Дело обстояло так. В прибрежных городах и селениях, причем, что в Сирии, что в Ливане, развернули бурную деятельность некие невнятные личности. Они искали паломников из России - отца и сына. Приводилось довольно подробное описание искомых: под него, впрочем, могла попасть половина мужчин и подростков соответствующего возраста. Однако, приводимые детали - «владеют английским языком, располагают значительными средствами, могут путешествовать как по русским, так и по североамериканским паспортам» - недвусмысленно указывали на нас с отцом.
И знаете, что самое интересное? Агенты нашего неизвестного недоброжелателя распространяли слухи, что разыскиваемые - на самом деле тайные агенты русского Генштаба, русские шпионы, засланные на Ближний Восток для сбора военных сведений. Результат не замедлил сказаться - в Триполи к поискам уже подключилась местная полиция, и в ближайшее время сведения о мнимых шпиёнах могли дойти и до Дамаска. А это - вилы; возвращаться мы собирались именно этим путем…
Впрочем, не все было так безнадёжно. Неведомые шпики были крайне убедительны - кроме турецкой полиции им поверили и те, кто собирал сведения для православных церковных иерархов. Так что, наша собеседница, преподобная мать Апраксия, настоятельница монастыря святой великомученицы Фёклы, ни на секунду не сомневалась, что в нашем лице перед ней сидят  два русских шпиона. Реакция матушки оказалась двоякой:  с одной стороны она недвусмысленно дала понять, что ждет-не дождется,  когда мы уберемся на все четыре стороны - ей здесь жить, а  ссориться с турецкими властями монахиням  не было никакого резона. А с другой стороны она столь же недвусмысленно намекнула, что поможет нам всем, что только будет в ее силах. Я, правда, не понял, что, в итоге, стоит за готовностью помочь - искреннее желание оказать содействие православной Империи, или желание сбагрить поскорее опасных визитёров. Однако - факт оставался фактом; матушка Апраксия предложила нам маршрут для отступления, причем настолько бредовый, что мы немедленно согласились: раз нам это не пришло в голову, то уж нашим преследователям и подавно до такого не додуматься.
До Маалюди до Триполи  немногим более ста километров. По дороге сюда мы преодолели их за неполные четыре дня;  нас, правда, поначалу здорово тормозили паломники. До Бейрута - примерно столько же. И там и там можно было без помех сесть на пароход, идущий если не в Россию, то хотя бы в Грецию, а уже оттуда, так или иначе, добраться до родных осин. Но беда в том, что во всех городах Леванта нас нехорошо ждут. Вот мать Апраксия и предложила нам направиться не на север, в Триполи, и не на запад, в Палестину, а в противоположную сторону - на восток, к Евфрату. Древний караванный тракт вел через большое селение Пальмиру, и далее, к городку Дейр-эз-Зор, перевалочному пункту на пути на юг, в Ирак, к Персидскому заливу. До Дейр-эз-Зора было ровным счетом 430 километров - правда, по картам 21-го века, которые давали расстояния по автомобильным шоссе. Впрочем, мы не без оснований подозревали, что здешние шоссе так или иначе будут повторять маршруты древних караванных троп - или не слишком сильно от них отклонятся.
В Дейр-эз-Зоре предстояло продать лошадей и пересесть на лодки -  около 600-от километров вниз по библейскому Евфрату, до Эль-Фалуджи. Там надо было снова ступить на сухой путь и преодолеть еще полсотни кэмэ до Багдада и там отдаться на волю другой великой реки древней Вавилонии - Тигра. По ней, правда, имелось более цивилизованное сообщение - до Басры ходили пароходы турецкой и английской судоходных компаний, так что последние пол-тысячи километров можно было миновать дня за три в относительном комфорте.
В конце этого непростого пути нас ждала Басра - один  из главных портовых городов Персидского залива. Из Басры в Суэц регулярно бегали пароходы - это была остановка на одной из самых древних морских дорог мира, приобретшая с открытием Суэцкого канала новую жизнь. 
Всего этот маршрут - через Ирак, вокруг Аравии и через Суэцкий канал, в Александрию, - должен был занять без малого месяц. Кроме того, у нас сохранялась некоторая свобода маневра - если бы неведомый враг сумел бы сесть нам на хвост, оставалась возможность отправиться из Басры не на запад, в Суэц, а на восток,  в Персию или Индию - а там у турецких агентов были руки коротки. Впрочем, подобного решения лучше было избежать - нам и так предстояло вернуться на месяц позже намеченного срока,  и мало ли что могло произойти в Москве за это время?
Оставались, что называется,  «трудности практической реализации» - даже прогулка, которой выглядела, по сравнению с предстоящим странствием, наша поездка из Триполи в Маалюлю, далась нам нелегко. А тут предстояло преодолеть больше полутора тысяч километров по сирийским плоскогорьям и рекам, миновать несколько крупных и неизвестное количество мелких селений. Короче - нам срочно нужен был помощник, слуга, проводник - называйте как хотите, суть от этого не изменится.

- Барин, побережитесь! Ну, проклятая….
Голос Антипа вывел Олега Ивановича из задумчивости. Отставной лейб-улан держался  по левую руку от него - его серая кобыла играла, мотала головой, и порываясь вырвать повод из рук седока. Тот, нахмурившись, стеганул проказницу по ушам витой арабской плеткой. Кобыла намек поняла и пошла спокойно; впрочем она то и дело норовила то сорваться с шага на рысь, то вывернуть шею голову и цапнуть зазевавшегося всадника за колено. И получала в очередной раз по носу - Антип, закончивший службу помощником полкового берейтора, понимал эти штучки насквозь.
-Молодая, ишшо, не выездили как следовает… - буркнул Антип.   - Порядку не знает. Нам бы тебя в манеж, да на недельку….
Олег Иванович покосился на соседа. Антип Броскин, рядовой 2-го лейб-уланского Курляндского Его Величества полка (с 82-го года лейб-драгунского) знал о лошадях, кажется, все - такой человек оказался для их маленького отряда сущей находкой. Ваня, еще в Маалюле присматривавшийся к солдату,  оказался совершенно прав:  Антипа и правда тяготила гражданская жизнь, которую он принужден был вести после выхода со службы. Да он бы нипочем и не оставил армии - благо, ротмистр граф Крейц, сын старого, еще с 60-х годов, полкового начальника Петра Киприановича Крейца, обещал порадеть о подчиненном.  Ротмистр переводился в армейскую кавалерию с повышением в чине и обещал любимчику лычки унтер-офицера и завидную должность полкового берейтора. Однако ж, отец ротмистра, старый граф Крейг умер, и офицер, чьи дела пришли в окончательные расстройство после разорительного иска по наследству, принужден был вовсе оставить военную службу. И этот грустный факт поставил крест на карьерных амбициях Антипа. Поваландавшись года два на гражданке и претерпев обидное фиаско в коммерческих начинаниях, Антип пристал к троюродной сестре, которая, вместе со своей рязанской кумой, отправилась в паломничество Святым Местам. Так и оказался он в Маалюле,  где и познакомился с Олегом Ивановичем. Тот быстро оценил таланты бывшего улано-драгуна: Маалюлю Антип покинул в роли проводника, конюха и слуги джентльмена - «с хозяйской кормежкой, одёжей и жалованием серебряной деньгой» , как  он сам выразился.  С появлением бравого лейбгвардионца, у путешественников сами собой исчезли все проблемы с лошадьми - как с верховыми, так и с вьючными. Последних, к слову сказать, было теперь две; Антип сам ходил выбирать их на базар, прикупив заодно, кобылу и для себя. Большая часть багажа путешественников уместилась во вьюки; остальное, уложенное в два кофра, матушка-настоятельница обещала переслать с письмом Олега Ивановича в Триполи, в контору Русского Палестинского общества - для отправки в Одессу. Вместе с тем письмом ушло и другое - с просьбой отправить пришедшую на его имя почту (буде таковое случится) русскому консулу в Александрию.
Кроме лошади, новый слуга придирчиво выбирал для маленького отряда и амуницию. Антип цельный день провозился с седлами, потниками, подпругами - бог знает, как еще называется все жто ременное хозяйство, - и заставил сменить половину снаряжения. С тех пор он без устали поучал и барина (так он упорно, несмотря на все возражения, величал Олега Ивановича) и барчука, как надо обращаться со всем этими непростым хозяйством, заодно и давая массу практических советов по части верховой езды. Результат не замедлил сказаться - уже через два дня пути отец с сыном изрядно улучшили свои кавалерийские навыки, а  так же  а попривыкли к манере выражаться своего нового спутника. Антип поливал лошадей самой чёрной бранью; доставалось, порой и нерадивым ученикам. Барин, конечно, барином, но раз уж Олегу Ивановичу не пришлось служить в кавалерии, та Антип считал себя в полном праве  обходился с нанимателем несколько покровительственно, а порой даже и снисходительно.
Памятный разговор с матушкой настоятельницей не свелся лишь к советам  насчет изменения маршрута. Оказалось, что мать Апраксия, не только  была прекрасно осведомлена о намерениях путешественников, но и приготовила им изрядный сюрприз. Дело касалось, разумеется, того самого манускрипта, ради которого Олег Иванович с Ваней и явились в Сирию. Настоятельница поведала гостям историю документа. Оказалось, что написан он не так уж и давно - по здешним меркам, разумеется.: что за давность,  какие-то 250 лет? Чепуха, вчерашний день…
Так вот. Манускрипт был составлен и передан на хранение монастырю неким египетским ученым, который, еще в начале 17-го века посетил Маалюлю и провел здесь целых 15 лет, обшаривая пядь за пядью склоны ущелья - того самого, возникновение которого приписывалось силе молитвы святой Фёклы. Усилия египтянина не пропали даром - он наше давным-давно засыпанную обвалом пещеру, мало того - сумел проникнуть внутрь. Пещеры в здешних горах не редкость; горные склоны близ Маалюли источены ими как швейцарский сыр - дырками. Однако ж египтянину, видимо, открылось нечто особенное, поскольку с того самого дня он заперся в любезно отведенной ему для ученых келье и не выходил оттуда три года кряду. А когда вышел -  вручил монахиням этот самый, собственноручно им написанный  манускрипт. А сам, собравшись, отбыл на родину, в Александрию. С собой он увез копию своего труда  и загадочный ковчежец то ли из камня, то ли из кости, скрывавший найденное в пещере…
Конечно же, манускрипт в монастыре прочитали. Египтянин писал на классическом коптском языке, так что проблем с переводом не возникло. Но смысл текста оставался темен, так что тогдашняя  мать-настоятельница на всякий случай решила включить документ в число монастырских рукописей, подлежащих хранению в крипте. Так творение египетского книжника попало под действие строгого монастырского устава, и не запрещающего, вроде, доступа  посторонним к этому документу, но крайне затрудняющего любые попытки докопаться до енго смысла. Согласно записям в монастырских ведомостях, за все 250 лет к рукописи проявили интерес всего три человека. Последним из них был некий приват-доцент Московского Императорского университета; предыдущий же случай датировался аж 1783 годом. Интерес к манускрипту проявил тогда некий итальянец, чьего имен история не сохранила - известно было лишь, что был он из города Верона и, покинув монастырь, отправился дальше на восток, в Персию.
Так вот, о египтянине. До монастыря дошли слухи, что тот, успешно добравшись до Александрии, стал хранителем библиотеки какого-то халифа, и пробыл в этом качестве без малого 30 лет - немало, если учесть, что к моменту отъезда из Маалюли ученому было никак не меньше семидесяти. Следы его не затерялись - библиотека того халифа с полном составе перешла во владение Ибрагима-паши, деда нынешнего египетского хедива, Тауфик-паши. Где и пребывала до сих пор - вместе с обширной коллекцией диковин, собранных ученым-египтянином за долгие годы научных изысканий.
Так что ковчег, найденный некогда в Маалюле, до сих пор хранился в собраниях египетского хедива - на этот счет у матери Апраксии были самые точные сведения. Монахини монастыря святой Фёкллы ни на миг не упускали загадочный артефакт ихз виду - хотя и не сделали за все эти годы ни единой попытки заполучить его. Объяснить этот факт настоятельница отказалась,  как отказалась и поделиться сделанным в монастыре  переводом документа. Олег Иванович так и не понял, зачем ему поведали всю эту историю - предстояло еще разбираться и разбираться….
А пока - под копыта маленького отряда стелилась сухая сирийская земля. Заботами Антипа они легко делали в день по 50-ти верст, не надрывая силы лошадей; до Дейр-эз-зора оставалось каких-нибудь два дня пути, и Олег Иванович с удовольствием понимал, что наконец-то вошел во вкус путешествия. Ваня ловко сидел в седле (что не мешало Антипу недовольно бурчать насчет собаки на заборе), а вечером, на бивАке (тоже словечко отставного кавалериста) брал у того уроки с саблей. Не владея вовсе искусством фехтования, Антип умел чрезвычайно ловко крутить клинком всякие замысловатые кубреты. Он, правда, ругался на арабские сабли за негодный баланс (за неимением других, Олег Иванович расщедрился и выдал сыну и Антипу два из закупленных драгоценных дамасских клинков),  но это не мешало ему всякий раз плести вокруг себя мерцающую паутину стремительно крутящейся стали. Ваня смотрел, завидовал и пытался подражать - Олег Иванович всерьез опасался, как бы тот не отрубил себе невзначай ухо, а бывший улан знай, посмеивался ба успокаивал: «Пущай барчук навострится, глядишь, и пригодится когда….»

Отредактировано Ромей (28-07-2014 18:20:20)

И опять спасибо