«…. Для исправления повреждений, кои окажутся в необходимых для опытов и исследований минных запасах морского ведомства, а также для заказа новых предметов и на материальные потребности для мастерской и для гальванических операций вообще, ассигновать сумму 500 руб. серебром.
Для ознакомления с подводной гальванической минной частью гг. офицеров морского ведомства назначить, по усмотрению и выбору начальства, некоторых из них в числе не менее трех к участию в сих занятиях — из наиболее способнейших к практическим операциям, вполне ревностных и благонадежных.»
Никонов, зевнув, отложил журнал. Настроение у него было совершенно не рабочим.  Лейтенант только час, как  вернулся к себе на квартиру; все утро он провел в   Императорском Московском техническом училище, в электротехнической лаборатории, куда он был откомандирован туда с поручением от Морского ученого комитета. Уже два месяца Никонов исправно посещал храм наук, составляя по вечерам длиннейшие отчеты, полные канцелярских  оборотов, уставных сентенций, а порой – случалось и такое – и  дельных мыслей.  Два дня назад с курьером из-под шпица  прибыла очередная порция казенных бумаг – и в результате Никонов   тратил прекрасный майский день на рассмотрение записки рассмотрении записки штабс-капитана В. Г. Сергеева о подводном минном искусстве. То, что записке этой минуло  уже без малого 33 года, ничего не меняло;  начальство поручило несчастному лейтенанту составить исторический обзор всех предложений, сделанный по минно-гальванической части со времен Крымской войны – с подробным указанием, какие работы были проведены и какие средства на то израсходованы. И вот теперь, вместо того, чтобы готовиться к предстоящему празднику в Петровском парке, Никонов глотал пыль, листая старые подшивки «Морского сборника». Однако же – любому делу должен быть положён разумный предел. Лейтенант решительно убрал надоевшие тетрадки «Морского сборника» в ящик стола, одернул китель и вышел в гостиную.
Когда Сергей Алексеевич Никонов только прибыл в Москву, он, подобно многим офицерам, приезжающим в старую столицу с командировками, собирался остановиться в гостинице. Однако старшая  его сестра, 35-ти летняя, рыжеволосая Нина Алексеевна, уже пятнадцать лет, как  вышедшая замуж за путейского инженера Дмитрия Сергеевича  Выбегова, и слушать не захотела ни о чем подобном. Она решительно пресекла все разговоры о гостинице или меблированных комнатах и вынудила обожаемого младшего брата поселиться в их московском доме.
Выбеговы обитали  на Ивановской горке,  на Большом Спасогли́нищевском переулке, во флигеле бывшей усадьбы Ала́бова. Дом этот  был собственный инженера; занимая высокий пост в правлении Николаевской железной дороги, Дмитрий Сергеевич жил на широкую ногу, держал выезд и был очень рад приезду шурина: морские офицеры были редкими гостями в Первопрестольной, и путейцу, не чуждому некоторого тщеславия, и поигрывавшему по среда́м в Английском Клубе ,  льстило такое родство.
Кроме инженера с супругой, в доме на Спасогли́нищевском обитали двое их детей – младшая, 9-ти летняя Настя, и старший, 13-ти летний Сережа, тезка лейтенанта. Мальчика теперь дома не было – он уже год, как поступил в Первый Московский кадетский корпус и покинул родные стены. Впрочем, узнав о приезде дяди-офицера мальчик стал чаще бывать дома; такой блестящий офицер, как Никонов, не мог не произвести на юного кадета сильнейшего впечатления.
Однако ж этим список жильцов флигеля не ограничивался – одну из комнат на втором этаже занимала 14-ти летняя Варенька Русакова, дочь родной сестры инженера, проживавшей в Ярославле. Отец Вареньки, артиллерийский майор, тяжко раненый на Ши́пке,  скончался три года назад.  Вдова же, будучи сильно стесненной в средствах, выхлопотала для дочки место в Елизаветинской женской школе, созданной в 1877-м году  для  дочерей погибших на Балканах офицеров. Весь первый год Варенька прожила в пансионе при школе, но позже сердобольная  Нина Алексеевна убедила  мужа взять племянницу в дом.

Отредактировано Ромей (23-04-2014 11:37:08)

С того момента, как Никонов обосновался  в доме Выберговых, отношения между ним и Варенькой установились любовно-доверительные. Девочка души не чаяла в лейтенанте, и готова была даже влюбиться – блестящий морской офицер, достаточно молодой к тому же – нешуточное испытание для сердца романтически настроенной барышни. Однако ж лейтенант умел повести себя тактично,  не допуская Варю до той черты, за которой родственная близость принимает опасный характер.
Умница Варя  сразу  все  поняла -  и с тех пор  они  с лейтенантом стали друзьями.  Что, впрочем, не мешало ей подкалывать гимназических подруг, которые, бывая на Спасоглини́щевском, всякий раз, при виде Никонова, испытывали смятение.
А вот  Марина Овчинникова, самая близкая подруга Вари по женской гимназии, скорее, подыгрывала Варе. На нее, конечно, тоже производил впечатление  молодой моряк  (степень родства между Никоновым и девочкой была куда более запутанной, но так уж сложилось в семье – кузен и кузина), однако, будучи барышней практической, романтических иллюзий Марина не строила.
Потому и сам Никонов чувствовал себя в обществе Вари и Марины легко – избавленный от необходимости взвешивать каждое слово, дабы не ранить чувствительные девичьи сердца, он вел себя с ними ровно, иронично и весьма свободно – что несказанно льстило девочкам, позволя почувствовать себя взрослыми барышнями в обществе тонкого, блестящего кавалера.
Вот и сегодня – Никонов, выйдя в гостиную, застал там Варю с Мариной. Барышни благовоспитанно присели, и лейтенант принялся расспрашивать  о  гимназических делах – тем более, что интерес этот был не вполне праздный.
После недельного почти перерыва, Никонов решил вернуться к так и не разрешенной загадке  -  найти, наконец подростков, продавших ему  открытку с японским броненосцем. И первым делом лейтенант навестил букинистическую лавку Рукавишникова. Но  Акакий Севостьяныч ничем не мог помочь клиенту – мальчик, продававший коллекцию, и правда, частенько появлялся в лавке;  но в последнее время он пропал – и, как полагал букинист, насовсем.   Ведь раз гимназист  избавился от своего собрания открыток –  значит, потерял к этому увлечению интерес. Рукавишников, правда, обещал расспросить о нем своих постоянных посетителей, мальчишек, меняющихся открытками, но без особой уверенности – дело казалось безнадежным.
Оставалась единственная ниточка. Приказчик из оружейной лавки Биткова, доставивший на квартииру Никонову винчестер, припомнил, что, видел как раз этого мальчика  в обществе отца, преподавателя женской гимназии. И надо было случиться такому совпадению – как раз в этой гимназии учились Варя  и ее сегодняшняя гостья.
  Уже через час лейтенант сильно продвинулся в своем расследовании. Оказалось, девочки прекрасно знали гимназиста – мало того, он оказался кузеном Марины. Знали барышни и второго мальчика -  того самого, который, по словам приказчика, «ловко управлялся с револьвером». Девочка поведала лейтенанту захватывающую  историю о путешественниках из Русской Америки, которые вернулись на родную землю, преодолев тысячи опасностей – бурные моря, диких персов, горные перевалы Азии. Лейтенант выслушал барышень  вполне  серьезно, хотя внутренне и усмехался. Ему-то прекрасно было известно, что из Сан-Франциско в Бомбей регулярно ходят пароходы, а через дикие, опасные земли Персии давным-давно проложены железные дороги, и путешественники, вместо того, чтобы испытывать судьбу с верблюжьим караваном, всю дорогу  спят в мягком вагоне.
От  Никонова не укрылся румянец, проступавший на щечках кузины, когда та говорила о мальчике – американаце. Особенно Варя  оживилась, когда Марина снова упомянула о пикнике в Петровском парке, куда собиралось  семейство Овчинниковых и их американские квартиранты. И, когда лейтенант заявил, что и сам намерен посетить велосипедный праздник (не чуждый спорту и не стесненный  в средствах, Никонов год назад выписал из Лондона велосипед новейшей конструкции)  – девочка пришла в восторг и принялась уговаривать брата взять ее с собой. Согласие было дано – и девочки тут же  принялись обсуждать наряды для предстоящего праздника. А лейтенант, допив чай, и отыскав приличный предлог, простился со своими юными собеседницами.