Продолжаю 4-ю главу "египетского манускрипта"

Помнится, когда морское путешествие только начиналось, я изнывал от нетерпения – так хотелось оказаться на борту парохода и вкусить колорита морских путешествий в стили «Детей капитана Гранта». Его, надо признать, хватало – уже на третий день я , с разрешения одного из помощников капитана, взобрался на марс (так называется здоровенная решетчатая площадка посредине мачты). Отец, узрев это, скакал по палубе, грозно орал и грозил карами; помощник добродушно похохатывал, и втолковывал ему, что: «ничего, пуцай малцик порезвится, ему от этого польза будет». Экипаж судна – вообще отдельная сага: сплошь греки, уроженцы Одессы: смуглые, бородатые, неизменно веселые, они приводили отца в восторг своим неповторимым говором. Он то и дело поминал «Гамбринус», рассказы Бунина (каюсь, не читал) и все порывался заставить меня сфотографировать его с мореходами; таких кадров я нащелкал несчетное число. В итоге, разрешение сидеть на марсе было получено (при условии хорошей погоды и слабой качки), и теперь я проводил там долгие часы. Наверх не долетали кухонные и прочие запахи, распространяемые толпой паломников, не были слышны их визгливые молитвы и причитания. К концу второго дня я карабкался по вантам (это такие веревочные лестницы по бокам мачт) как заправский морской волк и взлетал на решетчатые площадки марсов чуть ли не быстрее привычных к этому греков.
Матросы, посменно дежурившие здесь, не верхотуре, быстро привыкли ко мне, хлопали по плечу, перечисляли названия корабельных снастей и угощали каменной твердости солеными галетами; я в ответку делился с ними леденцами «Холлс», изрядный запас которых прихватил с собой в путешествие.
Я даже обнаглел настолько, что пристраивался тут, на полпути между небом и палубой, с планшетом - и находил неизменное удовольствие в том, чтобы, сидя тут, «листать» до дыр, кажется, уже зачитанные книги о путешествиях. В кои-то веки я добрался и до «Моби Дика», который отец давно и безуспешно пытался мне подсунуть. Там, в Москве я не смог одолеть больше десятка страниц; здесь же книга пошла «на ура» и я часами валялся на решетчатом настиле и глотал страницу за страницей. Я впервые оценил слова отца о том, что некоторые книги непременно надо читать на бумаге: как же я жалел, что бессмертное творение Мелвилла досталось мне в электронном виде!
Кстати, о бумаге. Отец верен себе: каждый день, точнее вечер, он садится за крошечный столик в нашей каюте и начинает писать в большую клеенчатую тетрадь, приобретенную для этой цели еще в Одессе. Он с самого начала заявил, что намерен, на предмет полнейшего вживания в образ, вести путевые заметки в стиле 19-го века; и теперь старательно пытается выполнять этот зарок. Почерк у отца ужасный; отчаявшись разобрать что-то на первой странице, я предложил условно считать тетрадкой прихваченный с собой «МакЭйр» и вести заметки в «Ворде», но отец с негодованием отверг это рацпредложение. Ну ничего, посмотрим, надолго ли его хватит.
Так я и просидел всю дорогу на марсе – иногда, правда, разнообразия ради, совершая вылазки на мостик и машинное отделение. Пассажиров туда пускали неохотно, но для меня и тут сделали исключение. Машинное отделение меня поразило – титаническое скольжение массивных механизмов, зеркальный блеск отполированной работой стали, облитые зеленым маслом шатуны, свист пара, мельтешение вертушек регуляторов, адские отсветы в кочегарке… Стимпанк – да и только! Все же большие машины имеют свою, особую магию, которая не сравнится ни с чем иным, не столь фундаментальным…
Но – все хорошее когда-нибудь кончается; подошло к концу и наше морское путешествие. Позади остались заход в Стамбул, дождливое марево Архипелага, пальба по ящикам, любезно предоставленным нам боцманом (я все плечо отбил, пытаясь приспособиться к отдаче лупары), и долгое плаванье вдоль малоазиатского берега.
К Триполи пароход подошел утром; паломники, путешествовавшие в трюме, еще с ночи принялись вытаскивать наверх свои узлы и котомки. Палубная публика тоже закопошилась, выбираясь из-под одеял и кое-как перекусывая.Мы с отцом выбрались на мостик когда было еще темно – и поймали удивительный момент, когда темные силуэты Ливана на горизонте осветились первыми солнечными лучами.
Я, конечно, знал, что местные горы кое-где покрыты снегом, но, увидев, зарозовевшие в утреннем солнце сияющие вершины, тоже замер в восхищении. По палубе прокатился гул; паломники тот тут, то там опускались на колени и принимались петь гимны. Один из них все суетился, перебегал от одной группки богомольцев к другой и повторял толпившимся у борта:
— Смотрите. смотрите. ведь это Ливанския горы!
Многие из русских первый раз в жизни увидели горы с снежными вершинами и потому удивлялись сильнее других; даже купцы, стоявшие с нами на мостике верить не хотели, что это может быть снег. Но когда отец извлек бинокль и соседи наши рассмотрели на тёмном кряже снежные полосы, — изумлению и восхищению не было конца. Многие благоговейно обнажали головы и крестились.
К семи утра пароход вошел на рейд . Не успели застопорить машины, как нас окружили арабские лодчонки; матросы и офицеры орали с борта, предостерегая лодочников, но это не оказало ровно никакого действия. Сирийцы демонстрировали поразительную ловкость - на волнении, на быстром ходу фелюк, эти камикадзе перепрыгивали с одной на другую, чудом сохраняя равновесие. Ору и гаму было – хоть святых выноси. Иные вскарабкались по борту парохода на палубу и стали предлагать паломникам свои услуги - перевести их в Эль-Мину, в порт Триполи.

Вот ведь.. никогда бы не подумал, что так трудно написать пристойную аннотацию на свою же книгу.....     

Из путевых записок О.И. Семенова.
Два дня в дороге вымотали нас  совершенно. Убийственная жара, непроницаемая завеса пыли, стоящая над караваном паломников, псалмы, толчея на всякой остановке. А уж ослы! Казалось бы, более зловредных созданий в мире не сыскать. Ослов мы наняли  еще в самом Триполи, когда караван в Маалюлю только готовился к отправлению. Основная масса  паломников собиралась идти  пешком; для поклажи в складчину нанимали тарантасы на огромных колесах, запряженные ослами. Кто побогаче, нанимал ослов езды. Скорости такой способ передвижения не прибавлял; однако ж давал  возможность двигаться в некотором отдалении от основной группы, раньше их прибывать к удобным местам для стоянок и, отдохнув, трогаться в путь, когда пешие паломники только-только подтягивались к месту вожделенного привала. Вместе с ослом здесь принято было брать проводника-мукари; обыкновенно это оказывался молодой человек, лет 20-ти из местных арабов. Все мукари состояли, кажется, в родстве друг с другом. Любой из них знал с десяток слов по русски;  всякого русского мужчину они называют Иван, женщину – Марией. Ваня поначалу дергался, когда любой встречный араб обращался к нему по имени, но быстро привык и перестал обращать на это внимание.
Ослов решили нанимать еще братья-купцы, а так же несколько состоятельных паломников-старообрядцев.  Узнав об этом, арабы пригнали множество ослов. Все они были очень мелки, сильно потёрты по бокам, с кровавыми подтёками на шее. Я выбрал пару животных пободрее с виду, с более-менее  сносной сбруей из верёвок. Арабы кругом кричали, перебивая друг друга, пытались что-то непонятно втолковать. 
Паломники, из самых робких, взгромождались для этого на камень; Ваня, узрев сию картину, тут же иронично хмыкнул:  «сажальный камень » и ловко вскочил на своего осла. Забрался в седло и я сам;  не успел ещё оправиться в седле, как осел  рванулся в сторону и бросился бежать со всех ног. Я едва-едва удержался; арабы же бежали сзади и кричали:  «хорош! хорош!..» Оказывается, осла нарочно кольнули, шилом сзади, чтобы он проявил такую прыть.
Шило заменяло местным наездникам  и шпоры, и стэк и прочие премудрости верховой езды; оттого и шеи животных были в  кровавых потеках – следы бесчисленных уколов шилом. Попытки обращаться с ослом, как с нормальной лошадью к результату не привели. Злобная скотина то и дело норовила встать посреди пыльной дороги, а на всякие попытки стронуть ее с места, принималась хрипло орать. Пришлось, скрепя сердце, прибегать к шилу – вот этот язык серые скоты понимали.
Кое-кто из «верховых» паломников решился обзавестись бедуинским платьем  удивительно простого покроя.  Верхний плащ, или,  по-арабски,  аба - это две прямоугольные полки, пришитые к квадратному куску полосатой материи с боков и сверху. Ни рукавов, ни воротника, ни карманов, ни петель, ни пуговиц. Только в верхних углах плаща не дошито, чтобы в оставленные отверстия можно было просунуть руки. Штаны тоже своеобразного покроя. Сшивают два прямоугольных куска бумажной материи с боков и снизу, так что получается мешок, не глубокий, но очень широкий. Внизу по углам оставлены недошитые места для ног, а верхний край мешка стягивается шнуром около талии. Головной убор, или куфия, опять-таки представляет простой квадратный платок, стянутый вокруг головы шерстяным жгутом. Только кумбаз, род халата или подрясника, кроится несколько в талию, с рукавами, с карманами и на подкладке. Кумбаз стягивается пёстрым кушаком. На ноги обувают обычно красные сафьянные туфли, с выступающей по краям подошвой, для защиты ног от каменистой почвы. Мы попробовали надеть туфли – и признали, что для путешествия по местным дорогам это удивительно удобная обувь.

Всю нашу немалую поклажу сложили в отдельный тарантас; цепочка этих неуклюжих экипажей следовала теперь за ослиной кавалькадой, так что мы во всякое время могли не терять свое имущество из виду. Нелишняя предосторожность: если назойливость местных арабов и уступает какому-то иному их качеству, то разве что вороватости.
К  концу подошел второй день изнурительного путешествия с караваном паломников. Мы с десятком спутников уже заняли пару хибар, выглядевших наименее жалкими, и устроились на ночлег; голова же процессии  пеших паломников только-только втягивалась в селение. Не желая оказаться в вечерней суете богомольцев, мы с Иваном решились прогуляться по окрестностям; двое из наших спутников-старообрядцев вызвались составить нам компанию. Каково же было наше удивление, когда за холмиком, на окраине селения обнаружились  две палатки с английским флагом. В стороне стояло несколько прекрасных лошадей и мулов. Около них суетливо хлопотали арабы. Два высоких англичанина с сигарами в зубах вышли из палатки; заметив подходящий караван, на минуту скрылись в неё и снова вышли с фотографическим аппаратом.
Мы подошли к ним и  заговорили. Англичане, услышав английскую речь, поначалу смотрели на нас несколько недоумённо, но, стоило нам представиться американцами, живущими в России, как лёд отчуждения был сломан. Англичане оказались туристами: они передвигались  большой кавалькадой, на  прекрасных лошадях, в сопровождении почтенной дамы  в маленькой каретке на носилках, напоминающей китайский паланкин. Но разница та, что носилки несли не люди, а два мула впереди и позади каретки. Господа просвещённые мореплаватели  путешествовали с комфортом и независимостью, составлявшими разительный контраст с караваном паломников. Как оказалось, они странствовали  от самого Иерусалима; организатором тура выступала контора  всесветного «Кука», в которой можно получить  все удобства для путешествий по Сирии. Однако ж, это было доступно только для богатых людей. Услышав об этом, мы с Ваней переглянулись – вот что значит неосведомленность! Узнай мы об этом в Москве, то уж, конечно, постарались бы отыскать представительство компании «Кук» и прибегнуть к их услугам. Но теперь уж было поздно – в здешней, сиирийской глуши туристического агента было не сыскать. Однако – опыт англичан следовало творчески переосмыслить.
А за спиной у нас бурчали  паломники-старообрядцы:
— Это из какого же народа они будут? — спрашивает один другого.
— Англичане, вот те, что с бурами все время воюют . 
— Так чего же эти гуляют, когда у них война?
— Да, ведь, они сами не воюют: у них войско наёмное. Богатый народ! Денежки чего не сделают: вот они тут, видишь, как путешествуют, а в Африке за них сражается всякий пришлый люд. Мечтают весь мир завоевать через свои богатства.
— Кая польза человеку, «аще приобрящет мир весь, и отщетит душу свою»? — с укором произнёс собеседник. Второй старообрядец ничего на это не сказал;  видимо, вопрос был риторическим.

Отредактировано Ромей (01-06-2014 11:15:21)