Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Коптский крест


Коптский крест

Сообщений 821 страница 830 из 894

821

Все же, на мой взгляд, описаниями путешествия увлекаться не стоило бы. Если только слегка и вскользь, и может быть, действительно взглядом со стороны. Какую то необычность в наших путниках отметить, ведь это же фантастика. Иначе получаются простые записки путешественника в 19 веке. А основные события по логике вещей должны происходить в Москве(собственно, как вы поначалу и задумывали, описание поездки  в письмах). Вспомните Козьму Пруткова: "Нельзя объять необъятное".

Отредактировано VICTOR (21-05-2014 15:27:49)

+1

822

Ромей написал(а):

Если вас мучает приступ морской болезни, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы не надо допускать, чтобы желудок был пуст;  иначе вам грозит рвота желчью.

Кажется, выделенное - лишнее.

0

823

автор и не будет им увлекаться. Текст не пойдет единым блоком, он будет, скорее, вразбивку, вперемешку с другими эпизодами. Но - учту, а то я и правда, способен увлечься....

но с другой стороны - не хочется вовсе уж терять познавательную, бытоописательную часть повествования.....

Отредактировано Ромей (21-05-2014 15:33:31)

0

824

Так. Прошу прощения за некоторую путаницу. Предыдцщие фрагменты я удалять не   буду; буду помещать уже сразу скомпонованный текст, начиная с первой главы., подряд. Критику насчет путевых заметок воспринял,

Отредактировано Ромей (22-05-2014 14:36:21)

0

825

Глава первая
Олег Иванович с Ваней стояли у верхних ступеней Большой Лестницы. Перед ними, внизу,  раскинулась панорама  Одесского порта. Каменное здание Морского вокзала, бесконечные крыши пакгаузов, стрелы кранов –и корабли, корабли! Целый лес мачт, перечеркнутых тонкими поперечинками реев, паутина снастей, и над всем этим – глухой портовый гомон, который, казалось, далетал даже сюда, через бесчисленный ступеньки этой, самой знаменитой в Европе, лестницы.

- Так это, значит, здесь она и катилась?
- Кто? – не сразу понял Олег Иванович. –А, ты о коляске Эйзнштейновской…. Да, наверное. Знатоки говорят – самый лучший пропагандистский кадр в истории кинематографа.
Народу вокруг было море. На белых бесконечных ступенях то там, то здесь виднелись люди – дамы в длиннющих платьях, кавалеры в светлых полотняных парах, мальчишки, няни с детьми в смешных кружавчиках. Ваня с любопытством озирался – в поезде  он непечитал одесский цикл Катаева  и все старался углядеть вокруг что-то из знакомых по книге реалий. А такого  хватало – правда, знаменитые одесские каштаны уже отцвели и не радовали публику стройными, пахучими свечами своих соцветий. Небо было бездонным, по южному синим, отовсюду несся радостный гомон праздной публики. Шум толпы прорезали крики мальчишек-газетчиков и разносчиков:
- Семачки!
-Свежие газеты!
-Сельтерская!
Олег Иванович еще раз окинул взглядом перспективу Большой Лестницы и решительно повернулся к другой знаменитости, известной, в 20-м веке наверное, любому жителю России . Невысокий человек в античной тоге стоял, так же, как он и будет стоять через 130 лет. И полушарие английского ядра точно так же высовывалось из гранитного  цоколя.
- Ладно, на сегодня достопримечательностей. Пошли  в гостиницу.
Ваня пренебрежительно фыркнул: - Тоже мне, гостиница! Бомжатник какой-то.
- Да, прямо скажем, не пять звезд. – усмехнулся Олег Иванович. -  Но по здешним меркам на три – вполне потянет. Помнится, когда я, году в 77-м, был в Одессе со школьной экскурсией – там мы в «Доме Колхозника жили».  Так поверишь – там было не в пример комфортнее.
-Поверю, - отозвался Ваня. – Потому как куда уж дальше – разве что жабы под кроватями или грибы по углам.  А уж сортиры…  - и мальчик невольно поежился.
В коридорах монастырского» отеля, где размещались паломники, гуляли пронзительные сквозняки. Олег Иванович спросил у работавшего при номерах  послушника:  «Зачем вы открываете окна в разных концах коридора?» Тот ответил – «Это все из-за уборной».
Не согласиться с этим было трудно.  Олег Иванович еще помммнил  общественные туалеты советских вокзалов и парков;  а вто Иван вышел из местного «заведения» с круглыми от ужаса глазами, а  потом долго, ожесточенно тер руки мылом. Увы, общая умывальня тоже не могла  похвастаться чистотой.
- Ты уж  не суди особо строго, - добродушно попрекнул сына Олег Иванович. – Все же – монастырская гостиница, предназначена для паломников. А тем – зачем комфорт? Они юди духовных устремлений; есть где голову преклонить – и то ладно…
- Ну да, - буркнул Иван. – Они-то  - духовных. А вот нам, скажи, на милость, зачем понадобились эти приключения духа? Отлично могли бы и сами доехать.
- Э, брат, не скажи, - покачал головой Олег Иванович. – Во первых, Сирия – это тебе не Ницца. Туда туристы не ездят. Паломники ведь не зря в караваны сбиваются и ходят только хорошо известными маршрутами. Там шаг вправо-шаг влево и все, ограбят и прирежут. Причем, кто угодно – что башибузуки, бандюки местные, что военный патруль, чтго местные феллахи. Для них мы мало что неверные, так еще и враги – война-то всего 10 лет как закончилась, а на Востоке у людей память длинная. Да и пароходы в Триполи и Бейрут просто так не ходят – либо грузовые суда, либо вот такие, «ковчеги» Александрийской круговой линиии – специально под паломников.
- Ну  ладно.  - вздохнул Ваня. – Паломники так паломники. Вообще, народ они занятный. Я вон столько кадров наснимал – потом покажу, оценишь…


[i]
Из путевых записок О.И. Семенова.
…Перед отъездом посетили  представителя Православного Палестинского Общества.  Получили у весьма представительного брошюру общества для ознакомления, а заодно предупредил, чтобы мы не рассчитывали на размещение в Триполи и Маалюле, поскольку в этом году наплыв паломников и все, вероятно, уже  занято и придется обращаться к грекам.

Выезд из России за границу вообще сопряжён с хлопотами относительно паспорта, однако ж, иностранные подданные, тем более, американцы,   от этого избавлены. В обстоятельстве можно найти даже некоторую выгоду – если раньше бакинская версия въезда на территорию Империи и могла вызвать подозрение,  (и вызвала – во всяком случае, у Никонова!) то после этой поездки, все вопросы должны отпасть сами собой. Однако – к делу.
Поездка на поезде до Одессы, первым классом, требует отдельного повествования в духе «географических» романов конца 19 века. Классное купе превосходно; даже в СВ 21 века я не встречал ничего хотя бы и близко подобного. Как тут не вспомнить «Отель» Хейли:  «реактивные самолеты покончили с привычкой  путешествовать с комфортом». Что ж, согласен. Стремление сократить, елико возможно, время пребывания в пути, свело на нет ухищрения по обеспечению удобств пассажиров – доехали, и ладно.
В купе имелось что-то вроде «санузла», отделяемого от основного пространства раздвижной дверью; обилие бронзы, бархата и лакированного дерева наводило нам мысль о дорогой гостинице. Впрочем, трясло немилосердно – комфорт комфортом, а прогресс-прогрессом.
Путь до Одессы занял 3 дня. На больших  станциях поезд подолгу стоял – брали воду и уголь в тендер.  Запах сгоревшего каменного угля, знакомого  путешественникам наших дней разве что по аромату  вагонного «титана», здесь  вездесущ; казалось, что это амбрэ будет теперь преследовать нас всю оставшуюся жизнь.
На остановках  продавали всякую снедь в невообразимых количествах. Припоминались припомнил 90-е годы, поездки в Казань и Новосибирск   - и невообразимые барахолки на перронах; помнится, на одной из станций, неподалеку  от Гусь-Хрустального торговали хрусталем, вплодь до люстр и, почему-то, огромными мягкими игрушками. Здесь же предпочтение отдавали всякого рода мелким поделкам, дешевым книжкам для развлечения скучающей в дороге публики, ну и, разумеется, всякого рода съестному. Бублики, жареные куры, рыба всяких видов, молоко, квас, сельтерская в цветных бутылках, сайки, плюшки, ветчина….
Стоит отметить, что классные вагоны цеплялись к поезду в особом, раз и навсегда заведенном порядке - и разносчики, отлично это зная, заранее выстраивались на перроне согласно «табели о рангах» своего товара: одно предлагали чистой публике из синих и желтых мягких вагонов, а другое – шумному народу, заполонившему зеленые «жесткие».
Вагон ресторан…   тут остается только умолкнуть.  Воистину, высокое искусство путешествий с удобствами в наши дни утеряно навсегда.
Еще в Москве было решено присоединитьс  к большой группе паломников, следующих в Палестину  - и сопровождать их до определенного, удобного нам момента (по видимому, до Триполи). Так что, уже  было в избытке – Палестинское общество обеспечивало паломников своего рода «турами», включающими в себя и билеты на пезд до Одессы и поездку морем и присоединение к каравану уже на Сваятой Земле. Большая часть паломников, люди простого сословия, ехали в жестких вагонах.  Из классных же пассажиров, в первый  же день нашего путешествия, удалось познакомиться  с двумя волжскими купцами, как оказалось – родными братьями.
Оба брата   рослые, с типично русскими физиономиями; оба  уже в летах. Путешествовали они  в сопровождении приказчика; один вез  с собой  дочь средних лет. Старший,  Семен Иванович, крепкий старикан, оказывается, четыре раза  побывал  в Иерусалиме. Тут стоит отметить -  как все же поменялись нравы торгового сословия за 128 лет! Потомки  этих купчин будут, по четыре раза кряду, ездить, разве что, на Мальдивы.
Семен Иванович поведал, что едет в Палестину  совершенно уверенно, наперёд зная, что греки его примут с распростёртыми объятиями. Это было неожиданно: : готовясь к путешествию, не раз приходилось слышать про греков много худого  -  об их бесстыдных поборах с паломников,  о корысти и готовности зарабатывать деньги на христианских святынях.  Но уже позже, на пароходе, другие паломники пояснили -  этот богатый купец, всякий раз бывая в Иерусалиме,  оставлял у греков не одну тысячу рублей; да и на большие праздники присылал  им богатые подарки. Конечно, греки, обхаживали своего благодетеля!  А тот и рад -  в России епископ  – лицо для простых смертных недоступное, его, если и видят, то лишь в кафедральных соборах во время богослужения. А вот в Святом Граде, купец имеет доступ не только к митрополиту, но даже к блаженнейшему патриарху. Тщеславие... всегда тщеславие! Как не ивспомнить о новорусских дельцах, готовых любые деньги выложить в Каннах за приглашение на банкет со звездами кинофестиваля. Нет, решительно, времена меняются, а люди остаются прежние.
На вокзале, в Одессе, поезд с паломниками встретили  афонские монахи – и принялись приглашать  приезжих  в свои подворья. Поскольку решено было пока что следовать общему поведению, то тронулись  за монахом Пантелеймоновского монастыря. Однако, появились окружили комиссионеры дешевых одесских гостиниц. Все, как один, зазывали: «У монахов грязно, да и не дешевле!»—  хватали за рукава, делали попытки вырвать поклажу из рук носильщиков и оттащить к заполонившим вокзальную площадь пролеткам.

Однако же,  притязания комиссионеров были отвергнуты - благо, монастырская гостиница располагалась тут же, на площади, напротив вокзала.
Выделили нам весьма скромный номер с самой, что ни на есть, простой обстановкой. Паломникам из простонародья отводились вообще общие спальни – мы не рискнули заходить туда, опасаясь за свою решимость и далее путешествовать в обществе богомольцев. Постели были весьма сомнительной чистоты; к счастью, будучи предупрежденными заранее о сем обстоятельстве, мы запаслись своим  постельным бельм.

[i]Распоряжался здесь всем здоровенный монах, с елейным голосом – впрочем, это вообще особенность данного сословия. Он собирал с богомольцев  заграничные паспорта и по рублю с каждого – за «прописку» у турецкого консула. Однако же, узнав, чтимеет дело с американцами,  отстал, одарив на прощанье весьма недоверчивым взглядом.

Да, ну и барахла же у нас…. – Ваня окинул взглядом гору баулов, кофров и чемоданов. –  Будто целый переезд, а не поездка на какие-то жалкие 2 месяца!
- А чего ты хотел? – усмехнулся Олег Иванович. Во первых, глобализация еще не случилась – ни теье дьюти фри, ни торговых сетей и МакДональдса в любом задрипанном городишке. Все приходится везти с собой. А, во вторых,  не настала еще эпоха реактивных лайнеров; за перевес багажа денег не берут. Вот люди и изощраятся, как могут. – и мужчина ткнул носком туфли обитый медью уголок монументального кофра.
- Да уж, - уныло подтвердил Иван. – Не дай Бог такое на себе переть… тут, пожалуй, сама тара побольше груза потянет.
- А как иначе? В местных поездах – сам помнишь, как трясет. Про гужевой транспорт вообще молчу. Учти – нам, может, на верблюдах предстоит ехать, а это, доложу я тебе, та еще радость. Ну и в пароходах -  багаж грузят без затей, навалом. Так что,  массивные чемоданы и кофры – единственная гарантия хоть что-то довезти в сохранности. Материалы, опять же, самые что нии на есть простые – кожа, фанера, клеенка. И никакой тебе кордуры .
В самый массивный  кофр путешественники упаковали арсенал, а так же кое-какой запасец «особых штучек» из 21 века. Кое-что, из числа самого необходимого, пришлось рассовать по карманами и рюкзакам. Ваня до последнего сражался за право экипироваться снаряжением 21 века – и настоял-таки на своем! В итоге, кроме горы «аутентичного» багажа, мальчик запасся парой небольших тактических рюкзаков вполне нейтрального цвета «дарк койот», оснащенных, к тому же, «кемелбэками ».  Выглядел рюкзак, конечно, весьма предосудительно – во всяком случае, на перронах вокзалов Российской Империи. А потому – отец настоял, чтобы амуницию из будущего до поры упаковали в парусиновые баулы. А на Ближнем Востоке  и Африке, рассуждал он, видели  и не такое – судя по многочисленным фотографиям конца 19 века, снаряжение европейских путешественников отличалось порой весьма экзотическим видом. Точно так же подошли и к выбору одежды – пока и отец и сын щеголяли в местном платье – в светлых парусиновых костюмах, парусиновых же туфлях и  шляпах-панамах. В багаже ждала своего часа дорожная одежда 21-го века – конспирация конспирацией, а подвергать риску здоровье лишний раз не следовало. Фасон и цвета были выбраны самые нейтральные – бермуды цвета песчаного хаки, легкие рубашки – безрукавки, неизменные пробковые шлемы, жилеты-сетки и высокие шнурованные «коркораны» позволяли вписаться в образ богатых европейских путешественников. Для убедительности Олег Иванович даже начал отпускать бороду – та  немилосердно кололась, изводя своего обладателя. Однако, приходилось терпеть -   посреди сирийской пустыни непременно возникнут перебои  с водой для бритья.
Конечно, среди толпы богомольцев путешественники  будут белыми воронами - но  достигнув Трииполи, они собирлись при первой возможности  расстаться с паломниками. Сирия в 19 веке оставалась провинцией Оттоманской империи – и к русским отношение было, в лучшем случае, настороженным. Другое дело – англичане или американцы; так что, наши герои условились, сойдя на берег, говорить в присутствии местных жителей исключительно по-английски.
Кроме одежды, пришлось прихватить массу другого снаряжения – легкую палатку-«купол», спальники, коврики из пенополистирола, реппеленты, светодиодные фонари, легкубю посуду и многе другое. Не забыли и о рациях – тщательно упакованные в кофр с оружием, они ждали своего часа. Отдельным пунктом шла аптечка – к ее комплектации Олег Иванович подошел особенно тщательно. Случись что – и,даже если удастся добраться до православной миссиии,  пострадавшему там, в лучшем случае, посочувствуют и нальют водички. Уровень медицины в 1886 году и без того был далек от идеала, а уж в Сирии… короче, здесь оставалось рассчитывать только на самих себя. Спасибо, Каретников помог; так что теперь путешественники были оснашены медикаментами на все случаи; не приведи Бог, конечно…
- Надо бы с извозчиком заранее договориться, - рассуждал тем временем Иван. - Местный «менеджер» вроде как обещал подводы, но что-то нет у меня к нему доверия…
Олег Иванович представил себе монаха-распорядителя в роли менеджера тур-оператора - и расхохотался. Впрочем, сын был прав, о доставке багажа на пристань следовал позаботиться заранее.
- Ладно, пошли. На площади перед вокзалом полно этих… как их… биндюжников. Вот на завтра и условимся. К какому часу нам надо на пароход – к 11-ти? А ведь еще таможню проходить – или как это у них здесь называется? Лучше не опаздывать, а то уплывут еще без нас.

Из путевых записок О.И. Семенова.

На другой день с утра паломники принялись  собираться на пароход. К подворью подали подводы (платформы, как их именуют в Одессе), нанятые монахами; с паломников исправно брались деньги за транспортные услуги.  Особого интереса заслуживали одесские мастера извозного промысла  – те самые «биндюжников», как будто сошедшие из «Одесских рассказов» Бабеля и песен Бернеса. Отслужив напутственный молебен в просторной церкви подворья, монахи проводили паломников в путь. Среди тех, что победнее, ходили  тревожные разговоры – оказывается, многие еще не получили назад свои паспорта.
Помнится, в полученном еще  в Москве  «Наставлении Палестинского общества» подробно перечислялись сборы:   за гербовые марки, за бланк паспорта, за визу турецкого консула, за регистрацию вида в полиции, за бланки прошений. А в конце этого перечня  говорилось, что, даже понеся эти хлопоты и расходы, паломник «может всё-таки не получить заграничного паспорта и возвратиться обратно на родину, не посетив св. мест». Россия есть Россия – и революции, в сущности, меняют на этой земле не так уж и много…
 
Итак, за номер заплачено (справедливости ради отметим – содрали монахи нисколько не меньше, чем в обычной гостинице), оставалось  погрузить багаж, взять извозчика и самостоятельно отбыть на пароход, с тем, чтобы прибыть за 2 часа до его отхода. Пристань заполонена толпой народа. Поднимающихся на борт провожали  проводили в салон 2-го класса, где за сдвинутыми столами сидело несколько жандармов.
Они вырезали из паспортных книжек листы и ставили штемпели, а затем выкликали владельцев паспортов пофамильно и вручали им вожделенные документы: 
— Петров?
— Я! — Как звать?
— Иван!
— Получи!
После чего счастливец возвращался (поперек всей толпы!) обратно на пристань, забирал свой нехитрый скарб и спускался в средний люк,  искать местечко на одной из пароходных палуб.

Удивительно, сколько  мешков имели при себе паломники. Почти все озаботились запасом каких-то особых, «тройной закалки», сухарей,  крупы и даже картофеля и капусты. Многие тащили с собой  полотна, ризы, покровы, ковры и другие предметы, взятые в пожертвование  на Гроб Господень. На узлах были нашиты метки с надписанными именами владельцев; на других, хозяева коиз не знали грамоты, стояли цветные крестики.

Шум и гам отправляющейся публики перекрывали крики распорядителей – они обходились с паломниками запросто, без всякого пиетета.  Размещение пассажиров третьего класса   мало отличалось от скотского. Многие располагались прямо на открытой палубе -  на дожде, на солнце, на ветру. Другим счастливчикам достались нары  под мостиком у машинного отделения. Это были  евреи из Средней Азии. Поначалу, увидев бухарские халаты, мы приняли их за мусульман, но, увидев еврейские книги, поняли, кто это такие. 

В трюме паломники устроились несколько лучше. Они устраивались группами по трое-четверо, оградив себе тюками и мешками некоторое пространство – воистину, человек нуждается в собственном уголке в любых, самых случайных и неудобных для жизни условиях! 
Устроившись в трюме поуютнее, паломники оживились – и вскоре оттуда зазвучали уже духовные песни.

К счастью, для нас все это так и осталось наблюдением – на нашу долю была выделена вполне удобная двухместная каюта, сомнительной, впрочем, чистоты – оставалось со вздохами вспоминать ослепляющую чистоту и комфорт классных вагонов. Видимо,  паломники  были в таком настроении, что готовы были безропотно помириться со всякими неудобствами и недостатком гигиены. 
[/i]

Отредактировано Ромей (22-05-2014 14:44:33)

+4

826

Ромей написал(а):

Для убедительности Олег Иванович даже начал отпускать бороду – та  немилосердно кололась, изводя своего обладателя.

А как она кололась? Сколько раз отпускал бороду - не замечал. Бывает чешется, да, особенно когда уже немного отрастет. А колется - это замечает не мужчина, а женщины, которые с ним обнимаются. :)

+1

827

А ведь и правда! Что ж это я так лопухнулся.... спасибо, пороавлю.

0

828

Глава вторая
- Пан Никол! Прощенья прошу, можно вас на маленькую минуточку?
Голос Яши вывел Николку из тяжких раздумий. Со времени отъезда Семеновых проiло уже почти две недели. Третьего дня почтальон доставил телеграмму, извещающую, что путешественники, как и собирались, грузятся на пароход и оставляют Одессу – а вместе с ней и пределы Российской Империи. Так что мальчик был мрачен - он остро переживал несправедливость обстоятельств, из-за которых ему пришлось остаться в Москве. А тут еще этот Яша… впрочем, Николка, вроде бы, обещал Олегу Ивановичу при случае посодействовать его помощнику.
- Здравствуйте, Яков. У вас какое-то дело от господина Семенова?
Яша озадаченно посмотрел на Николку:
- Какое же дело, пан гимназист? Олег Иванович вот уже две недели как в отъезде.
А то Николка не знал! Да он дни уже был готов считать, считая дни до срока его возвращения! Увы, этих дней было еще видимо-невидимо: Олег Иванович собирался назад никак не раньше, чем через два месяца.
- У меня, собственно, вот какое дело. – Яша волновался, и это немного сбивало Николку с толку. Он привык, что молодой человек обычно скуп на слова, деловит и вечно куда-нибудь торопится. А сейчас…. он нервно теребил в руках старую гимназическую фуражку и явно не знал, с чего начать разговор.
- Да вы не волнуйтесь вы, Яков. Присядьте вот, и рассказывайте, в чем дело.
Яша с готовностью присел на скамеечку. Он застал гимназиста посреди двора – время было к обеду, и мальчик маялся от безделья; жаркие летние денечки были не в радость Николке.
- Скажите мне, пан гимназист… - Яша замялся, - не случалось ли вам в последние дни замечать чего-то необычного?
Николка был изрядно озадачен: - Чего же необычного? У нас все, слава Богу… то есть, ничего такого не было. А вы зачем спрашиваете, можно узнать?
- Да так, пан Нико́л, есть одно подозрение, - ответил Яша. – Вот, скажем , не приходилось вам в последние дни видеть возле дома каких-нибудь подозрительных людей? Или, может, дворник ваш замечал что-то такое? Я-то его расспросил – говорит,ничего не видел. Но, может, с вами он будет откровеннее?
Николка встревожился. – Какие еще «подозрительные»? Нет, если бы Фомич что-то такое заметил, он бы дяде непременно сказал, да и квартальному тоже. В чем дело, Яков? Что случилось? Что за люди тут должны объявиться? Воры? Бандиты? Отвечайте, наконец!
- Видите ли, пан Нико́л, - вздохнул Яша. Ужасно не хотелось посвящать Николку в детали, но, видимо, ничего больше не оставалось: – Пан Семенов, когда уезжал, дал мне одно деликатное поручение…
Рассказ Яши длился долго, почти полчаса. Николка то и дело перебивал его, задавал вопросы – а юный сыщик сердился на нетерпение собеседника, сбивался с мысли и по нескольку раз повторяя одно и то же. Вкратце, его рассказ сводилась к следующему: исполняя поручение Олега Ивановича, Яков достаточно быстро установил личность загадочного профессора, обитавшего в квартире Овчинниковых. Николка сразу сообразил, что отец Ивана решил таким образом навести справки о возможном авторе пергамента; мальчик даже чуть-чуть не проговорился о четках, но вовремя прикусил язык. Яша, в свою очередь, взял на заметку нечаянную оговорку мальчика, но от расспросов воздержался: имелись вещи и поважнее.
Личность таинственного квартиранта Яков установил сравнительно просто - пропойца-письмоводитель из околотка, получив шкалик «казенки», на следующий день выдаk начинающему сыщику подробнейшую справку о господине, снимавшем 3 года назад квартиру в нынешнем доме господина Овчинникова.Звали его Вильгельм Евграфович Евсеина; он и правда числился доцентом Московского Императорского Университета. Три с половиной года назад сей ученый муж вернулся из длительной заграничной поездки (как многословно выразился письмоводитель – «по неотложным обстоятельствам, имеющим касательство к занятиям оного господина Евсеин наукой, попечением казенного учреждения». Тогда-то доцент и снял квартиру на Гороховской – при том, что вообще-то, проживал в собственном доме, в Замоскворечье. Мало того – ровно через месяц после того, как ученый муж въехал в свое новое жилище, он бесследно исчез! Далее – подтверждалось то, что Николка с Ваней и так знали из рассказов дворника : пропавшего жильца ожидали полгода, на которые было оплачена съемная квартира, а потом ждать перестали, благо, никто на Гороховской доцента не знал. Небогатый скарб вывезли в амбар при околотке, где он и пылился почти год. Позже имущество пропавшего доцента было переправлено в его собственное жилище, и сейчас проходило по делу о наследстве: у пропавшего ученого нашлись родственники, пожелавшие вступить во владение бесхозным имуществом.
На этом расследование вполне могло застопориться. Но зря старый Ройзман, да и многие его деловые знакомые, высоко ценили таланты Яши! Молодой человек стоптал ноги, извел не меньше половины оставленной Олегом Ивановичем весьма солидной суммы – но вышел-таки на след пропавшего ученого! Для этого пришлось собрать уйму сведений о любых коллизиях, пришедшихся на время исчезновения доцента по всей Первопрестольной И в итоге, Яше удалось то, чего не сумел (а, может, и не захотел) сделать полицейский дознаватель. Примерно в нужное время, в меблированных комнатах близ Цветного бульвара, в двух шагах от Малого Колосова переулка – места, носящего крайне дурную репутацию - имело место неприятное происшествие. Посреди ночи, на крики прислуги при меблирашках, прибежал околоточный – и застал в одном из «нумеров» прилично одетого лет господина, а с ним другого, валявшегося к моменту прихода служителя порядка на полу, с головой, проломленной каминной кочергой. Дело, казалось, и яйца выеденного не стоило – преступник взят на месте злодеяния, жертва налицо, орудие – та самая кочерга – прилагается. Но – не тут-то было. Супостат, оказавшийся иностранцем, бельгийским подданным, немедленно потребовал консула, который и был по такому случаю истребован в Сретенскую часть. Кстати - , оказалось, что жертва преступления жива; но об этом речь еще будет.
Дождавшись бельгийского дипломатического чиновника, сухаревский пристав, Ларрепанд, хорошо известный в Москве умением ловко вывернуться из любой несообразности, задержанного отпустил. В протоколе осталось описание события: якобы, бельгиец, снимая в меблированных комнатах номер на время случаю своего визита в Москву по делам науки, назначил в них встречу некоему господину – тот, якобы, откликнулся на данное в газете объявление. Со слов самого бельгийца было записано, что тот дал объявление о покупке некоего «экспоната из частной коллекции», который и принес ему пострадавший. Но после свершения сделки, на гостя, прямо в коридоре меблированных комнат, напало некое третье лицо –злодей, видимо, выследил жертву и попытался завладеть вырученyыми деньгами. Бельгиец спугнул грабителя и перетащил пострадавшего в свои апартаменты – где и был застигнут бдительным полицейским чином, явившимся на заполошные крики прислуги.
История была шита белыми нитками – но у Ларрепанда сходило и не такое. Напрасно Яков пытался доискаться, что за «экспонат» был приобретен бельгийцем, а так же в какой такой газете иностранец давал объявление – ни следа этого объявления не нашлось, хотя Яша старательно перевернул все подшивки московских газет за предыдущие две недели. Сам бельгuиец (кстати, звали его Ренье Ван дер Стрейкер, приезжий из города Брюсселя), спешно покинул Москву, и дальше следы его терялись; но сейчас Яше куда интереснее была жертва преступления. Пострадавший, внесенный в полицейский протокол как «неустановленная личность неизвестного сословия, места жительства и рода занятий», оказался тем самым доцентом Вильгельмом Евграфовичем Евсеиным, который и пропал из дома на Гороховской. К протоколу прилагался лист, подписанный околоточным доктором – согласно заключению сего эскулапа, пострадавший, лишившийся вследствие удара по голове, памяти, был передан на попечение «неких лиц, пожелавших «оказать ему вспомоществование». О том, что это были за лица, в полицейском деле не было ни слова. Яша сам рассмотрел прошитые бечевкой странички протоколов – это обошлось ему в пять рублей серебром, но зато дало номер бляхи извозчика, увозившего жертву преступления и загадочных благотворителей из околотка.
Дальше было совсем просто. Три дня понадобилось Яше, чтобы отыскать извозчика; несмотря на то, что прошло больше трех лет, тот припомнил обстоятельства этой поездки. В итоге, в кармане у Яши оказался адрес небольшой частной клиники; заведение это к широкой известности не стремилось. Держал его венский профессор психиатрии Йозеф Кацнельбоген, специализировавшийся на пациентах с необратимыми психическими расстройствами, переданными на попечение венского эскулапа богатыми родственниками. Таковых в клинике содержалось до десяти душ, и Яша был совершенно уверен, что одним из постояльцев заведения является несчастный доцент Овсяниин. Действительно ли он потерял память, или запись эта была сделана околоточным доктором за мзду, полученную от загадочных «благотворителей», Яша не знал, однако он совершенно точно выяснил: Овсянин, как и остальные пациенты доктора Кацнельбогена содержатся в очень хороших условиях, а содержание обеспамятевшего доцента регулярно оплачивается. А вот кто именно вносит плату (и, притом, весьма немалую!) узнать пока не удалось.
Яков надеялся прояснить все обстоятельства во время визита в клинику – он даже придумал себе подходящую легенду! – но, не тут-то было…

+4

829

- И что же? – в который раз уже прервал собеседника Николка. –в вас, значит,  стреляли?
Яша поморщился. – Бог миловал, пан Никол. Я, как увидел у первого револьвер, так сразу сообразил, что дело плохо – и свернул на Самотеку, а там в это время дня народу… , Они - за мной , но оружие убрали. Потому как – что ж они, дурные, посреди бела дня,  по Москве с револьвером бегать? Это ж до первого дворника - враз сгрябчили бы голубчиков. Так что они бежали за мной по Самотеке, а там я от них оторвался. Я те места хорошо знаю – ушел проходными дворами, только меня и видели. Потом покружил немного по переулкам, чтобы убедиться, что никто за мное не топчет -  и к дяде, на Никольскую.
- Так кто же это был? Я так и не понял, - в который раз уже переспросил гимназист. – Чтобы сторожа при частной лечебнице – и с револьверами? И потом,  вы же не сделали ничего дурного, только спросили?
- Так то-то ж и оно! – кивнул Яша. – Даже и спросить-то толком не успел – швейцар, который мне дверь открыл, скривился, будто лимон куснул, велел подождать и пошел  куда-то – а сам, вижу, рожи мне корчит  и глазами, эдак, грозно вращает. А двое типов, что сидели в швейцарской, - здоровые такие, и одеты прилично, при тросточках – дождались, когда швейцар выйдет, и кинулись на меня. И ведь, молча -  даже имени не спросили!  Спасибо швейцару – как он принялся мне знаки подавать, так я сразу насторожился и бочком-бочком,  к окну. Оно как раз открыто было по случаю жары – вот я в окно и нырнул, рыбкой; покатился по мостовой, вскочил и давай Бог ноги!
Так это четыре  дня назад было? -  уточнил Николка. -  А что же вы в участок не пошли? Они ж на вас напали!
Яков поморщился.  - Ну что вы, пан гимназист, какой еще участок… меня же там перво-наперво спросят : «что это тебе, мил человек,  в лечебнице понадобилось»? А Олег Иванович просил насчет доцента  разузнать по-тихому. Так что -  нет, полицию вмешивать не стоит.
-Но ведь опасно! – взволнованый Николка не мог понять, как можно отказаться от помощи полиции.  - Они же могут убить вас, Яков! Двое, бандиты, да еще и с револьверами…  как вам дальше быть?
Яша усмехнулся. – Да какие они бандиты, пан Нико́л! Так, холуи. Я ведь, когда отсиделся немного, снова к той лечебнице пришел – только на этот раз уж по-тихому. И проследил за этими типами, которые с револьверами.  Оказалось, оба служат при торговом доме британского подданного Веллинга. У него  на Кузнецком   торговля модными тканями. Так  у этого Веллинга два дня назад остановился какой-то приезжий иностранец. Я мальчишек окрестных расспросил, а потом и сам его увидел –  голову даю на отсечение, это и есть тот самый бельгиец, что после дела с Овсяниным из Москвы сбежал! Описаниие из политцейского протокола один-в один совпадает, и особо – шрам такой здоровенный, поперек правой брови. Это точно тот самыйван Стрейкер и есть – помните,я  вам говорил о нем?  Я сам видел, как этот бельгиец  типов из клиники допрашивал. Те, даром что здоровенные, стояли перед ним, понурившись – а ван Стрейкер  хлясь одного в зубы со всего замаху! А тип только утерлся, да и пошел себе с битой харей. Но, только он не просто так пошел – я за этой парочкой потом день таскался. Они, пан гимназист, сюда нацелились, на Гороховскую, точно вам говорю! Я ж это про них спрашивал – ну насчет кого подозрительного! Непременно этот бельгиец что-то об Овсянине знает; и недаром Олег Иванович насчет доцента пропащего  так интересуется. Что-то тут нечисто - этот бельгийский прохвост теперь ваш дом в покое нипочем не оставит. Я, когда шел сюда, заметил какого-то подозрительного типа. Нет, не из холуев Веллинговских – но мало ли в Москве проходимцев? Наняли кого-нибудь за полтинник, за домом следить, а сами ждут где-нибудь в укромном местечке. Так что вы, пан Нико́л, были бы теперь поосторожнее…

+2

830

Ромей написал(а):

Звали его Вильгельм Евграфович Евсеина; он и правда числился доцентом Московского Императорского Университета.

Ромей написал(а):

однако он совершенно точно выяснил: Овсянин, как и остальные пациенты доктора Кацнельбогена

Так доцент Евсеин (уж точно не ЕвсеиНА!) или Овсянин?!

0


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Коптский крест