11. Реквием Пятому полку

Нежаркое солнце щадит людей, затянутых в сукно, кожаные ремни и сталь. В лучах его тускло блестит шитьё на офицерских мундирах, императорские вензеля «N» на ташках* гусар, и латунные кокарды киверов. Но вдоволь полюбоваться этим зрелищем сегодня не получиться, мешает повисшая над полем пелена порохового дыма. А уж когда стреляют двухфунтовки** гвардейской конной артиллерии, стоящие в самом центре, напротив редута то дымные столбы из жерл закрывают от камеры всё: и цепи вольтижёров, и блестящих кирасир генерала Коленкура, и конных егерей в тёмно-зелёных мундирах, что скапливались на фланге, за редкими кустами тальника по берегам речки Колочи.

##* Ташка - плоская кожаная гусарская сумка, украшенная вензелем и номером части. Служила для хранения донесений, пакетов, карт.
##* калибры орудий измерялись по весу круглого чугунного ядра, отлитого по диаметру ствола. На вооружении были орудия калибром 2,3, 6, 10, 12 и 24 фунта.

Витька поднял квадрокоптер повыше, и картинка сделалась похожей на рельефный макет. На таймере мигали цифры — 14.48. Сражение продолжалось больше девяти часов: давно превратился в уголья мост возле села Бородино, и лейб-егеря полковника Бистрома отбросили дивизию Дельзона прочь; уже пали на левом фланге русских позиций флеши. Уже получил смертельное ранение любимец армии Пётр Иванович Багратион, и в бою за Утицкий холм погиб храбрый генерал Тучков, возглавивший контратаку павловских гренадёр. Уже и сам холм оставлен - после того, как защитники флешей отошли за Семёновский овраг.
Французы, придя в себя после лихого рейда кавалеристов Уварова и платовских казаков, снова взялись за Курганную батарею. Она ощетинилась пушками в самом центре русских позиций, и Наполеон не сомневался, что здесь ключ к успеху всего дела. Понимал это и Кутузов, а потому свежие дивизии графа Остремана-Толстого спешили сменить корпус Раевского, растерзанный утренними атаками Евгения Богарне. Дальше, у оврага, разворачивалась гвардия, Преображенский и Семёновский полки; с правого фланга подходили на рысях кавалергарды и конногвардейцы, чтобы занять место во второй линии.
Это всё теория, думал Витька. Сухая хронология, строки из учебников и монографий, и писали их люди, которые в глаза не видели того, что разворачивалось перед ними сейчас. Квадрокоптер пересёк ничейную полосу, завис над редутом и нырнул вниз, к штыкам остермановых гренадер. Камера вдруг ослепла, экран затянуло густыми клубами дыма — внизу рванул зарядный ящик, подбитый французской гранатой. Аппаратик нещадно мотало из стороны в сторону, и Витька до крови прикусил губу, стараясь удержать его, не дать свалиться в разверзшийся ад — это полторы сотни французских пушек с фронта и флешей накрыли редут перекрёстным огнём. Не хватало ещё нарваться на шальное ядро, подумал он и тронул рычажок. Беспилотник подпрыгнул, уходя из «зоны смерти», заполненной жужжащим в воздухе чугуном, и теперь летел над боевыми порядками наполеоновских войск.
Мальчик скосил глаз в уголок экрана — полоска видеозаписи заполнена почти на треть. Лишь бы места на диске хватило, а батареи почти полны, полчаса полёта гарантированно. Только надо поберечь энергию для возвращения, упавшую машинку в этой сумятице нипочём не отыскать. Даже если они сойдут с ума и отправятся к Семёновскому и Курганной батарее.
Кавалерийский корпус Коленкура разворачивался в боевые порядки. Первые ряды эскадронных шеренг блестели сквозь дымное марево металлом — это выстроился для атаки Пятый кирасирский полк. За их спинами подходила кавалерия Ватье, чтобы перебраться через Семёновку ниже устья ручья и сбросить русскую пехоту, стоящую правее редута, в Горицкий овраг.
Направленный микрофон, спаренный с камерой позволял вычленять из общего фона отдельные звуки. Мишка, работавший за видеооператора, нацелился на офицера, гарцевавшего перед строем эскадрона, и в наушниках возник гортанный голос, подававший отрывистые команды на незнакомом языке:
— A gauche convetion marche!*
Шеренга принялась разворачиваться влево. Офицер, обернулся, привстав на стременах. От стоящей вдали группы всадников к кирасирам галопом нёсся адъютант в роскошном белом кольбаке и голубом ментике, отороченном белым мехом. На скаку он махал рукой в сторону русских позиций и неслышно кричал.
Кирасирский офицер поморщился и повернулся к своим людям:
— Serrez vous range! Prepare pour charge!**

##* (фр.) Изменить направление налево
##** (фр.) Сплотить ряды! Приготовиться к атаке!

По шеренге прокатилось движение. Кирасиры принимали влево, сокращая интервалы между всадниками; малое время спустя они уже стояли колено к колену, выжидающе поглядывая на офицера. Правофланговый, боролся с заигравшей некстати рыжей кобылой — та мотала головой и дергала повод.
— Sabre a maine! Portez vous arme!*
Палаши с лязгом вылетели из ножен. Адъютант подлетел к офицеру и, наклонившись, принялся что-то говорить; шагах в десяти лопнула пущенная с Курганной батареи граната, конь адъютанта, присев на зады, отпрянул, всадник еле удержался, вцепившись в гриву. Кирасир высокомерно усмехнулся, кивнул, опустил палаш к стремени и приподнялся в седле:
— Au trot marche!**
Шеренги двинулись; кирасиры держали клинки по уставному, на плече. Кони шли ровно, всадники держались колено к колену, лишь игривая рыжая правофлангового всё норовила выйти из линии вперед.
— Au galope marche!***
Ухнуло. Низкорослому вольтижёру, крайнему в ротной шеренге, мимо которой проходили кирасиры, показалось, что под ногами дрогнула земля, и он поспешно шагнул в сторону. Сверкающая сталью линия прянула вперёд, не теряя стройности. Всадник на рыжей лошади вырвался, было, на пол корпуса, но придержал, сохраняя строй.
— Сharge!****

##* (фр.) Сабли в руку! На плечо!
##** (фр.) Рысью, марш!
##*** (фр.) Галопом, марш!
##**** (фр.) В атаку!

Клинки разом взлетели, полыхнув на солнце: французы не размахивали палашами над головой, а вытянули их вперед, подобно копьям. Впереди — рукой подать! — высилась Курганная батарея, но чтобы добраться до неё, надо было преодолеть ещё линии траншей, заваленные телами русских и французских пехотинцев, и подняться по склону к фасам* редута. В траншеях оставались ещё защитники — из-за изломанных рогаток, разбитых ядрами фашин вразнобой захлопали мушкеты кексгольмцев, перновцев и егерей. Но это, конечно, не могло ни остановить, ни даже притормозить des hommes de fer** - что им ошмётки пехотного прикрытия! И в этот момент навстречу накатывающей лавине ударили русские пушки.
Залп по идущей тесно, колено к колену, стремя к стремени коннице произвел тот же эффект, что и хорошо отбитая коса на росистом лугу. Снопы картечи прорубали бреши в рядах Пятого полка; лошади, всадники летели на землю, и в эту кровавую кашу врезалась вторая эскадронная шеренга, державшая предписанную уставом дистанцию в два лошадиных корпуса позади первой. Кому повезло — сумели перепрыгнуть через груды изломанных тел; невезучие валились, давя упавших.

##* Фас - сторона укрепления, обращённая к противнику.
##** (фр.) - «железные люди»; так называл своих кирасир Наполеон.

Поредевшая первая шеренга преодолела траншеи и докатилась до фасов. Орудия рявкнули ещё раз, в упор, когда ни единая картечина не пропадает даром, безошибочно находя живое, теплое, пульсирующее. Не меньше трети эскадрона осталось на гласисе*, но латная река уже обтекла курган и захлестнула редут с тыла. Камера транслировала на экран все подробности с невыносимой чёткостью. Будто сверх-реалистичный фильм, в котором не экономили на бюджете... только вот это не спецэффекты. Это всё взаправду. Вот всадник, не сумев сдержать осатаневшего коня, врезается в пушку и сминается о лафет, как картонная фигурка; вот голый по пояс канонир размахивает тяжёлым гандшпугом* каждым взмахом по снося французу; вот юноша-поручик, выставив перед собой шпажку, неумело тычет ею в напирающих врагов и падает под ударом палаша. Вот спешившиеся кавалеристы разворачивают пушку; в ногах у них путаются пустые ножны на длинных ремнях, клинки зажаты под мышками. На французов набрасываются закопченные, перемазанные кровью люди с кирками и ломами, но рядом лопается граната, и страшную сцену затягивает клубами дыма и пыли.

##* Гласис - пологая земляная насыпь перед полевым укреплением.
##** Гандшпуг - рычаг из дерева крепкой породы, окованный железом. Служил для поворота орудийного лафета или хобота (задней части) пушечного ствола.

Кирасиры Коленкура, сумевшие ворваться в редут, спешились, и теперь насмерть резались в орудийных двориках с артиллерийской прислугой. Их командир валялся сзади, в сгоревшей траве, пробитый ружейной пулей в лоб, и теперь французы свирепо жаждали одного: отомстить этим упрямцам, которые никак не хотят признать поражение и отдать эту batterie infernale*. То тут, то там возникали водовороты из кирас, зелёных мундиров, белых рубах — это батарейцы умирали на лафетах пушек, не желая отступать ни на шаг.
Витька, не в силах более смотреть на эти ужасы, дёрнул квадрокоптер вверх, метров на пятьдесят. Открывшаяся картина оказалась ещё страшнее: курган до самого подножия траншей был очешуен сверкающим металлом. Кирасы, каски зеркально отражали солнечные лучи вперемешку с языками пламени из пушечных жерл. Редут ещё жил; заваленный телами бонапартовых «железных людей», он казался огнедышащим чудищем, меж стальных чешуй которого обильно сочится кровь. А в укрепление врывались всё новые и новые всадники. Топча тела, густо устилавшие землю, они наскоро выстраивались, чтобы смести зацепившихся за обратный скат кексгольмцев - последний, страшный coup de grace* отборной французской кавалерии, нашедшей на Курганной батарее свою могилу.

##* (фр.) адская батарея.
##** (фр.) решающий, смертельный удар, добивающий поверженного врага.

13. Махнём, не глядя?
- Слушай, может подождём пока с возвращением?
- Не насмотрелся, ещё хочешь? Так выйди во двор, поинтересуйся! Там есть, на что посмотреть: трупы, руки-ноги отрубленные, кровища! - Витю трясло, перед глазами стояли кошмарные сцены резни на Курганной батарее. - Нет уж, хватит с меня, пора сматываться...
- Ну... нехорошо ведь так! Сам же говорил про хомячков с айфонами, которые сбегаются на любую аварию, лишь бы поснимать и в сеть выложить! Мы что, тоже теперь, как они? Я лично - не желаю. Вокруг люди воюют, дело своё делают, а мы, вроде как на экскурсии! Пошли, поможем чем нибудь...
- Вот именно - своё дело! - заорал Витька. - Тебе что, мало этого гусара, хочешь ещё что-нибудь замутить? Приключений ищешь на свою... и на мою..? Нет уж, слезаем с чердака и валим отсюда, пока целы!
Вообще-то Мишка прав. До чего не хочется драпать вот так, тайком, будто они в чём-то виноваты. А может, так и есть, виноваты? Хотя бы в том, что через час будут сидеть дома, в тишине, будут пить чай и заедать пирожками из соседней булочной, а здесь люди кровью умываются?
Стоп, оборвал себя он, так и свихнуться недолго. Да стоп же! Всё это уже БЫЛО - и произошло больше двухсот лет назад. Они при всём желании, не могут ни во что вмешиваться, да и не должны!
Но ведь вмешались? Вот и разбирайся теперь...
Но, как бы то ни было, на чердаке им больше делать нечего. Оставалось упаковать ноутбук и прочее барахло в вещмешок и слезть. Лестница предательски скрипела, Витька то и дело испуганно замирал - услышат, заметят, домотаются: «а что это вы, молодые люди, делаете на режимном объекте?»
Но окружающим было не до них. Раненые всё прибывали, и во дворе разъездного госпиталя творилось настоящее столпотворение. Всюду бегали ополченцы и санитары: кто с носилками, кто с ведрами, полными воды, кто с охапками окровавленного тряпья. Суетился, отдавая распоряжения полный человек в пенсне и кожаном фартуке поверх форменного сюртука - военный лекарь. Рукава рубахи закатаны выше локтей; фартук, руки густо заляпаны красным. Одуряюще, резко пахло свежей кровью, болью, человеческим страданием. Витькины ноги вдруг сделались ватными, подкосились, к горлу подкатила тошнота, перед глазами поплыло. Он пошатнулся, но устоял - не хватало ещё хлопнуться в обморок на глазах у предков!
Навстречу бодро рысили трое ратников, катя перед собой тележки с ранеными. Ребята посторонились.
- Всё, Мих, не могу больше... - с трудом выдавил из себя Витька. - Пошли, колодец разыщем, а то мутит что-то...
Колодец нашёлся в глубине двора, за аптекарской повозкой со снятыми передним колёсами. Возле него толпились люди - санитары, ратники ополчения с вёдрами и манерками Ребята выпросили у обозного солдата ведро и наполнили бутыль; колодезная вода оказалась ледяной, и от неё сразу заломило зубы.
Рядом с колодцем была устроена коновязь. Там, на куче прелой соломы ожидали перевязки десятка полтора легкораненых, из числа тех, что пришёл своими ногами. Возле одного из них, рослого драгуна с разбитым лицом, валялось в пыли ружьё.
Мишка, увидав бесхозный ствол, оживился:
- Это ваше, дяденька? Можно подержать?
«Нашёл время!» - хотел одёрнуть его Витька, но не стал: они столько времени провели здесь, а до сих пор в руках не держали ни мушкета, ни сабли, ни даже завалящего тесака. Куда это годится?
А Мишка, похоже, забыл и о моральных терзаниях и о парадоксах путешествий во времени. Вон, как глаза разгорелись - ружьё ему...
- Не, не моё. - поморщился драгун. Половины передних зубов у него не хватало, вместо них торчали осколки.- Мы его заместо носилок приспособили: намотали шинелишку и понесли товарища нашего. Не донесли, кончился - в живот был пораненый, картечью. Оченно мучился... А ружьецо это - хранцузский мушкетон. Видишь, погон слева, штоб на перевязь цеплять? Кавалеристы ихние с таким ездят. Только негодящий он, ложа пулей стукнута. Кому теперь такая дрянь нужна?
Драгун сильно шепелявил разбитыми губами, то и дело сплёвывая в пыль кровавой слюной. Мишка поднял мушкетон и повертел в руках. Почти вдвое короче пехотных ружей; на ложе сбоку привинчена длинная железная скоба. Наверное, это и есть «погон», о котором говорил драгун. Приклад и правда, расщеплен вдоль, изрядный кусок дерева напрочь вырван пулей. Интересно, спасло это владельца? Крови на ложе не видно...
- Если вам не нужно, можно я его себе возьму?
- Да бери, - великодушно разрешил драгун. - мне этого барахла не жалко!
И расхохотался, широко разевая щербатый рот. Другие раненые вторили ему.
Мишка подобострастно хихикнул. Ну и что, пускай разбит! Зато - настоящий антиквариат, не новодел какой! Будет вещественное доказательство их приключений.
Драгун отсмеялся и принялся показывать, как обращаться с подарком:
- Во, гляди-кось, малец - энто ружейный замок наилучшей хранцузской батарейной системы. Умеют они, нехристи, военную справу мастерить. Это, значить, курок. Сюды кремень ввинчен...
И с натугой оттянул пальцем стальной молоточек. Тот встал на стопор со звонким щелчком.
- И что, теперь можно стрелять?
Мишка уже забыл обидный смех и заворожённо глядел на смертоносную игрушку. Он помнил, как ополченец-брадобрей сетовал на ружейную премудрость и теперь старался запомнить каждое движение рук «инструктора».
- Стреля-я-ть! Экой ты торопливый! Сначала, следовает открыть полку, вот эдак, - он откинул вперёд блестящую металлическую крышку замка, - потом сдуть, а там уже скуси патрон...
Мишка не понял:
- «Скуси патрон» - это как? Разве патрон укусишь, он же из металла?
Драгун привстал и потянулся к патронной сумке на широченном белом кожаном ремне, висящей на жердине. Порылся, достал скрученный из жёлтой бумаги цилиндрик длиной в полтора пальца.
- Вот он, патрон! Порох и пуля, в гумагу завёрнуты, салом пропитанную, от сырости. А скусывать - энто чтобы пороху натрусить на полку, затравка называется. Её искра от кремня зажигает, а от того ужо и заряд в стволе... Пороху на затравку потребно самую малость...
Драгун сунул бумажный патрон в рот и скривился от боли - забыл про выбитые зубы.
- Брось, Федос! - недовольно буркнул другой раненый, судя по мундиру, артиллерист. Правая его нога, распухшая, как бревно, была аккуратно обложена дощечками и замотана мочалом. - Не настрелялся, што ль? Кавалерия, одно слово! Неосновательный вы народ, несурьёзный!
- Зато вы, пушкари, сурьёзный, хоть святых выноси! - не остался в долгу драгун. - Жалко тебе? Пущай малец воинскому делу обучится, наука на вороту не виснет. На его век войн, небось, хватит.
Артиллерист пожал плечами и отвернулся. Драгун, кривясь от боли, кое-как приноровился и отодрал уцелевшими зубами бумажную закрутку:
- Значит, скуси патрон, натруси затравку, полку закрой... Теперя порох надоть сыпать в ствол, да смотри - патрон-то в пальцах разомни, чтобы всё, до крупинки высыпалось! Потом гумагу с пулей в дуло, и шомполом - вот он, под стволом пристроен! - прибиваешь. Да смотри, лёгко, а то зёрна пороховые подавишь, выстрела не будет. Фукнет, зашипит, и всё!
Объяснения лн сопровождал наглядными действиями: щелкал крышкой полки, ставил оружие на разбитый приклад, прибивал пулю. Закончив, засунул шомпол на место и протянул заряженный мушкетон Мишке.
Тот с опаской взял смертоносную штуковину.
- И что, можно стрелять?
- Нет, ишо рано, - покачал головой драгун. - Курок стоит на полувзводе, кремень искры не даст. Надо оттянуть до упора, и как встанет на полный взвод - вот тогда жми собачку, пали. Тока не здесь, баловство это, верно пушкарь говорит. Отойдёшь подальше, там стреляй вволю!
- Только смотри, не угоди в кого... - прогудел, не оборачиваясь пушкарь. - И без ваших забав крови сколько пролилось, и ещё прольётся...
- Да, конечно, я осторожно! - заверил Мишка. - Мы пойдём тогда, стрельнём, а вы выздоравливайте, Бог вам в помощь!
Ребята засобирались - и правда, пора было и честь знать. Витька распрощался с ранеными и пошёл прочь от коновязи, а Мишка, воровато оглянувшись, спросил щербатого драгуна:
- Дядя Федос, а вы мне не дадите патронов, сколько не жаль? Хочу поупражняться...
- Держи, чего их жалеть, чай не свои, казённые.- и сыпанул в подставленные ладошки десяток бумажных цилиндриков. - Учись, дело доброе. И смотри, постерегись, Аника-воин!
Мишка мотнул головой - «спасибо, дядечка!» - и кинулся вслед за Витей. И остановился, не сделав и трёх шагов.
- Забыл чего, малец? - поинтересовался хмурый артиллерист.
- Я дядечка... вот, держите! - Мишка сунул ему упаковки стерильных бинтов. - Перевяжете, а то когда ещё до вас очередь дойдёт! А это - мазь, заживляющий бальзам.
И добавил к бинтам «Спасатель».
- Чудно как-то... - артиллерист повертел в заскорузлых пальцах полосатый тюбик. - А мазь где же?
Ну конечно, сообразил Мишка, здесь, у них нет даже самой обычной зубной пасты! Вот он и не может понять, что делать с подарком.
- Вот, смотрите - он открутил крышечку и выдавил на палец каплю остро пахнущей мази. - Понемногу - и намазываете на рану. Это очень хорошее средство против заражения. Только надо сразу, пока не загноилось...
_ Спасибо, сынок! - растроганно прогудел артиллерист. - оченно пользительно, ежели помогает от антонова огня*. Сколько раненых от этой напасти помирает - не счесть. Дай Бог тебе здоровья, поспешай, а мы уж тут как-нибудь подлечимся!
- Выздоравливайте! - крикнул Мишка и побежал вслед за Витькой, на ходу рассовывая по карманам подаренные патроны.

##* Антонов огонь - так в старину называли гангрену.

Витя ждал приятеля в паре сотен шагов от забора.
- Ну что, куда теперь? - спросил Мишка, тяжело дыша. Бежать с сумкой и мушкетоном было неудобно.
- Строго говоря, надо вернуться на бивак егерей и найти хронопробой. Только кто его знает, что там сейчас творится? Наши ведь отступили и с флешей и с Утицкого кургана - а бивак как раз посередине! Если Брестский полк не удержал позицию, то сейчас там неприятель.
- Что же нам теперь ещё и к французам лезть? - встревожился Мишка. - Нет, я на это не подписывался! Пристрелят, и фамилии не спросят...
Витька закусил губу.
- Да, пожалуй, не стоит. Тем более, они сейчас злые, из за больших потерь. Могут и шлёпнуть, не особо разбираясь, что к чему.
- Может, ночью? - предложил Мишка.- В темноте легче укрыться, да и не до того будет - после сражения наверняка примутся по всему полю раненых собирать. Сделаем вид, что мы тоже санитары, как-нибудь доберёмся!
Витя представил, как они в темноте пробираются по полю, заваленному мёртвыми телами, и поёжился.
- Что-то неохота. Да и заблудимся в темноте...
- Не заблудимся - уверенно заявил Мишка. - Детектор выведет, как вчера. Посмотри, кстати, что он там пишет?
Чёрная коробочка пискнула и ожила, на экране засветилось окошко:

Доступна функция «Экстренное возвращение»
Применить?

Ух ты! - обрадовался мальчик. - Вовремя! Ну что, поехали?
Мишка переминался с ноги на ногу.
- Слушай, а куда торопиться? Давай ещё тут побудем! Прикинь, этого же кроме нас никто не видел, и теперь уже не увидит.
- Это почему не увидит? Машина времени - вот она, работает. Найти хронопробой, и вперёд!
Ну, мало ли... - пожал плечами Мишка. - Может, она в то же самое время больше не забрасывает?
- Может и не так, а может и нет. К тому же, как ты собираешься смотреть? Квадрик мы расколотили...
- Можно просто так походить! Вон сколько всего мы видели своими глазами, без камеры? Ополченцы, Брестский полк, мушкетон, вот, подарили! А домотаются, кто мы - снова наврём про папашу-англичанина. Два раза уже прокатило!
Витьк помотал головой.
- А в третий может и не прокатить. Нарвёмся на штабного, который точно знает, что при ставке Кутузове нет никакого англичанина - что тогда? СМЕРШа, как в Великую Отечественную тут, конечно, нет, но вот жандармы имеются. Нет уж, погуляли, и будет. Возвращаемся!
- Постой! - Мишка схватил его за руку. - А ты не боишься?
- Чего бояться? Написано ведь - «Доступно экстренное возвращение». Машинка умная, пока нас не подводила...
- Да я не о том! Сам же рассказывал про бабочку, помнишь? А если мы вернёмся, и там всё по другому? Как в том фильме, забыл, как называется... там ещё профессор такой прикольный?
- «Назад в будущее». - кивнул Витька. - Ну да, вполне может и такое быть, мало ли чем эта история с гусаром обернётся?
- А я ещё раненым «Спасатель» отдал - нехотя признался Миша. - Неудобно, понимаешь, нам всё объяснили, мушкетон подарили, а мы - «до свидания, нам пора!» Вот и решил хоть чем-нибудь помочь...
Да ладно, понимаю. - махнул рукой Витя. - Я и сам, честно признаться думал... Только что же, нам теперь здесь оставаться? Что-то меня не тянет жить в девятнадцатом веке.
- А что, забавно было бы. Мы же столько всего знаем - могли бы большие дела делать! Читал я одну книжку, так там мужик попал к Сталину и стал советовать, как войну выиграть. А Сталин его...
- Всё, хватит! - Витька решительно пресёк опасные идеи. - Возвращаемся! Не хватало ещё попаданцев из себя строить! Тоже мне, янки при дворе царя Александра...
И поспешно, пока сам не передумал, ткнул пальцем в зелёную галочку.

15. О чём с вами говорить?
- Сегодня у нас в гостях известный писатель, историк, блогер и режиссер Евгений Николаевич Опанасенко. Те, кто следит за медийным пространством знает его по выступлениям в эфире одной популярной радиостанции. В своих книгах он даёт альтернативный взгляд на войну с Наполеоном. Мы привыкли к иному толкованию этих событий, но давайте не будем забывать - современный человек должен иметь своё собственное мнение. И не страшно, если оно будет противоречить так называемым «прописным истинам», верно?
Собравшиеся - в зале сидели, по большей части, ученики девятого-десятого классов, но были и ребята помладше, - заученно закивали. Было ясно, что Маркуша произносит эти слова далеко не в первый раз.
- Что ж, давайте послушаем господина Опанасенко, а когда он закончит, обсудим! Просим вас, Евгений Николаевич!
В ответ нестройно зааплодировали. Гость занял место на кафедре, сделал ручкой и улыбнулся профессиональной улыбкой опытного шоумена.
- Сегодня мы поговорим о войне 1812-го года. Её, как вы, конечно, знаете из учебников, называют Первой Отечественной. Скажу сразу - редко какое из исторических событий обросло таким количеством легенд и лжи. Кому же понадобился этот двухсотлетний фарс?
Витька слушал. Перед глазами его вставало то, что они видели совсем недавно: поле, затянутое дымами, суровые лица русских солдат, щетины штыков, колышущиеся над киверами. Вот проносятся на карьере красные уланы, преследующие мальчишку-павлоградца, вот скрипят колёса телег, на которых везут в госпиталь раненых солдат...
А господин на трибуне говорил - гладко, без единой запинки. Ясно было, что речь эта произносится не в первый раз, каждое слово в ней давным-давно выверено:
-...люди несведующие вправе спросить: получается, русские проиграли? Да, отвечу я, причём проиграли позорно: имея перевес и в солдатах и в пушках, стоя на укреплённой позиции, и, к тому же сражаясь за «святую Русь»!
Докладчик не позволил себе модного жеста, «кавычек» - но Витька уловил, как непроизвольно дёрнулись вверх пальцы.
-... Кутузов даже театрально пронес икону Богородицы перед строем – но, как оказалась, и это не помогло. А вот у французов не было молебнов и попов, зато сражаться они умели. И, главное, хотели, чего никак не скажешь о так называемом «православном воинстве»! Исторические документы, которые я привожу в книге - их, кстати, власти скрывали все эти двести лет! - неопровержимо свидетельствуют: русские проиграли Бородино и оставили Москву не только потому, что офицеры и генералы плохо знали военное дело. Нет, ещё и потому что простые солдаты вовсе не рвались сражаться за отечество!

...стреляющий угольями костёр, вокруг него - солдаты прапорщика Яковлева. Из темноты раздаётся жизнерадостное «Ступай к чарке!», но седой егерь отвечает за всех: «Спасибо за честь! Не к тому изготовились, не такой завтра день...»
...десятки рук, вскинувшихся в крестных знамениях, и беззвучные молитвы: «Помоги, дай сил постоять за землю своя…»

К горлу снова, как тогда, у костра, подкатил тугой комок. Руки непроизвольно сжимались в кулаки.
-...скажите, как могли бы полторы сотни оголодавших, заморенных европейцев, все эти изнеженные французы, поляки, итальянцы, одолеть русскую армию - свежую, получавшую подкрепления, стоящую на своей земле, - будь у русских солдат хоть малейшее желание драться?

...кирасиры шли на редут волнами, щедро устилая землю своими трупами. И картечь, бьющая в упор, не могла хотя бы притормозить натиск лучшей тяжёлой кавалерии Европы. Какими же воистину былинными богатырями, подумал мальчик, какими, без всякого преувеличения, героями были наши предки, если смогли остановить этих великолепных «железных людей» - храбрых, сильных, умелых, готовых без счёта платить своей и чужой кровью за каждый метр изрытого ядрами гласиса?

- ...А разгадка проста: с одной стороны, солдаты - между прочим, вчерашние крестьяне, - никакого патриотизма не испытывали и сражаться за то, чтобы их и далее пороли на конюшне, не желали. А с другой – русские генералы далеко уступали в умении европейским!
Витя оглянулся. В зале недоумённо перешёптывались; кто-то наоборот замер, ловя каждое слово. Нескладный, длинный десятиклассник, сидящий в их ряду, старательно тянул руку; другой он придерживал на коленях толстенный том «Военные кампании Наполеона». Витька хмыкнул - не они одни готовились, есть ещё энтузиасты военной истории.
-...имея больше артиллерии, русские ее разместили, так сказать, веером, и пушки стреляли по березам. А Наполеон применил страшную военную хитрость – направил стволы только туда, где видел неприятельских солдат . И как это ему только в голову пришло? Одно слово - военный гений!
И сделал паузу, давая слушателям возможность оценить остроту. Те не подвели - по залу прокатились смешки.
Длинный десятиклассник не выдержал и вскочил.
- Скажите пожалуйста, можно я...
Маркуша отреагировала сразу:
- Сядь, Малков, все вопросы потом!
- Нет, ну почему же? - добродушно отозвался докладчик. - Я вижу, молодой человек давно тянет руку. Что у вас за вопрос?
Десятиклассник смутился, но быстро взял себя в руки.
- Вы только что сказали насчёт пушек... но ведь шквальный огонь и массирование батарей - это те нововведения, благодаря которым Наполеон всегда побеждал. А в других европейских армиях пушки распределяли равномерно, по боевым порядкам. И русские военачальники сделали так, как требовала тогдашняя военная наука!
- Это частности. - мгновенно отреагировал Евгений Николаевич. - И потом, что мешало всем этим Кутузовым, Багратионам, не раз, кстати, битым французами, учиться у победителей? Нет, они расставили пушки как попало, и те не причиняли французам никакого вреда!

...под перекрёстным огнём полутора сотен французских орудий Курганная батарея превратилась в огненный ад. И этот ад изрыгал ядра, гранаты, снопы картечи, прорубавшие в атакующих порядках кровавые просеки. Нет, эти пушки стреляли не по берёзам, и доказательством тому были тела, кирасы, кивера, каски, сплошным ковром устилавшие подходы к редуту.

- И напоследок... - Евгений Николаевич сделал глоток из пластикового стаканчика минералки, деликатно кашлянул и продолжил:
- ...и напоследок я развенчаю главный миф. Это, конечно, так называемое народное ополчение. Где же тот «русский дух», который все побеждает? А нигде! Крестьяне, боясь, что их упекут в рекруты, скрывались в лесу. В итоге, сразу дезертировало почти семьдесят процентов!

...брадобрей купил на Сретенке пистолет на свои, не такие уж великие доходы. Приказчик-охотнорядец, не имея и того, засунул за пояс безмен, готовясь расправиться с французами так же, как расправлялся с полуночными татями, залезшими в лабаз. Они делали то, что было велено - по-мужицки добросовестно, обстоятельно; с зубоскальством, или в угрюмом молчании, как крестьянин-цветовод из подмосковного имения. Они не прятались по лесам: пришли своей охотой, сетуя, что их, вооружённых топорами да рогатинами, с одним ружьём на пятерых, поберегли, приставили к мужицкой работе, а не бросили в самое пекло битвы.

- Что он несёт? - сдавленно прошипел Мишка. - Это же... всё же не так совсем, мы сами видели! Чего молчишь, скажи!
Витька разжал пальцы. На коже отпечатались красные следы от ногтей - с такой силой он стискивал кулаки.
- Незачем, Миха. Ну о чём с ним говорить? Сам видишь - он все вывернет по своему. Или предлагаешь устроить скандал?
- Нет, я... - Мишка растерялся. - Но нельзя же так оставить? Вон сколько народу слушает, и верит, между прочим!
Витя встал. Теперь он говорил во весь голос, будто забыв о господине на трибуне.
- Верить можно любой ерунде. Но, если не хочешь, чтобы тебе вбивали в голову всяческий вздор - надо думать самому. И не слушать, кого попало.
В зале повисла гробовая тишина. Кто-то охнул, с заднего ряда раздалось «Во даёт!»
- Ты что себе позволяешь, Серёжин? Немедленно сядь, мы с тобой после заседания побеседуем!
А, будь что будет, решил Витька. В крайнем случае - попрошу родителей перевести меня в другую школу.
- Не буду я садиться, Татьяна Марковна. Я лучше пойду, хватит с меня этой альтернативной истории. То есть, хороший жанр, но тогда уж так и говорите, что фантастика. А так - времени жалко...
Зал загудел. Несколько человек вскочили с мест, кто-то даже захлопал.
- Ты что, Серёжин, белены объелся? Ты хоть соображаешь...
Витька не выдержал:
- Я-то соображаю! А вот этот... господин Опанасенко, или как там его - он понимает, что наговорил?
Евгений Николаевич постучал ручкой по краю кафедры, все взоры тут же обратились к нему. Он был опытен в словесных баталиях, и не потерял самообладания - по прежнему отечески, мудро улыбался бестолковому гимназисту. Разве что, улыбка стал чуть-чуть натянутой.
- Я вас понимаю, молодой человек. Не каждому дано выйти за рамки косных теорий. Но давайте подумаем вместе - кому выгодно загонять вас в эти рамки? И тогда...
- ...и тогда я с вами соглашусь? Не дождётесь. - отрезал Витя. Он будто стряхнул с себя клейкую паутину и вырвался на свободу.Тело стало лёгким, будто шарик, наполненный гелием.
- Как грустно, Татьяна Марковна, что ваши ученики мыслят так...- господин тщательно выбирал слова, - ... так узко. Я полагал, что такой педагог как вы, способен привить широкий взгляд на историю.
Маркушу будто по лицу ударили. Витя увидел, как в глазах исторички сверкнула самая настоящая злость.
- Вообще-то я только неделю здесь учусь. И Татьяна Марковна ещё не успела привить мне эту вашу... широту. Повезло, понимаете ли...
В зале захихикали. Маркушино лицо пошло красными пятнами.
- Ты, кажется, куда-то собирался, Серёжин? - сказала она почти спокойно. - Мы тебя не задерживаем, можешь идти!
- Ну что вы, коллега, зачем же так! - господин всё ещё пытался демонстрировать аудитории свою толерантность. - Я уверен, мы с молодым человеком сумеем найти общий язык, и тогда...
- Не найдём мы с вами общего языка. - твёрдо ответил Витька. - Да и вообще, о чём нам с вами говорить?
И пошёл к двери. Мишка встал, чтобы идти вслед за другом.
- А ты куда, Сугорин? - жалобно спросила Маркуша. Это прозвучало как «И ты, Брут!»
- Я, Татьяна Марковна... - мальчику на секунду стало жаль классную. Но за её спиной маячил на кафедре прилизанный господин, и Мишка решился: - Вы простите, но Серёжин прав, не о чем тут говорить!
И, захлопывая дверь, успел заметить, как поднимаются другие; первым к выходу заторопился долговязый десятиклассник.
- Прав Витька, прав! - билось у Мишки в голове. - Пусть сами думают, что мы им, няньки?