня, вглядываясь в экран.
- А родился ты, друг любезный, в городе Ситка, на Аляске. Как, впрочем, и я. Город этот до 1867-го  года назывался Ново-Архангельск, и бы он столицей Русской Америки. Детали биографии мы с тобой потом додумаем, это дело серьезное – а пока и так сойдет.  Значит так – у меня дата рождения будет 1839 год;  мне 47 лет, а тебе – 15, то есть, ты 1871-го года. А,значит – коренной американец. Ну, в смысле – не индеец, а тот, кто родился на территории Штатов. А я вот, получается, родился еще в то время, когда Аляска принадлежала России. А губернатором там был… так, сейчас посмотрим… - и Олег Иванович снова защелкал клавишами.
- Губернатором тогда был некто Купреянов   - с 35-го по 40-й годы. Первый раз о таком слышу. Так, русские ушли из Ново-Архангельска  1 января 1868 года.   69 солдат и офицеров Ново-Архангельского гарнизона отправились в  в Николаевск-на-Амуре -  между прочим, на судне под названием «Нахимов».   -
- А ты запоминай, запоминай,  -  продолжил отец.  - Это ты в России можешь не знать, кто был миропомазан на престол после Анны Иоанновны .  А история родной Аляски должна у тебя от зубов отскакивать.  –
-Миро.. что? -  переспросил Ваня. –  А  попроще можно? По русски, а не по-американски? –
-Это и есть по русски, – усмехнулся Олег Иванович. «Миропомазание – это, говоря современным языком, инаугурация. Ну, приобщение кандидата в цари к Дарам Святого Духа, без которых, понятное дело, не царствование будет, а одна маета. А если совсем серьезно – то все это придется учить назубок. Ну, если, конечно, хочешь снова отправиться на ту сторону. –
- Хотеть-то я хочу,  - вздохнул мальчик. – Только не пойму – зачем  нам эти подробности? Мы же, вроде как,  приезжие, да еще из Америки – и  вполне можем не знать местных тонкостей.
- Это не тонкости,  - назидательно покачал головой отец.  - Это, как бы сейчас сказали, системообразующие ценности. Ты, хоть и иностранец, но если собрался жить в Российской Империи -  такие вещи должен знать. Иначе  - не поймут. –
- Ну ладно, со Святыми Дарами потом разберемся,  - и  Олег Иванович перелистнул очередную страничку на экране,  - а пока вернемся к нашим баранам… то есть эскимосам. Что там дальше было? Последние русские покинули  Ново-Архангельск  30 ноября 1868 года на судне «Крылатая стрела», которое шло в Кронштадт . Всего на нем отправилось  309 человек.  Осталось придумать, почему я на нем не уплыл в Россию – вполне ведь мог… -
- А может, ты был тогда не на Аляске? – оживился  Ваня. – Ну, скажем, уехал по каким-то делам в Штаты, а то и вовсе жил там? Ведь не обязательно мы с тобой все это время должны были оставаться на Аляске? Вполне могли и перебраться в какую-нибудь Калифорнию…. –
- Хорошая идея, учтем, - кивнул Олег Иванович. -  Если я родился в 1839-м, то, значит, к 61 году мне было.. постой-ка…. да, 28 лет. Подходящий  возраст. –
- А почему к 61-му? – поинтересовался Иван. Чем этот год знаменит? –
- А тем, дорогой мой неуч, - усмехнулся отец, - что в этом году началась война Севера и Юга. Как полагаешь, мог 28-летний русский отправиться на Юг, принять участие в героической борьбе американского народа за освобождение негров? –
В этом вопросе Ваня худо-бедно разбирался, а потому немедленно ответил отцу :
- Да, негров они освобождали, как же! Просто надо было взять за горло южных плантаторов, вот и придумали это «освобождение» - чтобы тех без рабсилы оставить. –
- Не спорю,  - кивнул отец. – Так, примерно, оно и было. Но здесь, в России, любой  интеллигент свято уверен, что единственной целью Авраама Линкольна была борьба с таким отвратительным явлением, как рабство. А кто мы такие, чтобы их разубеждать? –
Ну, ладно, - не стал спорить Ваня.  - Вообще-то идея хорошая, мне нравится. Значит, ты отправился в Штаты, там примкнул к северянам… -
-Аболиционистам! – поправил мальчика Олег Иванович.  - Здесь их так называют – во всяком случае, журналисты и народовольцы.   Не будем идти против традиций.  –
- Так, значит,  сначала Гражданская война, - продолжил он, - а потом.. ну, например.. как ты сказал, Калифорния? Помнится, Марк Твен описывал  в своем «Налегке»,   как старатели в Неваде праздновали  победу  при Геттисберге …  Да,  так и порешим:  после войны я обосновался в Неваде, пытался искать серебро  Но месторождения к тому времени были исчерпаны, и потому ничего у меня не вышло. Потому и  вернулся на Север, в Канадскую конфедерацию … подробности потом уточним.  В общем, женился, появился сын – ты, то есть, - ну а дальше – назад, на Аляску, из ностальгических соображений. Пойдет?  –
- Пойдет,  – великодушно согласился Иван.  - И, главное – места уж очень  дикие:  что Невада, что Аляска… что Канада. Вряд ли во всей Москве найдется хоть десяток человек, что там побывали. -
- Может и найдется,  - задумчиво покачал головой Олег Иванович.  – Как минимум, в Москве есть отделение Императорского Географического общества. Очень, знаешь ли, господа деятельные – проводят публичные чтения, и, стоит появиться в городе путешественнику из экзотических краев –немедленно приглашают выступить. Ну, положим, не каждого так зовут, - но вот мы с тобой, с такой биографией, которую себе сочинили, их внимание непременно привлечем. А там сидят люди знающие, их провести будет непросто… -
-Ясно, - кивнул Ваня. – Значит, от географов держимся подальше. А кто еще нас может расколоть? –
Олег Иванович задумался. – Есть еще Московский Университет,  географический факультет. Туда нам тоже не надо. А так – Москва город не слишком-то ученый, недаром ее со времен Петра называли «купеческой столицей». Но все же – образованных людей здесь хватает, а посему – ухо держим востро и лишнего не болтаем.
Ладно, - зевнул Ваня, - пойду я,  пожалуй, все же посплю. –
-И то верно,  - поддержал отец.  - День завтра длинный. Во сколько мы там обещали быть, в 4? А до того нам еще уйму дел надо переделать. Ты иди, а я пока с картинками разберусь – и тоже на боковую. –

Глава десятая
- Так вы решили, молодой человек? Будете отдавать вашу коллекцию?
Старик-букинист уже в который раз перебирал пачку открыток. Желтые, пергаментные  пальцы одну за одной, ловко тасовали бумажные прямоугольнички, сортируя их в каком-то определенном но, несомненно, строго продуманном порядке. Порой букинист задерживался на одной из открыток,  вертел ее и так и эдак,  поднося поближе к близоруким, слнезящимся глазам; брал с прилавка лупу на длинной деревеянной ручке,  в  бронзовой оправе и внимательно рассматривал приглянувшуюся карточку.
- Что же вы так, юноша?  Такой интересный экземпляр, как можно столь варварски с ним обходиться? Вот видите -  уголок замят…. Если бы не это – дал бы за него 30 копеек, а так – простите-с, но больше 20-ти не могу.
- А за все вместе? – робко спросил Николенька. – Сколько за всю коллекцию разом? –
Букинист надолго задумался, пожевывая желтыми стариковскими губами. И сам Николенька, и облепившие прилавок мальчишки-коллекционеры, с замираниием сердца ждали вердикта старика. Лавочка, куда Николка принес свою коллекцию, прилепилась  к Китайгородской стене, в известном всей Москве средоточии букинистической и книжной торговли. Вдоль всей старой крепостной стены Китай-города тянулся ряд  лавочек – они теснились в нишах стен, вылезали изо всех щелей, уголков и трещин. Это была настоящая ярмарка букинистов. Одна из лавочек – солиднеее многих других, с вывеской,  застекленной дверью и крохотным зальчиком с массивным прилавком - была   известна  всем собирателям «карточек» Москвы.
Стоило Николеньке заявить, что он пришел продавать  свое собрание, как толпящиеся у прилавка мальчишки накинулись на него, подобно стае сервятников на мертвую антилопу. Еще бы – распродажа сулила любому из юных гешефтмахеров  выгодные сделки и пополнение собственной коллекции. Особо усердствовали те, кто не просто собирал коллекцию, а сделал это почтенное хобби источником доходов. Они-то давно знали, что скупая по дешевке коллекции у тех из своих собратьев, кто решил избавиться от своиих коллекций, можно недурно заработать. 
Однако Николенька проявил твердость– он уже больше года увлекался собирательством, не раз бывал на Китайгородском книжном развале и знал многих юных «барышников « в лицо . А  потому, прекрасно представлял, что больше половины нормальной цены они ему не дадут. А потому -  пресек все их  поползновения твердым «нет» и направился к хозяину лавки,  известному всей букинистической Москве  Акакию Севостьянычу Рукавишникову.И вот теперь – с замиранием сердца ждал приговора старика относительно судьбы своей, любовно собранной за 14 месяцев коллекции.
- Как хотите, юноша, а больше 11-ти рублей дать не могу. И столько не дал бы – да уж больно бурская серия хороша, давно такие не попадались. –
По кучке мальчишек прошло шевеление – кто разочаровано выдохнул, кто сплюнул на пол, а кто и вовсе отошел от прилавка, потеряв к сделке всякий интерес. Старик предложил гимназисту цену по совести;  ни у кого из юных собирателей открыток нее нашлось бы при себе достаточной суммы, чтобы в одиночку «перебить» предложение старика. Впрочем, нет – трое мальчишек, переглянулись, отошли  в сторонку, и образовали  свой кружок. Шушукаясь, то и дело бросая взгляды на Николеньку и букиниста, мальчишки потащили из карманов горстки монет и потертые купюры – похоже, составлялся картель, имеющий целью перебить предложение хозяина лавки; уж больно хорош был товар.
Акакий Севостьяныч заметил угрозу. Нервно оглядываясь на конкурентов, он еще раз быстро перебрал Николкины картонки и выдал окончательное предложение:
- 12 рублей 50 копеек юноша. Больше не дам, хоть режьте. К тому же уголки на «бурской» серии загнуты… -
Деньги Николеньке были нужны – причем срочно. На 4 часа дня была назначена встреча с визитерами из будущего, и мальчик  хорошо помнил, сколько неудобств  доставило им во время вчерашней прогулки отстутствие денег. Так что Николенька, считая себя в ответе за необычных гостей, решил принять срочные меры.
Собственные средства Николеньки составляли к тому моменту 42 копейки, а обращаться к дяде мальчик не хотел . Тот недавно выдал мальчику рубль, почти половина которого осела здесь же, у китайгородской стены -  в другой букинистической лавке, владелец которой торговал книжками  «путешествиями».  Так что, после недолгих размышлений, мальчик решил расстаться с коллекцией «военных» открыток.
Поветрие  это – коллекционирование  открыток с военными сюжетами, – захлестнулоНИколкину гимназию около полутора лет назад. Собирали не только почтовые карточки, но так  же  и небольшие картинки-литографии с висюжетами дами Балканской войны, гражданской войны в Америке, франко-прусской войны и еще бог весть каких заморских войн – в основном тех, что вела в своих колониях Великобритания. Такие картинки в немалом числе продавались в московских книжных лавках,  в том числе, и на Китайгородском  книжном развале. Приобретали их как наборами, так и по одной.  У карточек были свои обменные курсы – так, больше всего ценились американские картонки с сюжетами войны Севера и Юга или войн с индейцами. 
Надо отметить, что поветрие  «коллекционирования» не ограничивалось одной данной конкретной московской гимназией – нет, им увлекались многие московские подростки и даже люди взрослые. И всем коллекционерам были хорошо известны несколько торговых точек   - и на Сухаревке, и на Ильинке, и здесь, у Китайгородской стены -  владельцы которых не просто торговали карточками, но и охотно ими обменивались. 
Нниколенька долго и старательно собирал коллекцию, увлеченно обмениваясь открытками и со своими сверсиниками, и со взрослыми коллекционерами. Его коллекция приобрела даже некоторую известность – и  считалась одной из лучших в его гимназии, не уступая иным собраниям старшеклассников.  Но теперь, когда судьба подкинула невиданный приз – портал во времени, - прежнее увлечение уже не казалось столь  важным и занимательным.  Так что он с легким сердцем упаковал всю свою коллекцию открыток  - а всего их за год с лишним набралось больше полутора сотен, - в плотную коричневую бумагу и засунул в гимназический ранец. Николенька  собирался  после уроков  отнести коллекцию  в букинистическую лавку Акакия Севостьяныча.
И теперь  вот предстояло принять окончательное решение.
- Давайте,  – решительно заявил гимназист. Честно говоря, он не ожидал получить и этой суммы, так что был доволен предложением старика-букиниста.
- Одну минуту, молодой человек. Не позволите ли ознакомиться с вашим собранием, прежде чем вы с ним расстанетесь? -
Николенька чуть не подскочил от неожиданности. Перед ним стоял невысокий, стройный мужчина в черном мундире лейтенанта Российского Императорского флота.
Мальчик разбирался во флотских рангах, мундирах и нашивках – недаром, детство его прошло в Севастополе, в городе моряков и военных кораблей. Блестящие офицеры-черноморцы с их кортиками, фуражками и золотыми якорьками, были в их доме частыми гостями. Отец Николеньки, капитан 2-го ранга Овчинников  состоял в должности старшего офицера на броненосце береговой обороны «Вице-Адмирал Попов». Этот необычный круглый корабль составлял на тот момент ровно половину российских броненосных сил на Черном море -так что папа Николеньки по праву относился к элите моряков-черноморцев. Но – встретить морского офицера здесь, в сухопутной Москве?
- Не смушайтесь, юноша, - лейтенант приветливо улыбнулся мальчику. - Продать свою коллекцию вы всегда успеете, а пока – любезный Акакий Севостьяныч не будет на меня в обиде, если я отберу для себя несколько экземпляров? –
Старик-букинист торопливо закивал – судя по всему, лейтенант был хорошо ему знаком,  и относился к числу  самых уважаемых покупателей.
- Вот и отлично. Позвольте, юноша? – И с этими словами офицер взял у опешившего Николеньки пачку открыток.
-П-прошу вас, господин лейтенант, - выдавил, наконец, из себя мальчик. – Я подожду, смотрите, пожалуйста… -
Моряк благодарко кивнул гимназисту, одну за одной откладывая открытки на прилавок. Всего он выбрал четыре штуки – две английские открытки, посвященные войне с бурами ,  и две – русские почтовые карточки с репродукциями картин художника Верещагина. На одной из них, под надписью «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим», красовалась страшная гора черепов, над которой кружили в бледно-голубом небе черные стервятники.
- Я, с вашего позволения, приобрету эти экземпляры, Адольф Севостьяныч – разумеется, если юноша не передумает, и уступит вам свое собрание. Если же нет – вот, прошу вас… - и офицер подал Николеньке изящно гравированную визитку. – не откажите в любезности посетить мое скромное жилище. Я живу здесь, неподалеку – и, думается, мы с вами сможем прийти к соглашению. И, кстати,   если вам попадутся интересные карточки на тему морских баталий – я бы с удовольствием посмотрел. -
- Так вы не откажите в любезности, отложите для меня эти карточки. – снова обратился моряк к старику-букинисту. – А я загляну к вам на днях -  тогда, все вместе и заберу. -   И с этими словами офицер  коротко поклонился  собеседникам и покинул лавочку.
-Ну так что, молодой человек, - напомнил о себе Акакий Севостьяныч, - вы решились, продаете или нет? –
- Продаю, - вздохнул Николенька. – Вот, берите, прошу вас…. -

Отредактировано Ромей (21-04-2014 14:46:17)