Глава двенадцатая
- Ух ты! Ну и полыхнуло! У меня до сих пор круги перед глазами!  – пробубнил в противогаз Николка, выходя  из портала. – Ну, и где это мы?
Мальчики стояли в низком  помещении с серыми, цементными  стенами. Вдоль стен выстроились  жестяные шкафчики; двери иных были распахнуты, а то и вовсе отсутствовали. Вдоль шкафчиков тянулась длинная скамья в одну доску, крашеная когда-то в салатовый цвет; краска облупилась и пошла пузырями.  Все вокруг было покрыто толстым слоем пыли;   под потолком висела заросшая серыми хлопьями электрическая лампочка в решетчатом колпаке.
Ваня огляделся, потом решительно стащил противогаз.
- Все, Нико́л, снимай эту хрень. Здесь не воняет. Мы, похоже, уже в нашем времени… вот, смотри! – И Ваня показал спутнику на дверку шкафа. На крашеной некогда жести можно было различить полустертую надпись, сделанную по трафарету желтой краской: «М..ков..ий мет..лит…н».
- «Московский метрополитен»! Выходит, мы с тобой в метро. Ну, это железная дорога такая, подземная – помнишь, я тебе рассказывал? У нас она под всей Москвой. -
- Что-то не похоже. – отозвался Николка, сдирая с лица опостылевшую маску.  Он, конечно,  помнил рассказы своего товарища – Ваня даже показывал фотографии огромных, роскошных, как дворцы, станций, украшенных мрамором, мозаикой и полированным металлом. Но пыльная кладовая, в которой они стояли, ничуть не напоминала это подземное великолепие.
-Да нет, точно – какая-то подсобка метровских работяг. Только здесь  давно никто не был – видишь? – Иван провел пальцем по скамье, и на  перчатке остался толстый слой пыли.  - Наверное, уже много лет прошло… может, заброшенная станция? Я про такие читал. -
Мальчик  опасливо огляделся.  О метро ходило немало жутких слухов – от крыс-мутантов, до секретных веток, построенных еще при Сталине, где пачками пропадают бомжи и неосторожные диггеры. Комната подозрительно напоминала интерьеры компьютерной игры «Метро- 2033», так что Ване было слегка не по себе. Он торопливо стащил неудобные перчатки и ощупал подсумок на бедре – «Галан» был на месте. Иван, конечно, понимал:   случись что серьезное, антикварный револьвер вряд ли поможет, но все -  оружие  придавало уверенности. Неудержимо тянуло извлечь револьвер и взвести курок; но Ваня сдержался, не желая тревожить спутника.
Николка завозился, запихивая противогаз в сумку; за ним последовали перчатки. Очень хотелось и  вовсе снять ОЗК – за время скитаний в подземельях старой Москвы, резиновый костюм надоем ему хуже горькой редьки, но гимназист мужественно терпел.
Ваня оглядел стены – луч фонаря уперся в запыленный донельзя выключатель. Мальчик щелкнул рычажком,  и лампочка под потолком вспыхнула; слабый свет  с трудом пробиваясь сквозь наросты пыли.
- Здорово! – Восхитился Иван. Смотри-ка, ток есть!  Давай фонари погасим, батареи побережем – а то мало ли что…
В свете старой лампочки, бытовка выглядела уже не так зловеще – скорее, мирно и  обыденно. Мальчики прошлись вдоль шкафчиков; некоторые были заперты, но хилые замки легко поддавались монтировке. Внутри  было, по большей части, пусто. Кое-где висели старые, в пятнах масла, спецовки; стояли по углам тяжелые рабочие башмаки и кирзачи с ремешками на коротких голенищах. Из одного шкафчика Ваня извлек плоскую коробку с масивным фонарем на толстом резиновом шланге; фонарь не горел, и мальчик засунул  его на место.
Громко лязгнуло – Николка вытащил из шкафчика  ребристую каску с брезентовым ремешком; на ней была та же надпись, что и на дверках. Под каской обнаружились пожелтевшие листки – когда Николка вытащил их и поднес к свету, те оказались светнутой в несколько раз газетой. Ваня оживился:
- Здорово! Ну-ка, что там?
-  «За мир, за дружбу между народами!» – начал, было, Николка, но  закашлялся - наглотался пыли.
-   «… сегодня в "Правде" публикуется постановление Комитета по международным Сталинским премиям "за укрепление мира между народами". За выдающиеся заслуги в деле борьбы за сохранение и укрепление мира» … дальше читать?  - переспросил мальчик  - Вань, а что такое – сталинские премии? - 
- Долго рассказывать,  - буркнул Иван, отбирая у товарища газету. – Ну, если коротко – был правитель такой, диктатор – лет 60 назад… то есть будет, через.. дай подумать…. Да, через 50 лет – если считать от вашего 1886-го. Сталин его звали, Иосиф Виссарионович. В честь него и премия – Сталинская. Великий был человек, только ругают его сейчас всякие козлы... –
-А за что ругают, раз великий? – продолжал настырный гимназист, но Ваня нетерпеливо махнул рукой:
- Некогда, потом расскажу. Смотри – газета «Московская правда», 21 декабря 1955 года. Ничего себе, раритетик!
- Так что, это, значит, мы не в вашем времени? А совсем в другом –его…1955-м году? И сейчас правит этот.. как его.. Сталин?  - 
- Ну, это вряд ли, -  покачал головой Иван. Видишь, бумага какая? – мальчик смял между пальцев  уголок газетного листа, и тот рассыпался в труху. – Ей лет пятьдесят, наверное. Думаю, мы там, где надо – в 2014 году. Кстати, вот сейчас и проверим !
Иван положил газету на скамью и принялся расстегивать ОЗК. Вытащил смартфон -  на экране появился значок сетевого соединения.
- Вот видишь? – обрадовался мальчик. – Точно, и дата правильная! «Мегафон» ловится, хотя всего одна ступенька. Ну-ка, - …. И Ваня принялся быстро  елозить пальцем по экранчику. 
- Ты смотри даже вайфай есть,  Метросеть! Это мы, выходит, где-то на красной линии ? -
Николка прошелся вдоль рядов шкафчиков – за ними  прятался похожий на жестяную улитку короб: вверх от него отходила толстая квадратная труба.  Рядом с коробом нашлась дверь. Ручки на ней не было – вместо нее в  пробитой в двух местах фанере болтался  кусок толстого провода, скрученного жгутом. Мальчик опасливо потянул,  и дверь с протяжным скрипом распахнулась.

Глава четырнадцатая
За дверью оказался темный коридор. Сколько мы ни шарили по стенам – выключателя найти не удалось; пришлось включать налобники.  Коридор заканчивался тупиком –неровной кирпичной кладкой. Сгоряча, я пару раз врезал  по ней монтировкой, но вдруг из-за стены послышался слабый гул. Я прислушался – гул нарастал; тогда я прижался к кирпичам ухом  .
Тк и есть -  за  стеной, не особенно-то и далеко прогрорхотал поезд метро. А значит, проломив ее, мы окажемся  в служебных тоннелях метрополитена – и наверняка на кого-нибудь наткнемся. Не то чтобы я опасался напороться на ФСБ-шных оперативников – но рисковать без нужды  не хотелось. Тоннелей мы с Николкой не знали и, случись что, деться было некуда:  разве что бежать назад, а значит – наверняка засветить подсобку с порталом. Да,  самого портала преследователи не найдут, а вот проход наверняка заделают. Или же - приспособят подсобку для своих нужд.  А оно нам надо? Отец был кругом прав, проку от этого портала сейчас никакого – но мало ли как дальше повернется? Пусть будет у нас запасным выходом – на всякий случай.
Все эти соображения  я изложил Николке. Тот не спорил –  вояж по подземелью здорово вымотал парня. Так что,  решено было возвращаться в подсобку и хорошенько отдохнуть.  Пока гимназист стаскивал  ОЗК,  я извлек из рюкзака сухпай – горсть сникерсов, упаковку фиников и две пачки галет. В термосе плескался черный кофе, во флягах -  вода; так что можно было присесть и со вкусом пообедать. Заслужили, как-никак.
Николку, похоже,  знобило. Он насквозь пропотел в костюме химзащиты, а в подсобке ощутимо сквозило – из ржавой  решетки вентиляции тянул сырой ветерок.  Мне тоже было не жарко, но вполне терпимо, а вот за парня я, признаться, побаивался – ему такие марш-броски в полной выкладке непривычны. О сменном белье мы, конечно, не подумали – кому бы пришло в голову, что получится  с комфортом отдохнуть прямо под землей? Так что оставалось отпаивать парня кофеем и надеяться, что все обойдется;  тем более, что мандражит его, наверняка, от нервов. Еще бы – после такого-то путешествия!
Пока Николка давился сникерсами и горячим кофе, я еще раз обшарил подсобку – и не зря. В небольшой нише, за шкафчиками, обнаружился телефон. Он был укреплен прямо на стене, в проржавевшем жестяном коробе  – старинный аппарат в массивном, эбонитовом корпусе, с наборным диском и здоровенной трубкой. 

Я снял трубку с рычажка – и ушам своим не поверил, услышав в трубке гудок! Неужели все эти годы – лет 60, не меньше – аппарат работал? А еще ругают, гады, советскую технику! Вон, у отца его любимый мобильник, «Синменс» год назад сдох – уж как он убивался! А ведь всего-то лет 6 проработал!
Я набрал на диске номер своего мобильника – не соединяет, короткие гудки. Местный номер, наверное… а если   - через девятку?   Смартфон в кармане исправно отозвался вибрацией. Даже номер определился. Ну все, теперь будет у нас своя подземная база, даже с телефонной линией. Чем плохо?
В общем, поели – пора было идти. Николка что-то совсем смурной стал. Пока в ОЗК упаковывался – чуть с ног не свалился;  а я-то надеялся что отдохнет и повеселеет. Ну да ладно, вернемся  домой– чаю напьется, отойдет. А пока – вот он, портал, здравствуй подземная Москва 1886 года!
Нам повезло. Уж не знаю какая интуиция подсказала мне не включать фонарь, а войти в портал с ХИСом  вместо налобника – иначе  я ни за что не заметил бы  желтых  отсветов в конце тоннеля. Я сдал назад, спиной вжимая Николку в нишу - по коридору  ковыляли три сгорбленные фигуры. В голове была полнейшая каша, и, вместо того, чтобы уйти в портал и там переждать, я стал нащупывать  револьвер.

Увидев свет, Яша  подскочил от удивления,   да так, что чуть не свалился со спасительного выступа в грязь. У него словно гора с плеч свалилась:  оказывается, он не ослеп, вот он, свет, значит -  глаза могут видеть! Видимо,  вспышка лишь на время лишила юношу зрения; а  пока оно восстанавливалось, мальчики, которых  преследовал Яков, куда-то свернули – а  он остался в полной темное. 
Но – плясать от счастья было еще рано.  По тоннелю шли  совсем другие люди. Они освещали себе путь то ли факелами, то ли лампадами – фонари Николки с Ваней давали совсем другой, куда более яркий свет. Яша, конечно, слыхал массу жутких историй о московских подземельях. И, судя по доносящимся  репликам, визитеры как раз и относились к тем самым хитровским душегубами, которые, как уверяли слухи, безраздельно хозяйничали в этих коридорах. Встреча с ними не сулила ничего хорошего,  но оставаться здесь было еще страшнее. Кто знает, вернутся ли ребята - Яков уже потерял счет времени и не знал, сколько уже просидел здесь, в кромешной темноте. Он  готов был идти теперь  хоть за чертом с рогами,  лишь бы вывел наверх! 
Яша медленно отступал вглубь тоннеля, не сводя глаз с пришльцев  - и пропустил момент, когда в коридоре возникли две знакомые, мешковатые  фигуры. Мелькнул  зеленоватый  сполох  и тут же пропал; Яша лишь увидел, как мальчики прижались к стене -   видимо, тоже заметили бродяг. Те тоже насторожились,   но ничего не разобрали;  немного посовещавшись, хитрованцы снова двинулись вперед. Первым шел здоровенный, оборванный  детина с клочковатой бородой. В одной руке он держал палку, обмотанную горящей паклей;  в  другой тускло поблескивал нож.  И тут – из ниши в стене на середину тоннеля шагнул  Николка.
Яша смотрел на Николку со спины, но отлично мог представить картину, представившуюся несчастному оборванцу.  Страшное рыло с хоботом, кровавые отсветы факела в круглых стеклянных зенках, серая, осклизлая шкура…. Образина подняла руку,  и по глазам бродяги ударил сноп ослепительного света. Хитрованец завыл, уронил факел, плюхнулся на четвереньки и ежом метнулся назад, сбивая с ног замерших спутников.  Тоннель огласили вопли ужаса, всплески, шлепки тел:  незваные гости, побросав факела бежали, не разбирая пути, оскальзываясь, щлепаясь в вонючий ил,– скорей, скорей, лишь бы подальше от лютого подземного ужаса!
У юноши  подкосились колени: чтобы не упасть, пришлось схватиться за стену. А мальчики  двинулись  в тоннель, куда только что бежали хитрованцы; Яша разглядел в руках  Вани  револьвер.  Радуясь чудесному спасению, молодой человек поплелся вслед за ребятами,  привычно держась поближе к стене…

Уф-ф-ф… ну и пердимонокль! Что? А-а-а, это словечко такое. Отец в последнее время густо уснащает ими речь – да и мне, признаться, нравится. «Храпоидол», «колоброд», «пердимонокль»…Буквально это слово означает – «монокль упал». Знаете – такая круглая линза, ее еще в глазницу вставляют. Да нет,  не контактная – обычная, со шнурком - как на портретах прусских гененералов. Вот, если такая штука вдруг выпадет – случается «пердимонокль», то есть неожиданный конфуз.
В общем, я оконфузился, да еще как! Когда я шагнул из портала в тоннель 19 века, то буквально нос к носу столкнулся с кучкой местных бомжей – они зачем-то шарились по подземным тоннелям, причем не просто так, а с факелами. Пока мы готовились к этой вылазке, Николка порассказал мне немало страшилок о публике из московских трущоб – их еще называют «Хитров рынок», - которые бродят по подземельям, прячут в них мертвые трупы и вообще занимаются нехорошими делами. Вот на такую шайку, мы, похоже, и нарвались.
Признаюсь честно – я растерялся. Только  что мы были в заброшенных тоннелях метро, можно сказать,  в одном шаге от постапокалиптического антуража Глуховского: ржавые противоатомные заслонки, Метро-2, крысы-мутанты, подземные бункеры  КГБ…. В общем, можете представить, чем у меня была забита голова! А тут – какой-то бомж с палкой, обмотанной тлеющими тряпками! В общем, я отпрянул назад, чуть не сбил с ног Николку -  и потянул из подсумка револьвер. Стал бы я стрелять или нет – большой вопрос… но револьвер зацепился и никак не хотел вылазить наружу. Спина мгновенно покрылась липким потом, руки дрожали, а косматая тень с факелом неумолимо подходила все ближе и ближе….
Положение спас Николка. Уж не знаю, просек он, или нет, что его бравый наставник из будущего запаниковал  - а только парень решительно отодвинул меня в сторону и шагнул прямо на середину тоннеля. Детина, что шел впереди компашки бомжей, аж присел, а когда Николка врубил на полную мощь налобник, взвыл, плюхнулся в воду и на четвереньках ринулся назад, в темноту  – аж волны пошли.Остальные тоже не стали задерживаться – побросали факела и ножики и так рванули по тоннелю, что стены затряслись. Я привалился к стене; ноги не держали, и, к тому же, меня сжигал стыд – тоже мне, опытный сталкер, поучал мальчишку,  а как  приперло –в кусты, и хвостик трясется…
Бежали оборванцы как раз в ту сторону, куда нам предстояло идти. Но это было уже неважно – когда бегут вот так, то останавливаются только к вечеру… да и то – лишь  для того, чтобы сменить обгаженные подштанники. Так что мы спокойно двинулись своей дорогой. Впереди шел Николка – похоже, победа над подземными бомжами вселила в парня уверенность в себе. Я плелся следом, не уставая проклинать себя за неожиданное малодушие. «Галан» оттягивал мне руку, но прятать револьвер я не стал – мало ли?
Возвращались  мы по своим маркерам, с ХИСами – в свете налобников знаки, нанесенные флуоресцентным спреем, терялись. А в зеленоватом свете палочек наши стрелки послушно проявлялиь на стенах, стоило подойти поближе. Так что дорога назад не заняла много времени –  мы уверенно вышли к лазу в соляные подвалы. Я мельком подумал, что если придется снова навещать подземный портал, надо будет расставить по тоннелю сигналки – тогда уж точно любые незваные гости получат свою долю острых впечталений задолго до того, как выйдут к нашей точке. Но - после драки кулаками не машут; сейчас оставалось лишь тащиться  за Николкой и думать нелегкую думу – как это ни обидно, нот в первом же серьезном деле я  показал себя отнюдь не с лучшей стороны…

Яша отодвинул в сторону доску, прикрывавшую узкий лаз – и выбрался на улицу. Прежде чем выходить на улицу, он  несколько минут простоял перед проемом, давая глазам привыкнуть к дневному свету – и все равно голова закружилась так, что пришлось хвататься за стену. Солнце, еле проникающее в узких колодец двора, ударило по глазным яблокам, как кувалдой. А воздух! Яков и не подозревал, что затхлый воздух китайгородских двориков может быть таким ароматным – так бы и стоял и дышал им взахлеб, до потери сознания…
Однако – пора было выбираться. Яша видел, что мальчики, прежде чем покинуть соляные подвалы, переоделись в чистую городскую одежду, увязав гуттаперчевые костюмы и маски в ранцы. Но Яше не во что было переодеться – его одежда пропиталась смрадной жижей подземелья, волосы слиплись, сам он вонял, как выгребная яма. Спасало одно – всего в двух кварталах отсюда располагалась часовая лавочка дяди Ройзмана, так что можно было попробовать пробраться туда дворами – а уж там и првести себя в порядок. Не хотелось, правда,  думать о том, что скажет сам Ройзман, увидав дорогого племянника в таком виде… но другого выхода все равно не было.
Яше нужно было отдохнуть. Привести себя в порядоксодрать грязь подземелья – и попробовать разложить по полочкам все то, что он сегдня видел.  Можно было смело сказать – за эти страшные три часа Яша узнал о своих «подопечных» больше, чем за предыдущие две с лишним недели слежки. И – одновременно не узнал ничего. Ровным счетом – ничего. Все то, чему он был свидетелем в подземелье, могло бы стать захватывающим эпизодом фантастического романа господина Жюля Верна о капитане Немо  - но никак не сценой из реальной жизни. Яша представил, как он описывает события этого дня.. ну, скажем, квартальному надзирателю – и поежился. Нет, в желтый дом Яше категорически не хотелось – а именно туда его и упекут, рискни он честно рассказать о своих приключениях.

Рассказать дяде Ройзману? Тот, конечно, не сдаст его в желтый дом. Все будет куда хуже. Придется долго и мучительно объясняться с ребе – ведь именно к нему старик Ройзман и отведет спятившего племянничка. Не то чтобы Яша не хотел врать ребе – просто он точно знал,  что этот номер у него не пройдет. Московский городовой раввин Шимон Шврабахер был крайне проницательным человеком, и не Яше было пытаться морочить ему голову. А что будет, если раввин поймет, что история, рассказанная Яшей – чистая правда?
Тут у Якова сомнений не было – ребе  Шврабахер немедленно посоветует Ройзману отправить племянника подальше от Москвы, к родичам, в Винницу. А туда Яше не хотелось как бы не больше, чем в дурдом. Он всего три года как вырвался из нищей безнадежности местечка – и готов был на все, лишь бы не возвращзаться туда.
Так что же – молчать? И забыть обо всем, что произошло? Здравый смысл подсказывал Яше – да! Забыть и молчать. Молодой человек  понимал, что прикоснулся к чему-то, находящемуся вне его понимания – и следующий шаг к разгадке  этой тайны может стать шагом к краю могилы. Но… Яша очень хотел стать сыщиком. И всем своим нутром ощущал – стоит вот сейчас испугаться и отступить – все, на мечтах можно будет поставить крест. Всю оставшуюся жизнь он будет только уступать и отступать – а это не тот путь, пойдя которым юноша из Винницкого местечка может сделать карьеру детектива. Жизнь, похоже, подкинула ему единственный в своем роде шанс – и теперь и решается, как этот шанс будет использован…. и  как в итоге, сложится жизнь мечтателя из винницкого мсетечка. 
Был, правда, еще вариант. На самый последний, крайний случай: рассказать обо всем Олегу Ивановичу. Яша имел все основания подозревать, что сегодняшняя вылазка состоялась без ведома отца Вани, более того – вопреки его прямому запрету. Молодой человек  не догадывался, что искали мальчики в подземелье и зачем им понадобилось скрывать свои намерения – но чутье подстказывало, что делали они это втайне от взрослых. А с Олегом Ивановичем у Якова устаносились весьма доверительные отношения, так что…. можно было и рискнуть. В любом случае – отец мальчика  наверняка не отмахнется от этого сообщения.
Но, слава богу Израилеву -  решать это трудные вопросы предстояло позже. А пока,  предстояло преодолеть еще два квартала, не попавшись на глаза  бдительным дворникам да амбарным сидельцам. Ведь ни один из них не пропустит через свои владения такое  грязное и  вонючее чучело…

Глава шестнадцатая
Ох как нелегко было Яше заставить себя отправиться на Гороховскую – после пугающего вояжа по московскому подземелью. Хорошо, хоть удалось избежать расспросов старого Ройзмана – часовщика очень вовремя  не оказалось в лавке, а троюродный братец Яши, Натан, обещал промолчать о том, в каком виде начинающий детектив вернулся на Варварку – за гривенник, разумеется. Весь следующий день Яков вел себя тише воды ниже травы: носу не казал из лавочки, и все время, минуту за минутой, вспоминал  все, что пришлось увидеть под землей. А на следующий день, ближе к вечеру, все же собрался – отпросился у дяди и  уже через полчаса был возле дома Овчинниковых. Фомич, уже знавший Яшу, как помощника нового жильца, встретил молодного человека неласково:
- Ну, чего приперся? Шел бы ты, мил человек, по своим делам, хозяевам не до тебя сейчас. В отсутствии оне, за дохтуром поехали. –
- А что, заболел кто-то? – забеспокоился Яша. – Вроде, только третьего дня заходил, все были здоровы. –
- Так то третьего дня было! А вчерась, к вечеру, молодого паныча какая-то лихоманка скрутила. Марьяшка, прислуга ихняя, говоррила – весь горит, болезный, лежит в беспамятстве, слова сказать не могёт.. Дохтур у них с утра, в трубочку слушает, порошки, небось пропишет – а какой от их прок … -
- Постой, ты же сказал – Олег Иванович за доктором отправился? Ваня что, тоже заболел? – не понял Яша.
- Нет, с им все слава Богу,  - ответил Фомич. – Это наш молодой барин занемог. Как вчера слег – так и не встает. А дохтур как пришел, так от него и  не отходит.  Сказал… лихорадка легкая. А какая ж она легкая – коли барчук помирает? Нету этим дохтурам веры... –
- Может, легочная, а не легкая? – поправил дворника Яков. Он помнил, как три года назад от такой болезни в три дня сгорела мамина троюродная сестра тетя Циля. Приезжий из Винницы доктор-поляк, запойный пьяница, пользовавший больных по окрестным местечкам, поставил диагноз «легочная лихорадка» и прописал отвар ипекакуаны . Поили Цилю и настоем на ягодах бузины с медом –но ничего не помогло, и двумя днями спустя ее снесли на старое еврейское кладбище. «Вейзмир, - сказал ребе, - раз время пришло – что могут сделать люди?»
- Так, рад  доктор уже здесь   - значит,  Олег Иваныч за другим  поехал? Что,  хуже Николке стало? –
- А с чего ему лучше-то станет? – сварливо ответил Фомич.  - Так и перхает,  болезный, вон, аж во дворе слышно. Лихоманка его изнутре жгет. А барин твой, - и дворник мотнул головой на подъезд, где была квартира Семенова, - как услыхал, что дохтур сказал – так сразу обругал его коновалом, собрался и уехал. А сынок ихний там сидит, у молодого барина. Переживают очень.  -
- Ты бы шел, право слово, - Фомич снова взялся за метлу. – Нечего тебе тут делать, не до тебя господам  сейчас. –
- Слышь, Фомич, а можно я тут, на скамеечке посижу? – не сдавался Яков. – Глядишь, и понадоблюсь – сбегать куда-нибудь, к примеру – в аптеку. Дядин родственник, Моисей Клейман  на Садовой аптеку держит, тут недалеко. Если надо – враз обернусь! –
- Ну седи, коли делать нечего, - согласился Фомич. Только в дом не лезь, покуда не кликнут.  Если что – Марьяне скажем, передаст… -
Делать было нечего. Яков пристроился на скамейке в глубине дворика и приготовился ждать.
Ожидание не затянулось – скоро во двор спустился сам хозяин дома. Он шел с каким-то  незнакоммым Яше господином, по виду – доктором, о котором говорил давеча Фомич. Вслед за мужчинами семенила Марьяна. Глаза ее распухли от слез; девушка все время шмыгала и утирала лицо передником.
- Не будем терять надежды, уважаемый Василь Петрович, - говорил доктор. По тону его ясно было, что он уже не в первый раз повторяет эту фразу; собеседник кивал, нервно ломая пальцы. Выглядел Василий Петрович не лучшим образом – всклокоченная бородка, красные, видимо, от бессоницы глаза, жилетка, криво застегнутая не на ту пуговицу.
- Н непременно пошлите за настойкой лауданума , - продолжал врач. – Крупозная пневмония, батенька – случай очень серьезный. Я, ближе к вечеру ожидаю кризис – так что непременно загляну. А пока, вот вам рецепт, - и господин, остановившись, передал Василию петровичу листок; тот принял и немедленно принялся, сам не замечая, комкать в нервических пальцах.
-  Будем надеяться, дорогой мой, надеяться и молиться. Все же организм молодой, и, даст бог, еще поборется… -
Дядя Николки сокрушено кивал.
- А за лауданумом пошлите прямо сейчас, мешкать ни в коем случае, не рекомендую. –
Яша сорвался со скамейки и подскочил к беседующим:
- Добрый день, Василь Петрович, я служу у вашего жильца из третьей квартиры, помните меня? Я еще с вами в Петровском парке, на празднике был, вот и  Фомич меня знает, И Ваня, сынок Олег Иываныча - тоже. Если  надо – могу слетать за лауданумом, у меня аптекарь знакомый, враз обернусь, только скажите! -
Доктор остановился и  близоруко глянул на Яшу:
- Вот и славно, юноша, вот и славно…. Василий Петрович, засим – откланяюсь. И если что с больным – непременно, теперь же шлите за мной…. да вот, хоть этого любезного молодого человека. Отыщете, юноша? – и доктор протянул Якову картонку с фамилией и адресом. Я живу неподалеку, в Лефортово, так что…
Яша истово замотал головой.
- Вот и хорошо. Что ж, будем надеяться, и, главное – не унывать! Больному сейчас нужны ваша поддержка и вера в счастливый исход. - 

- Макар, ты? Это Семенов, узнал?
Смена у Каретникова только что закончилась – звонок застал его по дороге домой. Андрей Макарович Каретников, заведующий детским отделением 7-й городской больницы как раз свернул с Каширки и направлялся в сторону Нахимовского, когда мобильник разразился резкой трелью – звонил старый бородинский знакомец, Олег Семенов. Каретников общался с ним, по большей части, на фестивалях и иных реконструкционных событиях, но не был удивлен неурочным звонком. Старый «бородинец» был известен среди своих как отличный детский врач, так что товарищи по увлечению не раз обращались к нему по поводу болячек своих отпрысков.
- Привет, Олегыч. Всегда рад слышать конных егерей.   Что на «Солдатике» -то не был?
- Да вот, не случилось. Слушай, Макар, у меня срочное дело – как раз по твоей части. А о «Солдатике» потом поговорим, лады? Ты сейчас сильно занят?
-  Да нет, вот, домой еду. А что, Ванька приболел?
- Почти. Да нет, с ним все слава богу…. Тут, понимаешь, такое дело. Мой.. племянник свалился с какой-то заразой, температура за сорок, что делать-не знаем. Ты не посмотришь? Очень буду тебе признателен…
Каретников присвистнул. – За сорок, говоришь? Скорую вызывали? –
Собеседник на секунду замялся. – Да нет… ты понимаешь, семья там.. странная. Они вообще сторонники народных, так сказать, методов, врачам не верят. Что-то там у них было – то ли тетку скорая не довезла, то ли что-то еще…. в общем, не хотят они звать скорую. А парню совсем худо. Вот я и убедил их, чтобы ты помотрел пацана - меня-то они слушают. Только ты там полегче насчет «Срочно скорую» - люди, как я уже говорил, своеобразные, для них современные доктора – вроде чертей с рогами.
- Нет, Олегыч, я гляну, конечно… говори, куда ехать. А все же – сказал бы ты им – пусть бросают этот декаданс. Температура за 40- это не шутки. Ладно, давай вкратце, что там с парнем? –

- Олегыч, ты что, окончательно  спятил? – Каретников  трясло.– Ну ладно, эти клоуны – хозяева, о них отдельный разговор…. но ты-то? Не понимаешь, на что меня толкаешь?   У парня – крупозное воспаление легких в такой стадии, что я должен – ДОЛЖЕН, понимаешь?  - сделать все, чтобы его госпитализировали. Нашли время в игры играть, придурки….  Это  все называется просто и незамысловато – уголовщина. Ты что, хочешь чтобы парнишка тут помер, а меня под статью подвели?  – И врач потянул из кармана мобильник. –Черт, сети нет…. Сдох он что ли? Дай-ка твой… скорую надо срочно звать. -
Олег Иванович грустно улыбнулся. – Мобильник я тебе дам, конечно, но я же говорю – не ловит здесь, место такое….
- Тогда пошли на улицу! Там уж точно ловит – сам звонил, когда к дому подъехали! –
Это было чистой правдой. Буквально за несколько секунд до того, как машина остановилась у дома на улице Казакова, мобильник доктора зазвонил. Каретников, правда, отделался парой слов – очень уж торопил его спутник, - и, наскоро припарковав «Ниву-Шевроле», приятели последовали в подворотню. Двор проскочили с ходу, и только когда на леестнице их встретила заплаканная хозяйка дома со свечой в руке, Каретников недоуменно посмотрел на своего спутника. Олег Иванович пробурчал что-то насчет «дом старый, перед капремонтом, вот проводка и сыплется», отодвинул супругу Василия Петровича в сторону и решительно проследовал  в квартиру. Каретников проследовал за приятелем, покосившись на платье женщины– уж он-то знал толк в реконструкционных нарядах. Но это, как оказалось, были еще цветочки.
Следующий удар нанес Каретникову рукомойник. Услышав неизменное «где тут у вас руки можно помыть?» Николкина тетя засуетилась и велела Марьяне проводить гостя в ваннную комнату. Олег Иванович попытался, было, дернуться вслед – но сдержался, осознав, что изменить все равно уже ничего не сможет.
Педиатр вернулся в гостиную с круглыми от удивления глазами, на ходу вытирая руки длинным вышитым полотенцем. Олег Иванович попытался делать знаки, которые должны были, по всей видимости, означать «ничего, не обращай внимания», но в ответ получил совершенно уничтожающий взгляд.
- Итак, где у нас больной? Пойдемте-ка… -
Последовать за своим другом в комнату Николки Олег Иванович  не решился. Он и сына на всякий случай заранее отослал прочь, чтобы тот чего не ляпнул;   Ваня околачивался теперь во дворе и страдал от неизвестности. Из комнаты Николки слышались голоса: напуганные и встревоженные Ольги Георниевны и Василия Петровича, и несказанно удивленный – Каретникова. Пару раз Марьяна бегала туда-сюда с полотенцами; потом принялась метаться по комнатам, в поисках таза, а под конец убежала на кухню, заявив, что «доктор велели воды согреть поболе». Продолжалось это с полчаса, после чего Василий Петрович позвал вконец измаявшегося гостя к Николке.
Олег Иванович шел в комнату больного, как на Голгофу. Он, конечно, уже понял, сколь наивными были его рассуждения, когда он только собирался приглашать врача сюда, в 19 век; но, с другой стороны, делать все равно ничего не оставалось. Доктор, посторно навестивший к вечеру Овчинниковых, пытался успокоить  хозяйку дома, внушая ей что-то насчет кризиса.  Но  стоило женщине выйти -  посоветовал Василию Петровичу звать священника. Николка пылал в сильнейшем жару, сотрясаясь от приступов раздирающего кашля; Марьяна то и дело меняла пропитанные потом простыни. Казалось, куда уж проще – в этом мире, не избалованном антибиотиками, одна-единственная таблетка пенициллина должна была оказать эффект чудодейственный…. Как, во всяком случае, предсказывали авторы попаданческих романов. А если нет? И вообще -  в 21 веке еще есть пенициллин? Разных противовоспалительных средств – уйма, но какое именно выбрать в такой ситуации?  Судить об этом Олег Иванович не брался, но что такое анафилактический шок, представлял себе превосходно – несколько лет назад на его глазах едва удалось откачать парнишку-реконструктора, перепутавшего сильнодействующие антибиотики.
Оставался, правда,выход – тащить мальчика через портал и, на машине, в  ближайшую больницу. Но, во первых Николка выглядел, мягко говоря, нетранспортабельным, а во вторых -  даже скромных познаний Олега Ивановича в медицине хватило, чтобы отказаться от такого эксперимента. Везти ребенка  с иммунитетом 19-го века, в тяжелейшем состоянии, в современную больницу, этот рассадник всевозможной заразы… это даже если забыть о тех неизбежных вопросах, на которые придется отвечать уже в приемном отделении!
В общем, Олег Иванович выбрал вариант, который казался наиболее разумным. Благо – с Каретниковым он был знаком уже лет семь,  полагал его человеком своим и надеялся как-нибудь объяснить неизбежные несообразности.
Надежды эти рассеялись почти сразу – стоило врачу оказатсья в квартире Овчинниковых. Отсутствие электричества, древний «мойдодыр» вместо нормальной раковины, мыло, обстановка, наряды хозяев дома… все это можно было еще как-то пережить. Но, когда на вопрос о том, на какие антибиотики у мальчика аллергия, последовал недоуменный вопрос: «Простите, сударь,  о чем это вы?» У Каретникова  глаза на лоб полезли. Он хотел, было,  обматерить кривлявшегося хозяина дома – хобби, это, конечно, здорово, но время надо выбирать! Ребенок в тяжелейшем состоянии, а он тут….
Ольга Георгиевна,   видимо, уловила, что речь идет о лекарствах, прописанных племяннику – и вместо чтого, чтобы переспрашивать, что означают слова «антибиотик» и «аллергия», молча подала доктору склянку, доставленную Яшей из аптеки. Каретников взял ее, изучил этикетку – не этикетку даже, а прикрученную куском бечевки прямо к флакону бумажку -  и потрясенно уставился на женщину.
- Лауданум? Это.. ему?  Где вы это сперли? И какая сво….  простите, КТО постоветовал дать  это мальчику? –
Услышав это слово, Олег Иванович понял – все. Любые попытки что-либо сочнить заведомо обречены. Можно рассказывать о чудаках-сектантах, не признающих современной медицины до такой степени, что готовы запретить прививать своего ребенка…. можно объяснить старинную обстановку и одежду причудами свихнувшихся поклонников истории. Но  убедить детского врача, кандидата наук, что на свете может найтись его, коллега, посоветовавший дать 13-ти летнему ребенку, больному крупозной пневмонией, спиртовой настой опия…
Так что - встретив совершенно безумный взгляд Каретникова – «ты куда меня привел, что это за притон чокнутых маньяков?» -  Олег Иванович мог лишь виновато пожимать плечами и жалко улыбаться.

Я  во всем виноват, я! Это из-за меня Николка подхватил воспаление легких – нашел, понимаешь,  место для отдыха на сквознячке – вот и отдохнули, проветрились… а туда же – мир менять! Нет, прав отец, мне до чувстува ответственности как до Луны… на четвереньках.
Когда Марина  поведала о болезни кузена, мы тут же кинулись к Овчинниковым. Тетя Оля долго не могла понять, что нам надо – и лищь с третьего раза отец сумел втолковать ей насчет профессора  из Америки, который вроде как собаку съел на простудных болезнях, пользуя золотоискателей на Аляске. Я, как услышал, тоже обалдел – какой нахрен профессор?  Я  думал -  мы накормим Николку антибиотиками и все, дело в шляпе:  местная зараза против современных антибиотиков шансов не имеет, так что всем бактериям кирдык. Но не все так просто – оказывается, отец боялся, что наши убойные таблетки вместе с бактериями и самого Николку прикончат. Вообще-то, в это я поверить могу – мы ведь почти сотню лет ко всякой лекарственной химии првыкали; может, организмы уже у всех людей переродились, мутировали, что ли?  Отец как-то рассказывал про староверскую семью в Сибири, которая полвека прожила  в отрыве от людей – а потом, когда их отыскали,   все и поумирали от заразных болезней . Вот отец и решил пригласить врача прямо сюда, в 19-й век. А чтобы крыша у того не сразу поехала -  обратился к дяде Андрею,  нашему доброму знакомому из клуба ахтырских гусар. Он и меня лечил, когда я два года назад страдал хроническим бронхитом; да  и  дома у нас часто бывал.
Дядя Андрей – классный мужик, он меня верхом учил ездить; папа не очень верховую езду жалует, хотя и умеет, конечно. Ахтырцы потом меня в полк свой звали, только я не пошел –познакомился с их народом, кто помоложе, и те втянули меня в страйкбол.
В общем, узнав, что к Николке поедет дядя Андрей Каретников, я слегка успокоился – во первых, он классный детский врач, кандидат наук, та во вторых – просто отличный дядька, который, если что, сможет все понять.
Ну вот. Позвонив дяде Андрею и договорившись встретиться через час на площади Курского вокзала, папа приступил к самому трудному – принялся готовить Овчинниковых к визиту «американского доктора». Непонятно? А вы сами подумайте. Что делает нормальный доктор, приходя к тяжелобольному? Температуру меряет. Давление. Если надо – анализ крови берет. Ну, может, насчет анализа я загнул, его потом делают – только у дяди Андрея в машине всегда неслабый такой чемоданчик – как у медиков скорой помощи. Он как-то говорил, что возит его всюду, потому что без него чувствует себя, как без рук. Так у него там разве что персонального рентгеновского аппарата нет – а так и прибор для давления, и пузырьки всякие для анализов, и лекарства и инструменты… я как-то видел, как он на Бородине его разворачивал, когда кому-то  сердцем плохо стало – так врач «Скорой» как кот вокруг сметаны ходил и завидовал. Дядя Сережа  рассказывал, что чемоданчик этот 10 лет формировал и отбирал – чтоб уж не все случаи.
Так вот.  Представьте себе, как на местный не испотченный научным  прогрессом народ подействует сам вид этих медицинских чудес? Представили? Вот и я тоже. А уж как подумал, что  будет, столкнись дядя Андрей у Овчинниковых с их старым семейным доктором…. Нет, он дядька хороший, у такого лечиться, наверное – одно удовольствие; но уж больно методы у него….. дремучие. Оно и понятно – ни антибиотиков, ни рентгена, ни анализов всяких химических. Недаром он, как просек, что с Николкой, сразу Василь Петрович у заявил, что парень, скорее всего, не выкарабкается. Я разговор этот слышал из-за двери: так Василь Пертович побледнел и прямо весь затрясся – отцу его даже подхватить пришлось. Да я и сам… нет, я  ни на минуту не допускал, что мы позволим Николке умереть, но все же стало… не по себе. Очень. Честно говоря, я перепугался, как никогда в жизни не боялся….
Наверное, из-за этого уговаривать Василь Петровича особо даже и не пришлось. После того, что он услышал от доктора, дядя Николки готов был, кажется, хвататься за любую соломинку. Отец заодно убедил его не сообщать о страшном прогнозе супруге – зачем раньше срока ее пугать? И еще -  предупредил, что «американский профессор» во-первых, жуть какой продвинутый и использует невиданное в Европе медицинское оборудование и лекарства, а во-вторых, последние 15 лет пользовал народ грубый и маловоспитанный, вроде ковбойцев и золотоискателей – так что с деликатным обращением у него проблемы. Николкин дядя только кивал; ему, похоже, уже было все равно, а вот тетя Оля самую малость напряглась. Она даже порывалась отправить Марьяну за старичком-доктором, но тут мы заранее приянли меры – Яков, хитрая бестия, прислал к врачу какого-то своего приятеля,  якобы - пригласить его к тяжелому больному куда-то в Замоскворечье. Предполагалось, что этот прохвост часа полтора промурыжит Айболита  в пролетке, а потом смоется – расплатившись тремя рублями за напрасное беспокойство. Доктор наш, конечно, будет возмущен, но уж простите - на войне как на войне. В конце концов, мы его же нервы бережем – встреча с разъяренным педиатром из 21-го века может оказаться слишком сильным перевживанием. А  в том, что дядя Сережа выйдет из себя, познакомившись с местными методами врачевания отец не сомневался.
«Лауданум» – это же надо! Мы с отцом и представления не имели, что за красивым латинским названием скрывается самая банальная наркота.. спасибо, хоть не героин . В общем, беседа у отца с Каретниковым вышла на повышенных тонах. Я прятался в подворотне и все слышал – дядя  Андрей требовал немедленно звать скорую, грозил позвонить в милицию, обзывал Овчинниковых упырями и вандалами, обещался завтра же явиться с бригадой «Скорой» и увезти мальчика, пока его тут не отправили на тот свет. Отец вяло отбивался – он, конечно, понимал, что попытка отыскать дом Овчинниковых окончится для дяди Сережи сюрпризом – но не хотел скандала и пытался как-то сгладить ситуацию. В общем, я, конечно, не все расслышал; понял только, что отец клялся, чем только мог - самолично проследит, чтобы мальчика завтра же показали нормальному доктору. И, конечно, передаст  дяде Сереже его телефон – и  тот сам сможет убедиться, что мальчику ничего не угрожает.
Как он собирался выполнять данное обещание? Не знаю. Никак. Потому что – стоит Каретникову успокоиться и он вспомнит про все остальные несообразности: и про неработающий мобильник, и про керосиновое освещение и про раритетную обстановку и про лауданум, наконец… На прощанье папа обещал дяде Сереже все объяснить – путь только подождет  несколько дней. И, насколько я мог понять, объяснять он, и в самом деле, будет все. Ну, или почти все. Потому что – не в звонках ментам дело; дядя Сережа – хороший папин знакомый, у них масса общих друзей, и пытаться дурачить ему голову не рекомендуется категорически.  В общем, чувствую, что этот разговор нам еще престоит – и могу поручиться, что число пайшиков нащей «концессии» увеличится вскоре до четырех. А что делать? У меня, например, фантазии не хвататет…
Что с Николкой? С ним-то все обошлось. Дядя Андрей сделал ему целых три укола и прописал целую кучу таблеток – ну и уколы, конечно. Отец деликатно отобрал рецепты у Ольги Георгиевны, заявив, что лекарства эти редкие, выписывать их придется из Америки, а он, якобы, знает, как найти их уже сегодня. Николкина тетушка не спорила – так потрясена была визитом американского профессора. Ну и обрадована – когда услышала прогноз дяди Андрея, что Николка дня через четыре встанет на ноги.
На самом деле, он встал уже на следующий день. Отец говорил, что все дело в том, что местные микробы и прочие бактерии непривычны к нашим антибиотикам, и гибнут от одного их запаха. Так это или нет – не знаю, а только уже наутро Николка пил бульон и вполне бодро расспрашивал меня от том, что творилось вчера в доме. Василь Петрович ходил по дому какой-то потерянный и все пытался вызвать отца на разговор об американском профессоре. Пришлось соврать, что тот срочно покинул Москву – но оставил подробные инструкции по лечению Николки.
А лекарства отец был вынужден выдавать Николке лично, по 4 раза в день – и уколы делать. Зачем? А если бы ими заинтересовался местный доктор? Вы хоть представляете, что бы он тогда подумал?

Глава восемнадцатая
Олег Иванович не знал что делать. Объяснение с Никоновым закончилось катастрофой. Нет – КАТАСТРОФОЙ. Мужчина проклинал себя за то, что поддался внезапной мысли – увести настырного лейтенанта на ту сторону, в 21-й век и уже там, пользуясь растерянностью оппонента, ставить свои условия. И, ладно бы, имелся в этом какой-ото смысл – так нет! Ничего – только попытка вывести моряка из равновесия и надавить на него, пока он чувствует себя не в своей тарелке. А что из этого вышло…
Олег Иванович со стыдом признавал – он просто недооценил тот стальной стержень, что скрывался в характере ироничного, такого мягкого с виду лейтенанта. Наверное, подвело сходство с бугаковскими героями «Дней Турбиных», которых, несмотря на форму и маузеры, он привык все же воспринимать как обычных русских интеллигентов. Нет, чтобы вспомнить, как эти лощеные офицеры в голой степи, в лютый мороз, одними штыками разгоняли красные отряды,  впятеро их превосходящие и при артиллерии… да и  этот вот моряк – хоть и похож на питерского студента-философа, а успел уже дважды обежать вокруг шарика на корабле, лишь условно именуемом паровым….
  В общем – по себе судил, чего уж там. Уверовал, что оказавшись в чужом времни, в немыслимой обстановке, контрагент перепугается настолько, что сразу – «лапки вверх» и «чего изволите». Нет, господа хорошие, как бы не так….
Не то, чтобы  Никонов, оказавшись на той стороне портала, остался невозмутимым и спокойным. Но - ничего, напоминающего панику не случилось. А ведь он, как и Николка во время первого своего визита в будущее, оказался на тротуаре улицы Казакова в самый разгар дня – так что паниковать было с чего. И, тем не менее, Никонов сразу же взял себя в руки. Оглядевшись по сторонам и невольно попятившись от рявкнувшего гудком мусоровоза, лейтенант повернулся к Олегу Ивановичу и, заложив за спину руки в ослепительно-белых перчатках холодно поинтересовался: «Ну, и что все это значит, милостивый государь»?
Куда делась давешняя доброджелательность и мягкая ирония!  Перед Семеновым стоял один из тех, кто   до последнего стрелял из пушек с уходящего в пучину   броненосца, или поднимал матросов в штыковые при Ляояне и Порт-Артуре. И Олег Иванович растерялся - еастолько, что выбрал, наверное, самую неудачную из всех возможных линий поведения.
Лейтенанту хватило одной только фразы:  «А то и значит, господин Никонов, что вам теперь придется стать посговорчивее». Усмехнувшись, он ответил «Спасибо, сударь, я обдумаю ваше предложение», повернулся на каблуках – и, прежде чем Олег Иванович успел понять, что происходит, скрылся в подворотне. И тут отец Ваня сделал вторую ошибку –остался ждать лейтенанта на улице, полагая, что вот, пройдет пять, самое большее, десять минут – и тот сам явится с поджатым хвостом. Ну, право же – куда ему деться из замкнутого, как колодец, двора?  Посмотрит на загромоздившие двор машины, полюбуется на крылечки офисов турфирм и бюро переводов – и придет назад, договариваться….
Может, так оно и случилось бы. Но…
Если история с порталом в другой мир когда-нибудь станет широко известна, то про двухэтажный домик на улице Казакова, (когда-то Гороховская), несомненно, напишут множество книг. И в них будет подробно описана судьба этого здания – с того момента, как был заложен первый булыжник в его фундамент, и до исторического дня, когда мальчик из 19-го века впервые шагнул на тротуар в 2014-м году. И, конечно, там будет подробно рассказано о том, как в 1947-м году дом подвергся кардинальной перестройке – и с обратной стороны, выходящей на узкий внутриквартальный проулок, будет проделана широкая арка – как раз такая, чтобы могла в нее проехать обычная грузовая полуторка, каких бегало  в ту пору по городам страны великое множество. И, когда Олег Иванович, заподозрив неладное, кинулся во двор – он, конечно, не нашел там лейтенанта. Никонов, пройдя двор бывшего овчинниковского дома, бесследно растворился на улицах Москвы.

Олег Иванович отчетливо понимал, что влип в скверную историю. Найти Никонова с ходу  не удалось, хотя он и убил два часа на бессмысленную беготню по окрестным переулкам.   И  теперь это грозило массой неприятностей. Скорее всего, моряк достаточно быстро окажется  в дурдоме, куда, несомненно, попадет после первой же встречи с представителями власти. Сомневаться в таком исходе особых оснований не было – ну как еще могли бы поступить типичные московские полицейские, подобрав на улице явно невменяемого типа в костюме 130-ти летней давности? А вот дальше могли возникнуть проблемы. Олег Иванович отчетливо понимал, что любой нормальный  психиатр не сможет просто так отмахнуться от странностей такого пациента – слишком связен его бред, слишком нормально  поведение… разве что совсем уж повезет и Никонов и правда сбрендит от футуршока?  При этой мысли Олег Иванович испытал укол совести, ведь  молодой моряк вызывал у него откровенную симпатию. И повредить этому чувству  не могло и недавнее разоблачение. Наоборот, оно заставляло испытывать к Никонову что-то вроде восхищения. Еще бы – не имея никакого представления об оперативной работе и о соответствующих прецедентах из приключенческой и фантастической литературе, вот так, на голой интуиции и любопытстве чуть ли не вычислить пришельцев из будущего! Олег Иванович остро пожалел, что не поддался возникшему у него еще за кофе,  в клубе секундному порыву и не открылся Никонову. Ну да уж что там,  рассуждать было уже поздно. Оставалось надеяться на то, что разум моряка выдержит столь жесткое испытание – а пока,  искать беглеца, искать всеми силами.
Ах да…. еще и отметки от прививки! Олег Иванович скривился, будто от зубной боли. Момент, о котором не всякий и не сразу подумает – у любого из жителей 21-го века, вроде бы, должна быть отметка от сделанной во младенчестве  раннем детстве прививки. Мли их уже не делают? В любом случае, у  Никонова ничего подобного не имеется. И врач, при осмотре странного пациента вполне может обратить  на это внимание. Одно дело, когда следа от прививки  нет, скажем, у жителя глухой старообрядческой сибирской деревни.. . или у дикаря из Амазонии… или у фанатичного кришнаита….  или другого приверженца какой-нибудь секты, из числа тех, что не допускают к своим детям современных врачей.  Но -  обычный молодой человек, в самом центре Москвы, да еще и в историческом платье -  что недвусмысленно  указывает на некий уровень образования и специфическую область интересов? А если врач заинтересуется и проведет анализ крови,  скажем, на антитела? А заодно  -  покажет подозрительного пациента стоматологу?  Олег Иванович неважно разбирался в медицине, в основном, на уровне оказания первой помощи – но сильно подозревал, что при подобном  анализе всплывает много чего интересного. Фантастику в наши дни читали все, так что выводы могли бы быть парадоксальны. Особенно с учетом того, что и сам лейтенант рано или поздно сумеет сложить два и два, поймет, где находится – и конечно же, не станет держать это в секрете.  Он ведь хорошо знает и дом через который пролегает путь между мирами! Нет, разумеется, здесь, в Москве 21 века он вряд ли найдет обратную дорогу сам - но что помешает тому, кто заинтересуется его рассказом, найти нужный дом по старому московскому адресу, который Никонову прекрасно известен? А там -  пол-шага до установления личности путешественников во времени:  камеры наблюдения понатыканы на каждом углу, и получить доступ к их записям, при желании, не так уж и трудно.
Искать, срочно искать! Пора было подкдлючать Ваню – мальчик, к счастью, находился сейчас здесь, в 21-м веке и куда лучше отца разбирался  в возможностях, которые дает пользователю Интернет. Открытые сведения на новостной ленте центрального округа, форумы специалистов, например - полицейских или врачей скорой помощи;  любительские ролики на Ютубе и в Инстаграме о необычных происшествиях и прикольных сценках на московских улице… короче, все, что только можно было придумать. Да, еще и городские камеры видеонаблюдения! Олег Иванович никогда не прибегал к помощи подобных ресурсов, но слыхал, что интернет позволяет подключаться к некоторым из уличных камер.  Сейчас это могло оказаться как нельзя кстати. Как же он сразу об этом не подумал! Столько времени потеряно зря… И Олег Иванович набрал номер  сына.

- Как же так? – Николка недоумевал. – Неужели нельзя было по-хорошему поговорить с лейтенантом? Он же… моряк! Офицер! Неужели не понял бы? Почему твой папа не объяснил ему все, как есть?
Ваня смущенно замялся. Он и сам не знал что ответить – известие о том, что Никонов потерялся в Москве 21-го века застало его врасплох. Отец позвонил мальчику и потребовал немедленно – НЕМЕДЛЕННО! – попытаться подключиться к уличной сети видеонаблюдения в районе Курского вокзала; объяснения были отрывочны. Мальчик ничего не понял, но просьбу отца выполнил – и  принялся обшаривать местные форумы и свежие ролики в Ютюбе, в поисках необычных новостей. Отец примчался домой примерно через час, взмыленный и перепуганный. Найти лейтенанта не удалось; ничего не дали и видеокамеры. Олег Иванович отчаялся уже настолько, что готов был обзванивать отделения полиции и расспрашивать о неадекватном молодом человеке в старомодном костюме. Ваня сумел отговорить отца – даже если Никонов и был задержан, ничего, кроме неприятностей обращение в полицию принести не могло; лейтенант наверняка не стал бы скрывать от стражей порядка, ни кто он такой, ни кому был обязан тем, что оказался здесь, так что у тех возникла бы к Олегу Ивановичу масса неудобных вопросов. Так что ограничились обзвоном больниц и моргов, ничего, впрочем, не давшим.
- А в чем хоть он был? В форме или в партикулярном? – продолжал допытываться Николка. Мальчик уже почти оправился после болезни и даже стал вставать; но сейчас он беседовал с Ваней, лежа в постели – тетя категорически настояла на этом, пригрозив, в противном случае вообще не допустить гостя к выздоравливающему. Пришлось согласиться – к тому же, Ольга Георгиевна дала мальчикам только лишь полчаса, заявив, что племяннику  вредно много говорить.
- Да, вроде бы, в гражданском платье. В светлом таком, как у вас там называют.. коло.. менском? –
- Коломянковом – поправил Николка. – Ну, хоть это хорошо, а то в форме он уж очень в глаза бросался бы.
Ваня кивнул. Конечно, в Москве 2014 года публика привыкла и не к такому – на улице можно было запросто встретить и кучку ролевиков в кольчугах, и странно разряженных фанатов аниме, и казаков с лампасами и гроздью несуществующих орденов. И тем не менее - офицер в царской форме, при кортике, бросался бы в глаза куда сильнее, чем молодой человек в светлом полотняном костюме, пусть и несколько старомодного покроя.
- И что же мы теперь будем делать? Ведь там, у вас с ним непременно случится беда! – настаивал Николка. - Надо скорее отправляться к вам и искать. Вы дворников по окрестным домам расспросили?
- Дворников? Да… то есть нет. – ответил Иван. - Зато я влез в уличную сеть видеонаблюдения. Она там не сильно развитая – то есть, камер много, но они, в основном, частных контор, к которым нет доступа. Но одно могу сказать твердо – ни на Казакова, ни на Земляном валу лейтенант не появлялся. На Садовую, вроде, тоже не выходил- во всяком случае, поблизости. По переулкам камер почти нет, только 5 штук – но и на них ничего. Вот, единственное, что нашел. Смотри: - и Ваня повернул к Николке раскрытый ноутбук.
– Это в двух кварталах отсюда… то есть оттуда. Ну, в общем, ты понял. Судя по времени на скрине – примерно через полчаса после бегства лейтенанта.
Николка всмотрелся. На скверной, черно-белой, размытой картинке, передвигавшейся какими-то рывками, был виден кусок самого обычного московского переулка – мостовая, тротуар с -припаркованной легковушкой. Потом из подворотни дома, напротив камеры, выскочил какой-то детина – именно выскочил;  несмотря на дерганое, нечеткое изображение, было видно, что он бежит, сломя голову, и даже пытается на  бегу оглядываться. Посреди улицы детина споткнулся, проехался носом по асфальту – но, как ни в чем ни бывало вскочил и скрылся из поля зрения камеры.
-Ну и что? – недоуменно спросил мальчик. – Тип какой-то, бежит… а при чем тут Никонов? Этот на него и не похож вовсе. –
- Сам вижу, что не похож. Но больше ничего заслуживающего внимания на записях нет – может, этот дылда так бежит, потому что испугался нашего лейтенанта? Ну, помнить, как ты в первый день от той готки драпал? –
- И ничего подобного! - возмутился Николка. Не драпал, а удивился просто! И потом – в Никонове-то чего страшного? Шипов в носу нет, волосы нормальные… и вообще, у вас там и не к такому привыкли! Нет, этот верзила точно ни при чем! А лейтенанта надо тискать, пропадет ведь… -
-Ну да, наверное. - вздохнул Иван. – Просто ничего другого все равно не было, вот я и решил – а мало ли…. -