**********************************************
Корф и Роман растворились в потоке людей, торопящихся к выходу из парка, а Каретников еще долго смотрел им вслед. Да, день задал задачку имя ей было - барон. Конечно, коллеги-реконструкторы не обращали ни малейшего внимания на оговорки великолепного лейб-кирасира, на постоянные мелкие запинки, тут же маскируемые словесным мусором и ничего не значащими фразочками вроде… «да, вы знаете, батенька…»; но доктор-то внимательно присматривался к странному новичку и прекрасно уловил, что Корф раз за разом сбивался и замолкал, когда его спрашивали, например, в каком клубе он состоит, или на каких фестивалях уже успел побывать. А уж прокол, когда кто-то из «сумцов» поинтересовался, во что обошлись барону его великолепный мундир и амуниция! Корф охотно ответил, назвав немыслимо ничтожную сумму в три тысячи рублей- и принялся многословно объяснять, что каска и кираса выдаются от казны, а мундир он строил у известного всему Петербургу портного Захарьича с Литейного, знаменитого тем, что обшивал тот лишь лейб-гвардейскую тяжелую кавалерию, и однажды чуть не получил в зубы от георгиевского кавалера полковника Щепотьева. Сей герой, произведенный в чин после Текинского похода за отчаянную храбрость, по наивности своей, принялся спрашивать наилучшего и непременно самого дорогого портного по военной части – деньгами офицеры-текинцы известное дело, сорили направо и налево, вызывая острейшую зависть у блестящих, но сплошь и рядом пребывающих по уши в долгах гвардионцев…
Спутник барона свел недоразумение к шутке, а присутствовавшие при сём реконструкторы вежливо хохотнули, сочтя выходку Корфа за стремление даже и в мелочах соответствовать принятому образу. В их среде случалось и не такое - хотя подобное упорство более подходило ролевикам-толкиенистам, забывающим порой, в какой реальности они в данный момент пребывают.
А вот для Каретникова этот случай послужил своего рода спусковым крючком, запустившим цепочку сомнений – слишком свежа была еще в памяти прогулка по Москве позапрошлого века… зеркальный тестовский зал, где за соседним столиком – офицеры в мундирах царской армии. Пусть не в блестящих конно-гвардейских, но, безо всякого сомнения, подлинных на все сто– как, впрочем, и их владельцы. .
И Каретников принялся осторожно прощупывать барона – «на косвенных», как говаривали милые его сердцу персонажи богомоловского «В августе 44-го». И старался выбрать моменты, когда рядом нет Романа - молодого человека в пехотном мундире, старательно опекавшего барона; тот-то, ж наверняка был их современником.
Убедив себя, что Корф – ни кто иной, как гость из прошлого (попавший сюда тоже, видимо, недосмотром раззявы Олегыча), Каретников осторожно намекнул на возможного общего знакомого. К удивлению, реакции не последовало; дальнейшая беседа показала, что либо барон не имеет никакого понятия ни об Олеге Семенове ни о его сыне, либо – он гениальный актер, не допускающий ни единого прокола. Последнее настолько не вязалось с обликом бравого конногвардейца, его манерой речи, что Каретников усомнился в своих выводах, списав их на волнение и общий настрой после жаркого, суматошного дня.
Но когда он прощался с бароном, сомнения вспыхнули с новой силой. Мобильника у того не оказалось, а на предложение встретиться, дабы продолжить интересное знакомство, ответ был дан крайне невразумительный. Положение снова спас Роман; обменявшись с ним номерами мобильных, Каретников отправился к парковке, старательно и безуспешно борясь со своими подозрениями.